Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны - Роберт Гринвуд

Его мысли любовно задержались на этом проекте; вот, наконец, цель, которая находится в пределах досягаемости, — «Сада Солнечный покой». Это он слышал от Кордера, а может быть прочел в календаре. Красивые слова; стихи, должно быть. Он страстно желал, он жаждал другой жизни, без торопливого бритья по утрам, без вечной спешки на поезд 8.15, без надоевшего запаха черного лака и металла, без прейскурантов, без докладов Вентнору, без Вентнора и без Слингера. Не торопясь, позавтракать утром, помочь миссис Бантинг убрать посуду и, надев старую панаму с дырками на макушке, выйти в сад. Утром, по дороге на станцию, он с завистью глядел на каждого человека в панаме и с лейкой в руке.

— Нужно выполоть маргаритки, — сказал Оски, появляясь у ограды и пробуждая мистера Бантинга от задумчивости.

— Зачем?

— Нельзя, чтобы среди газона росли маргаритки.

— Дело вкуса, Оски. Я вот, например, люблю, чтоб были маргаритки.

— Где? В газоне? — спросил Оски с легкой иронией.

— Ну, я, конечно, срезаю их косилкою.

— От этого, толку мало. Нужен специальный истребитель.

Он принялся объяснять процесс истребления маргариток. Вооружившись каким-нибудь острым орудием и гнусно пахнущим порошком, вы подходите к маргариткам и хладнокровно, методически убиваете их одну за другой, Мистера Бантинга это возмутило.

— Не стану я заниматься убийством маргариток. Это же цветы.

— Не место им в газоне. Он у вас весь пестрит маргаритками. А то и клевером.

— Ну, и что ж тут плохого? И против лютиков ничего не имею.

— Я у вас даже чертополох видел, сказал Оски, отбросив всякую вежливость.

— Пусть хоть весь побелеет от маргариток, — сказал мистер Бантинг, пропуская чертополох мимо ушей. — Это красиво, по-моему:

— От вас ко мне семена заносит ветром, вот что, — сказал Оски и, вместо того чтобы скромно удалиться, продолжал стоять, облокотившись о забор, неторопливо, критическим оком разглядывая сад мистера Бантинга, словно женщина, ищущая блох в чужой постели. Мистер Бантинг с беспокойством ждал, что Оски сейчас заговорит о тыквах. В гигантскую тыкву мистера Оски была воткнута игла, а к игле привязана шерстяная плитка, конец которой плавал в миске с водой. — Капиллярное притяжение, — заметил Оски в порядке научного пояснения и этим диковинным термином положил начало жестокой лингвистической схватке, в которой на стороне мистера Бантинга фигурировали некие «капитуляры», перемежаясь с запальчивыми угрозами, что он-де не позволит строить из него дурака, и с заявлениями, что тыква должна быть похожа на тыкву, а не на аэростат.

Мистер Бантинг улыбнулся при воспоминании о том, как он тогда сразил Оски, и Джули, приближавшаяся к нему по газону, приняла эту улыбку на свой счет, расценив ее как счастливое предзнаменование и знак приветствия. Мистеру Бантингу бросилось в глаза, что на Джули прелестное платьице с воздушными оборочками вокруг шеи и кистей рук; чулки на стройных ногах шелковисто поблескивали, а волосы лежали волнами, чего мистер Бантинг до сей поры никогда не замечал. Ему понадобилась целая минута, чтобы догадаться; что эти волны — не натуральное явление, а плод парикмахерского искусства.

— Нравится тебе мое новое платье, палочка?

— Хорошее платье. Очень тебе идет. («Новое платье!» — подумал он. Интересно, уплатил он уже за него по счету или нет? Но счетам, пожалуй, не разберешь, то ли это платье, или другое.) Она отвела его в сторону и сказала:

— Папочка, милый! Ты теперь позволишь мне поступить в школу танцев, да?

Высвободив свою руку, к которой она, ластясь, крепко прижалась, мистер Бантинг ответил: — В первый раз об этом слышу.

— Ну, как же так? Какой ты глупый, папка! Я показывала тебе объявление еще месяц назад. Это страшно дешево.

Он весьма скептически отнесся к этому сообщению и с явной неохотой взял в руки глянцовитую книжечку, которую она ему протянула. Его внимание привлекла изображенная на обложке весьма скудно одетая девица, скачущая по пляжу в лучах, повидимому, восходящего солнца, размахивая куском шифона. Под рисунком он увидел подпись: «Ритмопластика».

— Так, так, — сказал он, сосредоточенно вглядываясь в, загадочное слово. Внутри книжечки он увидел фотографии молодых особ женского пола в гимнастических позах, что пролило некоторый свет на содержание этого труда. — Что-то вроде шведской гимнастики?

