Седьмая пятница - Артем Тихомиров

— Так вот. Я хочу, чтобы вы, присутствуя на совете, всячески саботировали процесс. Выступали против любой инициативы.

— Это еще почему? — спросил я. — Если вселенная в опасности, я должен быть в первых рядах! А вы говорите «саботировать»!

— Именно саботировать! Вы должны сорвать все мероприятия! Вот такая у меня к вам просьба, — взмахнул руками Тузмес.

— Вы сумасшедший?

— Нет.

— И я тоже, хотя некоторые иного мнения. Назовите хотя бы одну причину не спасать мультиверсум!

— Ну…

— Это не причина!

— Так сразу и не скажешь.

— Начните издалека, если по-другому никак.

— Вас не посвятили в подробности?

— Нет.

— В этом все и дело, — вздохнул Высокий. — Я представляю противоположную сторону, господин чародей, и у меня есть веские основания препятствовать вам и вашим друзьям.

— Какие же?

— Вы собираетесь спасти вселенную, а я и мои соратники по борьбе — уничтожить ее. И я хочу сделать вас своим союзником.

— Вы точно сошли с ума. Если я помогу вам, то сам уничтожусь. Зачем мне это нужно?

— Этот мир заслуживает того, чтобы сгинуть. Когда-нибудь, возможно, все начнется заново, но до того пролетят в пустоте бесчисленные эоны времени. Впрочем, это не так и важно, ибо нас никого уже не будет.

— Вы бредите, — сказал я. — И кто вы вообще такой? Вы и ваши соратники по борьбе?

— Мы — боги. И наши противники тоже. Двоих вы уже видели. Стиоделарикса и Спящего Толкователя.

— Ага! Одна шайка, я чувствовал!

— Постойте! Я же сказал, что мы — противоборствующие! Они сотрудничают с вашими чародеями, чтобы предотвратить угрозу, а мы ставим им палки в колеса. Ясно?

— Ничего не ясно.

Тузмес сопел, теребя пальцами край своей хламиды.

— Вам, должно быть, не понять наших трудностей. Мы — изгнанники, бесприютники, бродяги.

— Имеете в виду, «мы»— божества?

— Да.

— Кто вас выгнал и откуда?

— Народы, которые чтили нас и с которыми мы имели связь, исчезли, отжили свое или погибли в результате войн и эпидемий. Это естественный процесс, такое в мирах происходит сплошь и рядом. Жил народ, а потом бац — и нет его. А осиротевшие боги остаются. Боги бессмертны, умереть вместе со своими подопечными возможности в основном не имеют… отсюда все наши беды и страдания… Если мы не войдем в чей-нибудь пантеон, если нас не примут другие, мы обречены бродяжничать по мирам и дряхлеть. Нет ничего ужаснее этой участи.

— Понятно… — промычал я, — Но ведь кому-то везет, да?

— Везет. Немногим. Став членами другой команды, они продолжают полноценную божественную жизнь, а мы…

— Только не рыдайте! Терпеть не могу, когда боги рыдают!

— Простите. Это личное. Мой народ… он такой был хороший, добрый… я старался ради него как мог, мы жили в мире и согласии… а потом экологическая катастрофа стерла его с лица земли. Мы и оглянуться не успели, как стали сиротами.

— «Мы» — это кто?

— Я, Эриделла… и другие, вы их не знаете. Эриделла была богиней охоты, потому и называлась Быстрой Стрелой.

— А тот симпатичный молодой человек с дубиной?

— Крайлог Несокрушимый? Это бог войны некоего племени, которое погибло в результате наводнения в одном из миров.

— Печально…

— Бедняга так мучается.

— Оттого, что не может просто так расколотить кому-нибудь череп?

— Ну… и это тоже, — кивнул Тузмес.

— Подумать только, какие дела творятся на просторах мультиверсума, — сказал я.

— Люди, даже маги, часто весьма ограничены в возможностях видеть эти процессы. Вот вы, к примеру, сами признались, что впервые о таком слышите.

— Понял, понял… есть много, друг Горацио… и так далее! — отрезал я, — Ладно, допустим, это так. Допустим, вы божества, которые слоняются из угла в угол и не знают, чем заняться, потому что лишились выгодной синекуры.

— Господин волшебник…

— Может, я грубо выражаюсь, но это лишь для простоты моего восприятия. Не забывайте, мы, маги, весьма ограничены.

Тузмес заткнулся.

— Тогда почему вы хотите, чтобы этот мир уничтожился?

— Потому, что это единственный способ для нас обрести покой. Сами умереть мы не можем. Остается уничтожить все. Мы сотремся, канем в первозданный хаос, освободившись от страданий и забот!

Я постукал пальцами по столу.

— Значит, вот о чем речь… Ну-ну. Все сводится к жалким эгоистическим желаниям?! И всего-то? Ай-ай-ай, Тузмес, или как вас там. Нехорошо. Стыдно.

