Сполохи детства - Степан Калита

После того, как все покурили, выпили и поели, наступило временное затишье. Смотреть в окно оказалось совсем не интересно — сплошные облака и яркое солнце, земли не было видно. Зато когда самолет пошел на посадку, я вновь набрался ярких впечатлений. Все окружающие по очереди стали блевать в бумажные пакеты. Причем, делали это страшно, издавая надсадные звуки «буэ-э-э». До сих пор не могу понять, почему через некоторое время на самолетах совсем перестали изрыгать содержимое желудков. То ли самолеты стали летать аккуратнее, то ли их конструкция стала более щадящей по отношению к людям, а может, люди просто привыкли к полету — адаптировались. В общем, это одна из величайших загадок современности.

Зеленые, изможденные, с пустыми желудками и заложенными ушами все вывалились из самолета и поплелись по жаре к зданию аэропорта.

— Делай вот так, — показала бабушка, зажала нос и надула щеки.

— Зачем? — удивился я.

— Так быстрее уши отложит.

Так, с зажатым носом и раздутыми щеками, я и познакомился с Хамидом, самым веселым бабушкиным аспирантом. По национальности он был наполовину узбек и еще по четвертинке из каких-то малых народностей, про которые говорил: «Их никто не знает, но это лучшие люди в СССР».

— Что это с тобой? — спросил он меня и подмигнул.

— Это чтобы уши не закладывало, — пояснил я.

— Понятно.

Хамид подхватил наш тяжелый чемодан и потащил к машине.

— Как долетели? — задал он бабушке традиционный вопрос всех встречающих авиапутешественников.

— Хорошо. Только голова немного кружится.

— Это ничего, это пройдет, — успокоил Хамид. — А у нас тут чепэ. Настоящий. — И принялся уже без остановки излагать последние новости, связанные с тутовым шелкопрядом, то и дело называя имена и фамилии, которые мне ничего не говорили.

Ташкент запомнился мне зеленым городом с широкими аллеями деревьев и множеством небольших домиков с белеными известью стенами и заборами. Впрочем, центр выглядел очень современно. На многих зданиях был заметен колоритный восточный узор. А через несколько дней мне предстояло прокатиться на ташкентском метро — коротком, но мало чем отличающемся от московского…

Мы миновали несколько виноградников, полей, где рос хлопок, и выехали к зданию биологической станции. Прямо напротив входа росло раскидистое дерево.

— Вон, залезай, попробуй шелковицу, — предложил Хамид.

Я немедленно забрался на дерево и принялся горстями собирать и пихать в рот сладкие ягоды. Конечно же, сразу перепачкался — и рот, и руки и рубашка — все стало лилового цвета.

— Хороший парень Хамид, — сказала мне вечером бабушка, когда мы заселились в гостиничный номер, — но лодырь каких свет не видывал… Не знаю, как буду ему засчитывать практику.

Лодырь Хамид на время нашего пребывания в Ташкенте стал мне настоящей нянькой, везде таскался со мной — показывал город, возил в кочующий «чешский Луна-парк», который был в Ташкенте проездом, помогал воровать виноград и все время рассказывал о девушках — как они прекрасны, как сладки их губы, как наливисты перси…

— Знаешь, что такое перси? — интересовался Хамид.

— Нет.

— Э-э… еще узнаешь. Маленький еще… — Он смеялся и трепал меня по шевелюре.

С аспирантками Хамид вел себя развязно. Особенно доставалось красивой грузинке по имени Нана, к которой «мой друг», я про себя уже называл его только так, грязно приставал.

— Нанка, давай сегодня ночью приду, — говорил он, пока мы шли из столовой.

— Отстань, — отвечала Нана.

— Ну, Нанка. Ты ведь без меня не заснешь. А со мной, знаешь, какие сладкие сны увидишь…

— Отстань, говорю.

— Юля, — обращался Хамид к другой аспирантке, — скажи Нане, что она дура. Сама не видит, что упускает. Такого парня упустит. Потом локти кусать будет.

Юля в ответ смеялась.

— А может я к тебя приду, а, Юль? — не унимался Хамид.

— Ты же уже к Нане собирался…

— Так я передумал.

— Нет уж. Раз собирался к Нане, иди теперь к Нане.

— Нужен он мне, — смеялась Нана. — У меня, может, жених есть…

— Жених?! У тебя?! — кричал Хамид. — Не раздражай мое тонкое чувство юмора. Нет у тебя никакого жениха. А если бы был, он бы тебя в Узбекистан одну ни за что бы не отпустил.

— Это еще почему?

— Потому что — как можно отпускать такую девушку?! Такую девушку надо крепко к сердцу прижать, и держать, не отпускать всю жизнь. Поняла?

