Лилея - Елена Чудинова

— Что сие, Ан Анку?

— Гора Святого Михаила. Монастырь.

Ах, вон оно что! А вить Филипп не раз поминал какой-то монастырь на морской горе. Воистину, одно дело слышать, а увидеть воочию вовсе даже другое.

— Там сейчас монахи? Их не тронули синие?

— Нет, — Ан Анку усмехнулся. — Их еще не тронули. Это братья бенедиктинцы. Жаль, что у нас нету сейчас времени на молитву, но на гору святого Михаила подниматься долго.

— Это ведь в прилив остров? Сейчас так легко его достичь!

Ровный песок так и манил бежать к прекрасной горе.

Ан Анку промолчал, затем, настороженный, прислушался. Сошел с дороги, распростерся на земле, прижавшись ухом.

— Синие идут… — Шуан все продолжал прислушиваться. — Не те, что на днях высланы в Кан. Это люди Сантера. Батальон? Или рота? Что-то не пойму…

— Здесь есть где укрыться от них? — Параша, присев, приложила ладонь к земле, прощупывая ее трепет словно пульс больного.

— Да укрыться-то есть где, хоть бы и вон в том баркасе, — Ан Анку, хмурясь, указал на черную лодку, лежавшую носом на невзрачной траве, а кормою на песке. — Только как бы их остановить, они ведь охотятся сейчас за Белым Лисом.

— Остановить? Батальон? Да ты, парень, белены объелся? — негодующе подбоченилась Катя. — Как остановить батальон с тремя ружьями и одним в запасе?

— Вот и я думаю, как? — Ан Анку, наконец, поднялся. — Полного батальона там нету, хоть это и немногое меняет. А вить остановить их надобно. На прошлой неделе они выжгли дотла пять ферм, спалили постройки вместе с хозяевами. Вот что, спрячьтесь-ка в лодке все, стрельбою тут ничего не сделаешь.

С этими словами Ан Анку снял со шляпы кокарду и, бережно обернувши в платок, спрятал в кармане. Ружье и пистолеты с пороховницами он протянул подругам.

Глупое дело мешать человеку, у которого что-то на уме. Умирая от любопытства, по щастью пересиливавшего тревогу, подруги укрылись в липком от пахучей смолы трюме. Одна радость, под палубою обнаружилась изрядная щель, в которую был виден склон острова-горы и Ан Анку, застывший в ожидании со сложенными на груди руками, с колеблемыми ветром длинными волосами и недвижимым лицом.

Сколько прошло времени прежде, чем меньше подруг чуткая Нелли уловила слабый гул?

— Сколько народу в роте-то? — шепнула в самое ухо Параша. Но Нелли только шикнула в ответ: несколько синемундирников обступили Ан Анку, невозмутимого, словно по-прежнему был один.

— Эй, мужик! — Преувеличенно громко окликнул младший офицер. — Мужик, ты чего здесь стоишь соляным столпом?

— Еще б кудрявей сказал, командир! — засмеялся солдат. — Он же ни черта не понимает по-людски! Мужик, кого ты ждешь? Говори, коли ты шпион, так мы тебя расстреляем. А ты здорово похож на шпиона.

Ан Анку, по прежнему безмолвно, медленно окинул взглядом сперва одного собеседника, затем второго.

— Слишком туп для шпиона. Экая деревенская рожа! Отвечай, мужик, что ты делаешь?

— Что я делаю? — Ан Анку говорил теперь так же медленно, как и глядел. — Так как раз хочу продать принцам соли. Небось им нужна соль заготавливать мясной припас.

— Соль, где это у тебя соль, давай сюда! — встрял еще один из солдат.

— Соль под Фужером, остался добрый запас. Вам я не предложу, мне не нужны ассигнаты. Но коли бы сговориться с принцами о цене, так я бы прикатил бочонок, они, поди надолго тут.

— Принцы? Эй, мужик, где белые, которым ты собрался продавать свою соль?! А ну отвечай!

— Да у попов же, — Ан Анку принялся жевать соломинку. С чего только Нелли решила, что синие вмиг его раскусят?

— У попов? — вскинулся офицер. — Мужик, белые сидят там, в монастыре?

— Ну.

— Их много? Сколько там белых?

— Сколько принцев? — еще медленней переспросил Ан Анку. — Да человек тридцать с Белым Лисом. Но на днях подтянутся дважды по пять дюжин, вот тогда-то им и понадобятся припасы.

— Эгей! Слыхали, граждане? Белый Лис засел у попов, почитай один! Вот так удача!

— Э, нету ли тут ловушки, а, сержант?

— Пусть даже этот увалень врет, их там добрая сотня, — задумался старший. — В чем же ловушка? Коли стрельбы будет мало, мы сможем войти в монастырь, коли много, так отступим.

— А если улица от ворот узка? Там не может устроиться засады?

— Пустим вперед отряд добровольцев. Опять же, будет большая стрельба, поймем и другой отряд не пошлем. А вошедшие растекутся.

