Пропавшие без вести - Степан Злобин

Разведчики наблюдали, приспустившись к руслу речушки, скрываемые от постороннего глаза невысокой колючей изгородью частных владений и елочками, росшими возле нее.

Почти полностью рассвело. Давно уже было пора разведчикам возвращаться, но какое-то необъяснимое чувство держало их здесь. Они словно стыдились покинуть в беде товарищей по несчастью…

— Пойдем, Еремка, светло уж! — шепнул Василий.

— Да, все ясно! — со вздохом согласился Еремка. — Пошли, дядя Вася…

Но они не успели податься к речке, в гущу тумана, когда на востоке послышался скрежет и грохот металла.

Эсэсовец выпустил вверх две красные ракеты, и конвойные вместе с собаками побежали с дороги вниз, под откос, почти к речке, где были Василий с Еремкой. Пленные с криками шарахнулись за солдатами вниз, но команда «цурюк», собаки и фашистские пули отбросили их назад, на дорогу.

Василий с Еремкой не поняли, что там творится. Как вдруг по бетонной дороге с лязгом и скрежетом с запада выкатили танки… Вопли отчаяния и проклятия заглушил рев моторов. Слышалось лязганье стали и треск полусотни эсэсовских автоматов: танки со знаками свастики, со скрещенными костями и черепами, обрушились на метавшихся по дороге пленных, мяли, топтали гусеницами и месили людей в кровавое тесто…

Может быть, это длилось четверть часа, может, каких-нибудь три-четыре минуты. Даже собаки в страхе примолкли…

…Несколько танков забуксовали на грудах кровавых останков. Они сдавали назад и снова, кроша кирпичи заводской стены, бросались утюжить обезумевшую толпу пленных, которая искала спасения, прижимаясь вплотную к ограде…

Танки, покончив это кровавое дело, сдали назад, развернулись на бетонной дороге. Один из танкистов открыл люк и выкрикнул что-то эсэсовцам.

— Gut. Jawohl![114] — откликнулся их командир.

Это было явно заранее обдуманное убийство сотен людей, которых нарочно для этого выгнали на дорогу…

Раненых, скатившихся вниз, и тех, кто остался живым на шоссе, эсэсовцы добивали одиночными выстрелами, а десяток пленных, которые чудом остались целыми, заставили расчищать дорогу для автомашин, уже наседавших с востока и не имевших возможности двигаться по кровавому месиву…

Около двух десятков эсэсовцев с собаками сбились кучкой в небольшой котловине, должно быть в воронке от авиабомбы, чуть ниже дороги. Они закуривали и обсуждали что-то всего шагах в полусотне от изгороди, за которой, дрожа от ненависти, лежали разведчики…

— Дай гранату! — прохрипел матрос над ухом Еремки.

Тот молча отдал гранату, которую держал уже наготове.

И как хорошо и ловко взмахнула рука матроса, как послушно именно там, где надо, в самую кучу собак и эсэсовцев, упала и взорвалась граната! Как торжествующе гулко отдался ее взрыв.

Разведчики, торопясь в тумане за речку, даже не слышали над собою посвиста пуль…

В это утро немцы явились в лазарет, как обычно. Но сразу после поверки всех распустили, и немецкое начальство осталось в бараке комендатуры.

Ясное весеннее утро разбушевалось особенно сильной канонадой, которая хоть на слух не приблизилась к лагерю, но означала, что вот-вот немного еще — и фашистский фронт будет прорван…

На работы пленных не вывели, даже кладбищенская команда не вышла с мертвыми.

От немецких солдат, которые чего-то ждали, без дела болтаясь возле комендатуры, пленные не могли ничего добиться. Угрюмые и встревоженные солдаты отмалчивались, — видно, не знали даже, что будет с ними самими…

Лишь один шеф кухенкоманды построил своих рабочих и повел их из лагеря за продуктами.

Утро стояло теплое. Многие больные и здоровые, расположась вне бараков, как бы лениво грелись под ярким апрельским солнцем, в самом же деле с напряжением наблюдали за малейшим движением среди немцев.

Только на кухне, в аптеке, в бараках лежачих больных да в медицинских кабинетах велась работа. Но врачи тоже нервничали, хотя Бюро, еще не приняв решений, не разглашало сведений, полученных через Любавина.

«Как же придут теперь с кладбища наши разведчики?!» — волновался Барков. Он подослал Федора к шефу кладбищенской команды — спросить, пойдут ли на кладбище после обеда, но тот отмахнулся.

