Дело о вражеском штабе - Андрей Константинов

Чуть было не попросила автограф для сына у популярного исполнителя, который согласился петь во славу Лепесткова после встреч с избирателями. Не знаю даже, что меня удержало.

Тугой кошелек и фолликулярную ангину в апреле посулил мне, проходя мимо, черноволосый мужчина в чалме. Сергей Афанасьевич, провожавший гостя до дверей офиса, вернулся и почему-то шепотом объяснил, что это был сам Ахмат — великий маг и чародей. Ахмат снимал с кандидата порчу и программировал его на победу в борьбе.

Мой муж — Роман Игоревич Агеев, — уличенный в пособничестве Феликсу Авдотину, отступиться от выполнения спонсорских обязательств перед «Королем Оранжевое лето» не пожелал, и отношения наши перешли в стадию затянувшейся холодной войны. Насколько я могла разобрать смысл нечленораздельных выкриков мужа, Авдотин в случае своей победы наобещал ему кисельных рек с молочными берегами — в виде каких-то беспроцентных кредитов и льгот. Похоже, Роман твердо уверовал в принцип, что «все в нашей власти, если во власти все наши».

За неделю до выборов в нашем округе разгорелись нешуточные страсти. Кандидаты все как один вдруг перестали расхваливать себя и начали поливать друг друга грязью. Страшась проиграть, они утрачивали чувство меры и приличий. Лепесткова во время теледебатов в прямом эфире питерского телеканала Феликс Авдотин назвал «свадебным генералом „тамбовской“ мафии». Сергей Афанасьевич посоветовал Авдотину с его пиджаком и галстуком ассистировать Куклачеву и его кошкам, а не соваться в парламент. Лепестков пригрозил обидчику судом, Авдотин обозвал коллегу «калом» и «отстоем». Дело едва не дошло до драки.

Дебаты мы с Романом смотрели, рассевшись по разные стороны дивана.

— Придурок и хам! — прокомментировала я выступление Авдотина. — День выборов он встретит за решеткой, правда, ему будет о чем вспомнить в неволе: как ловко он порезвился на твои денежки.

— Уж кто заслужил небо в клеточку, так это Лепестков. И очень скоро — буквально завтра — об этом будут знать все избиратели. Вот, — Роман поднялся и вынес из кабинета видеокассету, — полюбуйся. Я разрешаю.

Видеомагнитофон со вздохом втянул в себя кассету и продемонстрировал мне смертный приговор кандидату в депутаты Госдумы — Лепесткову Сергею Афанасьевичу.

В далекие застойные годы Лепестков занимал должность директора детского дома. Этот факт был воспет в биографии моего кандидата — гуманиста и правдолюбца. Но вот люди, один за другим появлявшиеся на экране телевизора, утверждали как раз обратное. Они уверяли, что Сергей Афанасьевич Лепестков — изверг и садист — избивал ни в чем не повинных детей, запирал их в холодном подвале, морил голодом и присваивал себе деньги, предназначенные для сирот. Возбуждалось даже уголовное дело, и Сергею Афанасьевичу грозил немалый срок тюремного заключения. Но потом дело было закрыто в силу необъяснимых причин. Все эти факты подтверждали бывший следователь прокуратуры, пара-тройка сотрудниц детского дома и несколько пострадавших от жестокости Лепесткова бывших его воспитанников. Создатели этого видеотриллера не поленились съездить в город Новая Ладога Ленинградской области, где стоит дом, в котором раньше ютились сироты, а теперь разместилась районная поликлиника. Они осветили для телезрителей зловещие подвалы, сопроводив эти кадры детскими стонами. Получилось очень убедительно. В моей душе обозначилась тень мрачного подозрения.

Всю ночь я не сомкнула глаз. Конечно же, не от сочувствия к растоптанной карьере Лепесткова. Я обдумывала, как мне убедить мужа не ввязываться в эти сомнительные дела, которые теперь почему-то называются большой политикой. Мое воображение рисовало страшные картины, мне казалось, что Роману грозит смертельная опасность, не зря же он приволок в дом этот черный пистолет. Я даже хотела признаться Роману, что работаю на Лепесткова, предложить ему сделку и выйти из игры вместе. Но, к сожалению, я была не вольна в своих поступках. Для начала надо было посоветоваться с Обнорским и Повзло.

Утром следующего дня, не выспавшаяся и раздраженная, я приехала в Агентство. Заглянув в кабинет к шефу, Обнорского я на месте не обнаружила. Вместо него посередине кабинета стояла гладильная доска, и Ксюша, секретарша Обнорского, с привычным для нее выражением вселенской скорби на лице самозабвенно отпаривала гульфик на парадных брюках шефа. Я обалдело попятилась к выходу, столкнувшись в дверях со Светочкой Завгородней.