Синий рассуждал вполне здраво, и Елене сделалось не по себе. Не свалял ли Ан Анку дурака, науськивая синих на монашескую обитель? А вить Белого Лиса в монастыре нету. Давеча Ан Анку сказал, что они туда не держат пути. Скорей всего, никого там нету, кроме монахов, и не выместят ли на них злобу синие?

— А скоро ль прилив, мужик?

— Через час, поторопитесь, так поспеете.

— Десять раз успеем! Рота, вперед!

Мимо щели замелькали синие мундиры.

— Только одна рота, жаль! — Ан Анку прыгнул на палубу баркаса, лодка качнулась. — Можете выйти, дамы, теперь будет, на что поглядеть.

Никто из десятков бегущих по ровному влажному песку людей не обернулся, не увидел трех молодых женщин, глядевших им вослед. Мелькали султаны, ранцы и скатки на спинах, бойко перебирали сапоги. Как же легко им бежать, бежать к беззащитному монастырю!

Вот уж последний сапог сошел с колючей травы на песчаную гладь.

Синие фигурки раскинулись широким веером на подступах к монастырю, словно оловянные солдатики Романа. Несколько из них волокли пушку, коей, видимо, намеревались дать поближе залп по воротам. Елена с испугою подметила, что при виде кулеврины Ан Анку скривился в несомненной досаде.

Как же легко им бежать!

Или не так уж легко, песок подале от берега, верно, оказался вязким. Солдаты переходили один за другим на шаг, с трудом вытаскивая погружающиеся по щиколотку ноги. Один, к смеху товарищей, умудрился провалиться по колено. Напотешившись, трое принялись ему помогать — и тоже оказались выше сапог в песке.

— Там трудно пройти? Да?

— Тише. — Ан Анку с очень странным выраженьем лица глядел на синих. — Молчи и смотри.

Та же неприятность случилась еще с десятком солдат разом. Между тем те, что увязли первыми… они были в песке уже почти по бедра! Теперь над полосою отлива неслись уж не смешливые, но полные страха и злобы крики.

— Пушку-то как жалко, — наконец заговорил Ан Анку. — Что б им ее оставить на берегу! Хорошая пушка, мы б ее окрестили Черной Рыбой или Веселой Бабушкой, как бы она пришлась ко двору! Так нет, поволокли за собой!

— Но что… Что это?! — Не выдержала Параша. — Отчего их затягивает в песок?

— Так пески-то зыбучие… — Ан Анку задумался, словно переставши слышать отчаянные вопли, что щедро разбрасывал теперь поднявшийся вдруг ветер. — Не знаю я, как это растолковать. Ну, вроде как земли под ними нету. Бездонные они. Всегда так было тут, испокон веку.

— Ага! Монахи только плавают на лодках! — воскликнула Катя.

— Да нет же, зачем. И монахи в отлив ходят, и паломники. Только для того, чтоб по пескам ходить, надо уж либо родиться здесь, либо с проводником. Зыбучий песок надобно уметь чуять.

Одну далекую синюю фигурку затянуло по самое грудь, но остальные по-прежнему трепыхались стоя по бедра а то и всего лишь по колени, еще свободные, совершенно живые, размахивающие руками.

— Пески столь смертоносны?

— Да когда как. Иная дурья башка пройдет, не знаючи, и монастыря преспокойно достигнет. Известно, дуракам щастье. Но уж когда такая орава разом топает, тут пески начинают ходуном ходить.

Некоторые синие, не увязшие ничуть, в ужасе мчались обратно к берегу — и в свою очередь увязали.

— Нет, очень даже можно иной раз и уцелеть, — Ан Анку принялся вытаскивать из баркаса ружейный запас.

Словно в подтверждение его слов, несколько синих, верно, не вконец потерявшие со страху голову, сгрудились на неподвижном пятачке. Еще два или три уцелевших, оценивая каждый свой шаг, осторожно пробирались к ним.

Подобная же группа образовалась и вовсе вдали.

— Этим повезло, — непонятно заметил Ан Анку. — Они умрут быстро.

Смертоносный песок не с одинаковою скоростью поглощал свою добычу, теперь это было уже очевидным.

Несколько человек теперь походили на отрубленные но живые головы. Даже издали невозможно было не заметить всепоглощающего ужаса в их лицах.

Нелли забил озноб. Живьем погрузиться ледяную зыбкую тяжесть, последние мгновенья ловить солнечный свет, зная, что ослепнешь сейчас от навалившегося на веки песка, барахтаться, словно угодившая в тесто муха, еще думать, но уже терзаться лютыми мученьями удушья! И чем медленней сие инфернальное погружение, тем ужасней страх!

— Какая страшная смерть, — тихо прошептала она, но Ан Анку услышал.

— Да, смерть страшная, — глухо ответил он. — Только едва ли страшней смерти тех семерых детишек на ферме под Го-де-Прэ, которых сожгли живьем в амбаре. Тридцати дней не прошло, их души витают еще низко. Пусть детки порадуются.