Невеста-наследница - Коултер Кэтрин

— Значит, тебе это нравится. Мне продолжить?

— Наверное, да.

Он засмеялся и снова припал к ее губам, но стон, который она издала, когда он осторожно ввел палец в ее плоть, заставил его забыть обо всем, кроме безумной потребности войти в нее, потребности, которая вот-вот станет сильнее его, и тогда он больше не сможет держать себя в узде.

Но он знал, что должен сдерживаться, потому что устьице, в которое он проник, было очень узким. Он хотел подарить своей молодой жене наслаждение, но сомневался, что это удастся сделать уже в этот, самый первый раз. Возможно, в первый раз лучше всего будет просто сделать все как можно быстрее. Он почувствовал, как горячая плоть вокруг его пальца расслабилась, и погрузил его еще глубже. Да, она уже готова принять его, об этом говорит эта влага. Колин представил себе, как глубоко входит в этот узкий, влажный проход, и едва не утратил над собой контроль от вожделения.

Он застонал и содрогнулся и снова застонал, и Синджен, тут же перестав испытывать те странные ощущения внизу живота, которые были порождены его лаской, широко открыла глаза.

— Колин, что случилось? Я сделала тебе больно?

— Да, и это прекрасно. Джоан, я должен войти в тебя сейчас. Твое тело уже готово впустить меня внутрь, но проход очень узкий. Доверься мне. Я сделаю это очень медленно, но я должен войти в тебя. Этот первый раз необходим, иначе не будет второго, который принесет тебе блаженство, вот увидишь. Только доверься мне.

Все приятные ощущения мгновенно улетучились. Синджен молча смотрела на него — теперь он лежал между ее ног и сгибал и поднимал ее колени, придавая ей позу, удобную для него.

— Нет! — вымолвила она, в панике упираясь кулаками в его волосатую грудь. — Пожалуйста, Колин, не надо. Я передумала, я хочу подождать. Может быть, лучше отложить это до Рождества…

Он вошел в нее, и она закричала, пытаясь вжать бедра в перину, но он стиснул их руками, продолжая проникать в нее все глубже. Она попыталась лежать не двигаясь и не кричать, но это было трудно. Она закрыла глаза, чтобы хоть так отгородиться от него и от боли, но боль только сделалась еще более пронзительной. Потом она почувствовала, как Колин остановился. Он тяжело дышал, и голос его дрожал, когда он проговорил:

— Твоя девственная плева — я должен прорвать ее. Не кричи. Господи Иисусе, прости меня, милая.

Еще не кончив говорить, он с силой нажал, и она закричала, громко и хрипло. Он быстро закрыл ей рот ладонью, приглушив ее крики; теперь он дошел до ее чрева, коснулся его, и это было ей отвратительно. Она ненавидела и боль, которую он ей причинял, и его вторжение в ее тело. Ему-то не было больно, о нет, он был безумным дикарем, снова и снова вонзающим в нее свое орудие; потом он вдруг напрягся, выгнув спину, одеревеневший, как доска, и тут она открыла глаза, посмотрела вверх, на него, и увидела, что его глаза закрыты, голова откинута назад и кадык бешено дергается вверх-вниз.

Он застонал, потом закричал, пытаясь приглушить голос, чтобы не услышали ее братья, и наконец тяжело упал на нее. Синджен чувствовала его внутри себя, чувствовала, что он излил в нее свое мужское семя, и еще чувствовала… — нет, она не знала, что чувствует. Главным была боль, да, боль, которую он ей причинил, но не только эта пульсирующая боль, а еще и ощущение, что ее ободрали внутри. Он солгал, когда попросил ее довериться ему, и она, как последняя дура, доверилась, по крайней мере немного, пока он не вторгся в нее.

Она чувствовала, что ее предали — он предал ее.

Он тяжело дышал, его лицо было теперь рядом с ее лицом, на подушке. Его тело придавливало ее к кровати. Она чувствовала, что и он, и она покрыты потом.

Ей было нелегко заговорить с ним спокойным тоном, ей хотелось кричать на него, бить его кулаками, но она сдержалась и спокойно сказала:

— Мне это не понравилось, Колин. Это было ужасно. Частые, сильные удары его сердца отдавались у него в ушах, он дышал так тяжело, что казалось, сейчас его легкие лопнут от напряжения. Он чувствовал себя так, словно его каким-то образом расплющили, но каждое мгновение этого расплющивания было упоительным, такого наслаждения он и представить себе не мог… И ей это не понравилось! Это было ужасно?! Нет, такого просто не может быть. Он потряс головой. Должно быть, он неправильно ее понял.