— Ужас! — сказала я, обращаясь к ней.

— Ой, бросьте, Марина Борисовна, — ангельском голосом пропела Завгородняя. — Никакой это не ужас. По собственному опыту могу вам сказать, что многие женщины получают от такой работы ни с чем не сравнимое удовольствие, некоторые даже испытывают оргазм.

Спорить с Завгородней не решалась даже я. Светлана по праву считалась у нас в Агентстве непревзойденным экспертом по вопросам секса и сексопатологии.

Чтобы как-то скоротать время, я направилась к себе в кабинет. Мои девицы в компании с Горностаевой уже пили свой утренний кофе. Валентина, обрадованная моим появлением, взахлеб начала мне рассказывать о нечеловеческих сексуальных способностях Скрипки. Все это я уже слышала не единожды. Мне кажется, я даже знала о расположении родинок на самых интимных местах нашего главного завхоза. Горностаева так утомляла меня своими рассказами, что однажды Скрипка явился мне в эротическом сне. И надо сказать, что это ночное видение меня не разочаровало. С тех пор я почему-то испытываю непонятное чувство вины перед Горностаевой, а на Скрипку смотрю с некоторым смущением.

Идиллия была нарушена внезапным вторжением Нонны Железняк. Походкой революционного матроса Нонна ввалилась в кабинет и стала требовать какую-то дурацкую информацию о сатанистах, преступную деятельность которых девятый месяц разоблачал ее Модестов.

— Ни тебе здравствуй, ни мне спасибо, — пробурчала Горностаева.

Мне пришлось вежливо отказать Нонне, сославшись на то, что, если Модестову нужна информация, он должен составить заявку по всем правилам штабной культуры, подписать ее у Спозаранника, после чего я еще подумаю, принимать ее к исполнению на этой неделе или отложить на следующую. Что ни говори, а человеческий фактор играет огромную роль.

Приди ко мне с той же просьбой Шаховский или Каширин — проблем бы не было. Но беспардонную Железняк всегда приходилось ставить на место.

Поболтавшись по Агентству еще с час, я потеряла всякую надежду переговорить с Обнорским. Как оказалось, его и Колю Повзло срочно вызвали на какое-то совещание в ГУВД. Нужно было принимать решение самостоятельно. В конце концов, раз мы решили работать на Лепесткова — надо работать честно. И я отправилась в его штаб.

После моего сбивчивого повествования благообразную физиономию Сергея Афанасьевича в буквальном смысле перекосило. Презрения и язвительности, которыми я собиралась сдобрить свой монолог, как ни бывало. Содержание видеокассеты я пересказывала, краснея и бледнея, словно гимназистка на переэкзаменовке. Как будто это я была виновата в появлении убийственного компромата на финише предвыборной кампании. Глядя в налитое кровью лицо кандидата, я вдруг явственно представила, как почтеннейший Сергей Афанасьевич учиняет расправу над бедными сиротами. Перспектива дальнейшей борьбы за его победу казалась мне крайне нежелательной. Словно угадав мои мысли, Лепестков вскочил со своего места, обнял меня за плечи, окутав стойкими парами туалетной воды «Ferre». Когда-то я дарила такую же Роману, а потом сама же запретила ею пользоваться в силу ее исключительно навязчивой вонючести. Лепестков накатывал на меня волны итальянского парфюма и путанных оправданий.

— И вы могли поверить этим гнусным обвинениям? Да у меня у самого двое детей, собака и попугай. Я люблю их и пальцем ни разу не тронул. Марина Борисовна, вы оскорбляете меня своим недоверием! Что же делать? Что-то надо придумать. Но что? Эфир завтра вечером, вы говорите?

— Вряд ли, Сергей Афанасьевич, вы к этому времени успейте что-нибудь предпринять. Завтра утром мой муж должен передать кассету телевизионщикам, и еще, — я выдержала паузу, — я подозреваю, что штаб вашего соперника очень скоро получит солидные финансовые вливания.

— Не печальтесь, Мариночка, — Лепестков заговорщицки подмигнул мне. — Безвыходных положений не бывает.

Он взял со стола радиотелефон и набрал номер.

— Мишаня, — сказал он, — у меня тут возникли кое-какие проблемы. Как раз по твоей части. За тобой должок, не забывай. Подробности при личной встрече. Ну все. Давай на том же месте в тот же час.

Тон и манера разговора показались мне странными. Интуиция подсказывала мне, что здесь что-то не так.

— Сергей Афанасьевич, откройте мне сейф, пожалуйста, — в кабинет заглянула кукольная мордашка секретарши Лепесткова. Ключи от сейфа Сергей Афанасьевич не доверял никому и всегда держал их при себе.