— Болтун, — отмахнулась Нана.

— А если я серьезно? Если я влюбился раз и навсегда? И никого больше не полюблю?

Эти разговоры возникали каждый раз, когда они встречались, и продолжались бесконечно, но ни к чему серьезному, насколько я понимаю, так и не привели.

Сейчас Хамид — солидный человек, директор института, сильно в теле, отец четверых детей, женился на местной девушке, и сделал блестящую карьеру. Думаю, «лодырю» это вполне под силу, если он умеет находить подход к людям. А Хамид умел подружиться с каждым. Я наблюдал этот его талант не один раз — когда случайные знакомые делались ему почти что друзьями, и они вместе раскуривали по сигаретке, обсуждая какие-нибудь важные местные новости.

В Луна-парке «моего друга», правда, сильно разозлили. Это был какой-то блуждающий парк аттракционов. Почему-то все называли его «чешским». Они стояли шатрами, как цыгане, разъезжая по стране. Здесь можно было прокатиться на лошадях, покидать мячи или кольца, что-нибудь выиграть, но особым спросом у посетителей пользовался «Тоннель страха». Вы садились в машинку, рассчитанную на двоих — и отправлялись в путешествие по наглухо задрапированному пространству, где вас ждали самые разнообразные неожиданности: скрежет зубовный, дикий хохот, фосфорицирующие рыбы, выпадающие из стен скелеты и напоследок — мокрой тряпкой по физиономии. Почему-то это последнее испытание так разозлило Хамида, что он кинулся ругаться с обслуживающим аттракцион парнем. Ругался он, перемежая русские и узбекские слова, так что почти ничего было не понять, кроме того, что он очень недоволен. Парень тоже пришел в неистовство, кричал, что всем всё нравится, кроме него, и толкал Хамида в грудь. В конце концов, когда они оба наорались и выпустили пар, Хамид взял меня за плечо и сказал:

— Пошли отсюда, нас здесь не уважают, сволочи…

И мы покинули Луна-парк, взяв напоследок по мороженому. Хамид ворчал еще добрых полчаса, я же был в полном восторге от проведенного дня, и особенно от «Тоннеля страхов» — мне казалось, что мокрая тряпка — это просто отличная затея, чтобы как следует напугать посетителей, вон как Хамид перепугался — даже в драку полез.

— Ты вот что, Степ, бабушке об этом не рассказывай, не надо, — попросил он напоследок.

Когда несколько лет назад он приезжал в Москву, мы так и не смогли увидеться — я был слишком занят, но поговорили по телефону. Я напомнил ему тот давний случай, и он, к моему удивлению, вспомнил его.

— Да, — сказал солидный директор института, — вот же сволочи, мокрой тряпкой прямо по физиономии… — И выругался по-узбекски…

Поразил мое воображение и местный базар. Тогда в Москве еще не было вещевых рынков — и мы не знали, что такое массовая торговля, а в магазинах был скудный набор товаров. Здесь же было почти все — но больше всего ковров, халатов и тюбетеек, самых ярких расцветок. И пестрые женские платья. Хотя большинство узбечек по городу ходили не в них, а в непримечательных серых и черных нарядах. Зато мужчины все носили яркие халаты, бардовые и синие, и тюбетейки с кисточками, сидели в чайханах прямо на полу и тянули чай из расписных пиал.

— А они что, не работают? — спросил я Хамида.

— Ну, знаешь, — ответил он. — Ташкент — это же не Москва. Здесь спешить не любят. Тут любят посидеть, поговорить… И работать, честно говоря, тоже не очень любят. Пусть ишак больше работает. А мужчина должен думать. И быть большим начальником.

На базаре Хамид предложил угостить меня местным пловом. Но готовили его в огромном казане, мешая громадной грязной ложкой. И руки, которые держали ложку, были все в жиру, особенно меня оттолкнули черные нестриженные ногти. Такой же, не самый чистый человек, готовил бараний шашлык, запах прогорклого жира распространялся на всю округу, а халат у него был весь в белесых разводах от пота.

— Видишь, кто, в основном, работает, — разглагольствовал Хамид, — бедные, необразованные, им даже помыться негде… Поэтому, я пошутил, мы этот плов, этот шашлык есть лучше не будем. А то заведутся у тебя потом в животе глисты. Оно тебе надо, а, Степан? И что я потом твоей бабушке скажу?

— Не надо, — согласился я. — Лучше в столовой поедим…

В один из дней за бабушкой и мной приехала черная Волга — машина представительского класса в Узбекистане тех лет. И какой-то местный «начальник» по имени Убайдула, очень важный, в синем костюме и при галстуке, с личным водителем, повез нас — показывать сельскую местность.