Наконец его дыхание стало ровнее, спокойнее. Это произошло не скоро. Она по-прежнему лежала под ним не шевелясь, и он, сознавая, что ей, наверное, тяжело, не делал, однако, никаких попыток сдвинуться с места. Он все еще оставался внутри ее, хотя теперь уже не так глубоко, как прежде, и прикосновение ее плоти, обволакивающей его плоть, заставляло его содрогаться от наслаждения и страсти. Наконец, сделав над собой усилие, он приподнялся на локтях и взглянул на свою жену.

Не отдавая себе в том отчета, он подался вперед и глубоко вклинился в нее. Ее лицо исказилось, и она скрипнула зубами. Он тотчас остановился.

— Я сожалею, что так вышло, — сказал он, но это была неправда, он нисколько не сожалел, потому что до сих пор ему никогда еще не доводилось испытывать такого наслаждения. — С твоей девственностью уже покончено, и тебе больше не будет больно.

Она была не в силах и дальше сдерживаться.

— Ты солгал мне, Колин. Ты сказал — все получится. Ты просил меня довериться тебе.

— Конечно, ведь я твой муж. И у нас все получилось, разве ты не чувствуешь, что я сейчас в тебе? Так и должно быть: я должен войти в тебя и излить мое семя в твое лоно. В следующий раз тебе будет легче. Возможно, ты даже получишь удовольствие. Ведь и в этот раз ты испытала некоторое наслаждение?

— Не помню.

Как она может не помнить, черт бы ее побрал? Но он снова хотел ее, он желал ее опять. Это удивило его и повергло в смятение. Ведь он не какой-нибудь дикарь, чтобы опять терзать свою невинную молодую жену. Нет, конечно, нет. Он застонал, чувствуя ее горячие ножны, туго охватывающие его мужское естество. Искушение было слишком велико для человека, и без того уже почти совсем потерявшего голову. Он напрягся и снова втиснул свое мужское орудие глубоко в нее.

Она завопила от неожиданности и боли. Она молотила его кулаками, пытаясь отпихнуть от себя, но он только врезался в нее все глубже и глубже, конвульсивные сокращения ее сокровенной плоти подстегивали его, и он был не в силах остановиться. Он слышал ее крики, но не замедлил своего ритма, он просто не мог этого сделать, и снова достиг вершины наслаждения, чувствуя, как из его горла рвутся хриплые стоны.

Он опять в изнеможении лежал на ней, тяжело дыша и не понимая, что за сумасшествие на него нашло.

— Сколько раз ты будешь это делать?

— Думаю, на сегодня это уже все. Джоан, ты ведь не плачешь, правда? Скажи мне, что ты не плачешь. Обещаю, впредь я буду держать себя в руках.

Ее голос не дрожал, и он было успокоился, пока не услышал ее слова:

— Ты мне очень дорог, Колин, но мне будет трудно часто выдерживать это. Это было очень неприятно. Я знаю, мы должны были это сделать, чтобы Дуглас не смог увезти меня в Лондон и аннулировать наш брак. Но теперь, когда ты уже это сделал, надо ли будет проделывать это часто?

Он хотел было сказать, что легко мог бы овладеть ею и в третий раз, а может быть, и в четвертый, но прикусил язык. Он причинил ей боль, и она ничего не знает о том наслаждении, которое может подарить плотская любовь.

— Прости, — произнес он и медленно, делая над собой усилие, отстранился от нее.

От этого движения она тихонько вскрикнула.

— Прости, — повторил он и разозлился на себя за то, что повторяет одно и то же, как попугай.

— Не понимаю…

— Чего ты не понимаешь?

— Я всегда думала, что Дуглас и Алике… Алике — это его жена, ты ее знаешь… В общем, мне всегда казалось, что ей очень нравится быть с ним в одной постели. И Софи с Райдером — тоже, но теперь я думаю… может быть, и Алике, и Софи нравятся только поцелуи, а остальное они должны терпеть… решили терпеть, потому что любят своих мужей. Но это тяжело, Колин. Я и не подозревала, каково это на самом деле.