— Ох, папочка, какой ты чудак! Это «Здоровье и Красота». Осанка, походка и всякое такое. Чем греки занимались.

— Какие греки — древние? — спросил он, вспомнив вереницу белых фигур, виденных им в Британском Музее.

— Ну, конечно. Папочка, миленький! Хильда Бартон будет учиться, и Этель Кей, и... ну, словом, все. Даже Мэгги Калверт, и та.

Мистер Бантинг не знал, кто такая Мэгги Калверт, но сделал вывод, что, повидимому, это существо низшего порядка, которому вообще мало что доступно. Он уловил намек на то, что уж если меггин отец может себе это позволить, то он и подавно.

— Н-да, — произнес он, обследуя книжицу в поисках графы, обозначенной словом «плата». По изяществу оформления этой книжки он сразу догадался, что во главе Кавендишской академии танца стоят люди, которые всякое упоминание о деньгах считают вульгарным и о плате за обучение могут говорить только вскользь. Изловив, наконец, эту увертливую графу, мистер Бантинг оттопырил губы. Он подумал, что Джули, благодарение богу, вполне достаточно наделена здоровьем и осанкой и не нуждается ни в какой ритмопластике.

— Подожди, детка, пока закончится дело с продажей.

— Но занятия начинаются на будущей неделе. Я одна-единственная из всех наших девочек не попаду туда. Папочка, миленький, обещай!

Встретив ее молящий взгляд и не будучи нечувствительным к чарам розовых платьев, мистер Бантинг не устоял. — Ну, ладно, посмотрим... — начал он.

— Папочка, ты ангел! — Она вознаградила его поцелуем. — Смотри же, ты обещал.

Оставшись один, мистер Бантинг проследовал к своей излюбленной скамейке и закурил трубку. Еще два дня до уик-энда, думал он. Уик-энд — в этом был сейчас весь смысл его существования; он считает дни до конца недели, и жизнь на покое рисовалась ему как непрерывная цепь суббот и воскресений.

Пока мистер Бантинг сидел на садовой скамейке, настроение его поднялось, магазин Брокли остался где-то далеко позади, и он почувствовал, что снова становится самим собой. «Сада солнечный покой», — мысленно продекламировал он, задумчиво попыхивая трубкой; или, как частенько цитирует Кордер: «Сад сияет, та-та-та-та, сад цветущий — божий рай». Ловко они закручивают, эти поэты, подумал он.

Увидев в окне гостиной Эрнеста, он поманил его к себе...

— Скажи, Эрнест, сколько времени понадобится на окончательное оформление купчей?

Этот вопрос, повидимому, обнаружил пробел в познаниях Эрнеста. Из его слов можно было понять только, что все зависит от обстоятельств.

— Мне казалось, что ты как раз это изучаешь.

— Ну да, — кровь мгновенно прилила к его лицу. — Но, видишь ли, продажа недвижимости, строго говоря, не входит в компетенцию бухгалтера. Это относится к передаче имущества.

— А-а! — сказал мистер Бантинг, после чего последовала пауза, во время которой он подумал: «Чем меньше разговоров о бухгалтерии, тем лучше».

— В купчей крепости должен быть обозначен срок. Через несколько дней тебе должны прислать ее на подпись.

— Понимаю. Запомню. Спасибо, Эрнест, — сказал мистер Бантинг, давая понять, что аудиенция закончена.

Эрнест, однако, не пожелал понять намек. Он решил, что вопрос отца — это прелюдия к более серьезным переговорам. Отец вызвал его в сад, заговорил о его занятиях бухгалтерией и о продаже недвижимости. Быть может, эти деньги в конце концов все уладят? Почему же тогда он ничего не говорит? Волнение Эрнеста дошло до предела, стоять так перед отцом было глупо, и он внезапно уселся на самодельную скамью рядом с мистером Бантингом и с натянутым видом закурил папиросу. Но он все еще чего-то ждал, нервничая и заражая своим волнением отца; который изо всех сил старался придумать какую-нибудь тему для разговора, не имеющую отношения к спорам о карьере.

— Ты бы как-нибудь подвязал эту рябинку, Эрнест.

— Непременно, папа. Я думаю, недели через три, самое большее, продажа будет закончена.

— Надо надеяться.

Они молча курили. Мистеру Бантингу показалось, что его жена выглядывает в окно из-за занавески. Он искоса взглянул на Эрнеста — тот сидел неподвижно, напряженно глядя перед собой; он ждал, явно ждал, что вот сейчас с ним заговорят или что заговорит он сам. Изведя три лишние спички на свою трубку, мистер Бантинг неожиданно спросил:

— Слышал ты когда-нибудь о капиллярном присасывании, Эрнест? Капилляция, понимаешь? Не имеет никакого отношения к капитуляции. Капиллярное присасывание?