— Чего ж стыдного, помилуйте! Умереть с честью, чтобы окончательно не потерять лицо! — удивился бог.

— С честью? И утянуть с собой в хаос первозданный миллиарды невинных душ, которые о вас даже не слышали? Стыд и срам, дорогой Тузмес!

— Господин волшебник, я прошу вас войти в наше положение! Вряд ли в вашей жизни будет еще такой случай, чтобы боги обращались к вам со слезной просьбой!

— Если соглашусь, тогда конечно, — ответил я.

Беседа зашла в тупик. Тузмес пыхтел. Стратегию он явно выбрал ошибочную. Ну не мог я проявить милосердие, или что там под этим словом понимает синеглазый, по отношению к тем, кого не знаю. Да еще существам бессмертным в противовес смертным, моим друзьям. О чем только думали эти остолопы? Случайность ли в таком случае, что остались они без своих поклонников? С такими-то моральными устоями.

— Попробуйте поговорить с Зубастиком Поттером. Может, повезет, — сказал я, заметив, что Тузмес совершенно расклеился.

— Нет.

— С Гермионой, моей сестрой.

— Нет.

— Почему?

— Согласно пророчеству, похоже, вы должны сыграть решающую роль в этих событиях.

— Опять двадцать пять! Замечу, дорогой Тузмес, я дот их пор не знаю, о каких событиях идет речь. Что такое угрожает мультиверсуму, от чего я должен его не спасать?..

Провокация не удалась. Бог не раскололся. Видимо, посвящать меня в подробности он не планировал с самого начала.

Тут его осенила идея. Поведя рукой, он превратил комнату в сокровищницу, заваленную золотом: монетами, слитками, мешками с песком, самородками и прочей прелестью. Тут и там посверкивали громадные изумруды, бриллианты, сапфиры и рубины. Горы, башни золота громоздились до потолка, уходящего ввысь, и не было во вселенной человека, который видел столько благородного металла зараз. Мне повезло.

— Это все будет вашим, — сказал Тузмес. — Дайте согласие — и станете самым богатым человеком в истории!

Велико было искушение, но могучий разум Браула взял-таки верх. В кои-то веки. Проглотив еще порцию винца, я посмотрел на Тузмеса с невыносимым для его гордости скепсисом и сказал:

— Если я соглашусь и вы дождетесь уничтожения миров, за каким лешим мне будут нужны все эти богатства?

Синеглазый, конечно, об этом не думал. Его расчет был ясен: люди алчны, поэтому, как правило, такие фокусы с ними проходят. Но не со мной!

Тузмес издавал звуки, напоминающие рыдания. Даже жалко его стало, чисто по-человечески. Боги тоже могут быть сиротами.

Побившись головой о крышку стола, синеглазый дотюнькал еще до одной мысли. Махнув рукой во второй раз, бог превратил сокровищницу в благоухающий цветами сад, полный… обнаженных девиц. Они были прекрасны, словно феи. Волосы их, разумеется, сияли и переливались, как живой солнечный свет. Груди и все остальное были розово-белыми и такими свежими во всех смыслах, что едва распустившийся цветок казался в сравнении с ними сухой мумией. Пытаясь посчитать, сколько душ женского пола набилось в сад, я тут же порядком вспотел. Для человека, ведущего скромный отшельнический образ жизни, такая плотность девичества на квадратный метр — тяжелейшее испытание.

— Вам плохо? — спросил Тузмес.

Я что-то такое ответил, не помню. Все плыло пред очами моими, а девицы, порхая, подбирались все ближе. Уже через пару мгновений я ощутил, как нежные ручки прикасаются ко мне со всех сторон.

— Они будут вашими, — сказал Тузмес из далеких-далеких далей. — Если хотите — и больше. Дайте согласие сотрудничать с нами. Только и всего…

— Только и всего, — пробормотал я.

— Неземное наслаждение…

— Неземное… — Мои губы, жаждущие поцелуя дев, выпятились сами.

— Никогда у вас не будет другого шанса получить все это! — сказал бог. — Думайте, господин чародей! Время на исходе!

Мягкая шелковистая ручка гладила меня по щеке, и я уже готов был провалиться в безумные бездны разврата, как Талула Поттер напомнила о себе. Сердитое личико чародейки вынырнуло из мистических туманов и спросило, что все это значит. Получив из ее голубых глаз заряд крайнего осуждения, Браул Невергор очнулся.

— Нет! Уберите, Тузмес, это не поможет!

Благоухающий сад и голые девицы исчезли. Мы сидели в той же комнате, огорченные тем, что не в состоянии найти общий язык. Молчание, что называется, было тяжелым. Тузмес пыхтел, гадая, чем еще меня можно соблазнить, а я глотал вино. А что оставалось делать?