«Ла»-охотник. В небе Донбасса - Роман Юров

Прибывшие самолеты оказались родом из девятого гвардейского и были уже порядком изношены. Виктор облетал все три и остался недоволен. Пришлось в очередной раз, но уже насовсем отбирать машину Острякова. У того был Як-1б из полученных в апреле, он выгодно отличался от остальных малым износом и Виктор здраво рассудил, что комэск на такой машине всяко навоюет побольше желторотика. Палычу только осталось перерисовать тактический номер на любимые Саблиным "24" и разрисовать фюзеляж россыпью звезд. Делать какие либо другие рисунки попросту не было времени.

— А она мне говорит: "Что ты делаешь?", а сама, чувствую, дрожит вся… и голову так наклонила, — от приятных воспоминаний глаза старшего лейтенанта Чурикова — командира второй эскадрильи, подернулись маслянистой пленкой.

Низкие тяжелые тучи часто проливались мелким, унылым дождем, прижимали к земле, не давали летать. Непогода резко сократила деятельность авиации. И пока техники в поте лица приводили в порядок поизносившуюся матчасть, летчики, оказавшись не у дел, отдыхали. Собравшись под тентом: травили анекдоты, рассказывали байки.

— А дальше что? — не выдержал Остряков. От услышанного рассказа у него покраснели уши.

— Дальше? — Чуриков снисходительно посмотрел на молодого и поправил пилотку, — дальше было в подсобке! — Он усмехнулся, показав крупные белые зубы. Высокий, плечистый, со сломанным носом, он больше напоминал боксера-тяжеловеса, чем летчика.

— Что-то ты Витя мне не нравишься в последнее время, — негромко, чтобы не слышали сидящие рядом летчики, сказал Иванов, — смурной какой-то.

— Так погода видишь какая? — попробовал отшутиться Виктор.

— Да брось ты, — отмахнулся Иванов, — ты вчера тоже такой был. В себе замкнулся, молчишь, волком смотришь, злобствуешь.

Виктор промолчал.

— Твои болтают, что на мессеров стал кидаться, в самое пекло лезть. Ты ведь раньше таким не был, жить надоело? Ладно, сам-то загнешься, но ребят своих, зачем за собой в могилу тянуть?

Саблин и эти вопросы также проигнорировал.

— Это все из-за твоей бывшей? Майи? — Иванов был упрям и если чего-то хотел узнать или услышать, то обычно действовал без сантиментов, — Так было бы из-за чего! Она тебя дерьмом поливает, а ты страдаешь. Забудь как страшный сон.

— Чего вы ко мне пристали? — буркнул Виктор. — Вчера Сашка с Лешкой пытали. С утра Шубин прямо таки отцом родным стал. Теперь ты…

— Так жалко тебя. Пропадешь ни за грош и еще других за собой потащишь. И было бы из-за чего… Ну вот скажи, нахрена тебе эта б…ь? Она вчера перед химиком хвостом крутила. А ты же нашего химика знаешь, он теперь не успокоится…

— Причем здесь Майя? — сдался Виктор. — Я про нее давно забыл. Нахрен. — Подробности личной жизни Майи были ему уже практически неинтересны. Она ушла не оставив ни впечатлений, ни тоски.

— Вот и отлично, — Иванов посчитал свою миссию практически выполненной и резко повеселел. — Слушай, — видимо пытаясь развить успех, он зашептал Виктору на ухо, — у меня знакомая в госпитале работает, неподалеку. Хорошая знакомая. У нее подруга есть, тоже хорошая. Давай, как наступление стихнет, в гости сходим. Все будет в лучшем виде, обещаю. Сейчас там делать нечего, у них работы во, — он провел большим пальцем по горлу, — но скоро будет можно.

— Ну хорошо, — вяло согласился Виктор, — сходим.

— Отлично, — усики Иванова победно приподнялись, — Видишь? Все для тебя? Цени! — Он усмехнулся и потянулся за очередной папиросой. Виктор тоже закурил, размышляя о своем. О смерти жены он никому не говорил, и его мрачное настроение принималось с непониманием. Друзья пытались узнать причину, пытались растормошить, правда, без особого успеха. Их назойливость немного злила. Впрочем, внимание тоже было приятно. Виктор все больше ощущал, что он уже прирос к этому миру, прижился здесь. Что, оказывается, здесь уже есть много людей, которым он дорог…

Облака норовили прижать к земле, сливались впереди в белую муть. Смотреть можно было лишь в стороны, да и там видимость ограничивалась всего парой километров. Что можно найти в таких условиях, было неясно, но приказ есть приказ и пришлось лететь. Первый вылет, еще с утра, взяв в ведомые Гаджиева сделал сам Шубин. Теперь пришлось лететь Виктору с Рябченко. Полет проходил погано: в глазах рябили дороги, от непрерывного бокового наблюдения кружило голову, как на карусели. Над районом барражирования погода была не лучше и он, тихонько матерясь, принялся нарезать круги на высоте метров двести. Выше не позволяла сплошная пелена облачности, ниже земля.

— Репей, репей, ответьте, — неожиданно раздался голос связистки со станции наведения, — репей, нас бомбят.

— Наведите, — закричал он, — я не вижу нихрена.

Ольха больше не отвечала, и Виктор принялся нарезать круги, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь. Наконец он разглядел, как что-то мелькнуло восточнее, и он повернул туда. И едва не потерял дар речи, когда увидел, как сбоку, метрах в ста вынырнул какой-то самолет. Он был необычный — торчали обтекатели шасси, четко выделялись два крыла — биплан, и Виктор даже подумал, что это наш старенький истребитель И-15. Но на крыльях самолета четко выделялись белые кресты, да и сама машина все же отличалась от старой советской машины.

— Колька, "немец" слева! Бей суку!

Сам он атаковать не смог — проскочил врага на скорости, тот был слишком близко, и теперь оказавшись за хвостом, потянул за Саблиным, собираясь пострелять вдогонку. Над кабиной мелькнули трассы, Виктор подумал было уходить в облака — хоть и дистанция с противником стремительно увеличивалась, но шанс получить дурную пулю, был очень высок. Мелькание трасс прекратилось, обернувшись, он увидел, что немец вдруг загорелся и свалился на крыло. Рядом мелькнул "Як" — ведомый не промазал.

— Молодец Рябый, — крикнул он и тут же, заглушая его слова, эфир забила "Ольха".

— Справа, справа еще двое. Ну смотрите же.

И действительно, буквально в каком-то километре набирали высоту два биплана. Виктор кинулся на них. Расстояние было слишком велико, а облака низко, так что первый из противников благополучно растворился в белой мути. Второй немного не успел. Виктор начал стрелять метров с четырехсот, увидел, что вроде попал, но тот тоже скрылся в облаках. Тогда Саблин дал две очереди наобум, примерно по курсу движения. Когда, спустя десять секунд, прямо перед носом, из облаков вывалился вражеский самолет, его удивлению не было предела.

Биплан выпал слишком близко и вновь атаковать его никак не получалось. Он уже дал команду Кольке добивать подранка, чтобы не ушел, но немец упал сам. Как летел с креном, так и воткнулся в землю, без всякого пожара, оставив груду обломков с торчащим вертикально, украшенным белым крестом, крылом.