— А я что знаю! — досадливо огрызнулся он.

Напряженность нарастала. Никто не знал обстановки. По шоссе было слышно движение множества машин.

Утренний прием в перевязочной закончился, и Муравьев уже принялся за уборку, когда вошли Барков и Баграмов.

— Можно бы, наконец, эту вашу «работу» доверить кому-нибудь другому, товарищ полковой комиссар! — сказал с раздражением Барков. — Я думаю, что сегодня у вас есть дела поважнее!

— А эти мои дела, товарищ майор, не мешают мне думать, видеть и слышать, — ответил тот, продолжая тереть пол шваброй. — Не вижу особого преимущества в том, чтобы сидеть без дела и предаваться довольно бесплодным гаданиям.

— Гадали мы с вами слишком уж долго, товарищ полковой комиссар. Сейчас время действовать. Всех немцев, которые находятся в комендатуре, мы можем забрать в течение десяти минут, обезоружить солдат в один миг. Пора начинать выступление.

— Без истерики, товарищ майор! — холодно остановил Муравьев. — Захват кучки фельдфебелей и в ответ расстрел всего лагеря фашистами не входит в наши расчеты. Вы, как начальник штаба, планировали начало с захвата вышек. Правильный план! Захват их необходимо произвести с наступлением темноты, по возможности без лишнего шума, силами выделенной ударной группы. А что за шум вы хотите поднять сейчас? Ведь какие-то части движутся по шоссе. Нас же моментально раздавят! Будем ждать ночи…

— До ночи может измениться вся обстановка, если нагрянут эсэсовцы угонять лагерь, — возразил Барков.

— Следите! Как только сигнал об эсэсовцах, так вышки должны быть во что бы ни стало взяты. Вооруженные люди уже сейчас должны быть по местам. Наблюдение вести во все стороны. Обеспечить сигналы. Я уже послал связных созывать Бюро, — заключил Муравьев.

В окно перевязочной забарабанили тревожно и нетерпеливо. Милочкин радостно замахал руками Баркову. Тот выскочил из барака.

В ворота входила кухенкоманда. Впряженные в оглобли телеги с картошкой, впереди других шагали Васька матрос и Еремка Шалыгин. Они шли шатаясь, казалось — совсем больные, и, чтобы как-нибудь не упасть, держались, вцепившись в оглобли…

Через несколько минут, когда раздались свистки на обед, разведчики вместе с Барковым, неузнаваемые, осунувшиеся, вошли в аптеку.

В обеденный час в аптеке собралось Бюро с командирским активом, чтобы выслушать Василия и Еремку.

Когда Василий с Еремкой, задыхаясь, перебивая друг друга, вели свой рассказ, все, кто слушал, дрожали как в лихорадке.

— А мы чего ждем? Чтобы всех вот так же?! Эх, командиры! Тоже взялись! Чего ждем?! — сдавленным голосом выкрикнул Васька.

В его сузившихся и запавших, налитых кровью глазах была ненависть, казалось, не только к немецким фашистам, к эсэсовцам, но также и к тем, кто медлил с восстанием…

— Если вы, командиры, не подымете лагерь, то мы с дядей Васей без вас скличем народ в атаку на вышки, — поддержал матроса Еремка.

— Правильно, братцы! — с жаром воскликнул Маслов. — Сейчас же на вышки!

Встретив насмешливый взгляд Муравьева, Саша осекся и посмотрел на него недоуменно и вопрошающе.

— Ну, ты, докторок, и загну-ул! — укоризненно сказал Муравьев. — Медициной уж занимался бы, что ли! — И он обратился к Шалыгину и матросу: — Спасибо, разведчики, за вашу смелую службу. Теперь ваше дело — идти по рабочим баракам и всем рассказывать. Но в атаку — избави вас бог! Рассказывать надо всем, что видали. Пусть все понимают, какая над нами угроза. А при угрозе, Василий, сам знаешь, какая нужна дисциплина!

И в первый раз Василий, взглянув на уборщика перевязочной, которого он отлично знал, с которым не раз закуривал, почувствовал в нем человека, который знает, что делать, и призван и признан всеми присутствующими как общий руководитель.

— Ясно, товарищ… — Василий почему-то замялся и не выговорил привычного имени «Семеныч», — товарищ… — он вопросительно оглянулся.

— Полковой комиссар, — подсказал Барков, догадавшись, что в эту секунду нужно матросу. Разведчики уважительно переглянулись.

— Ясно, товарищ полковой комиссар! — удовлетворенно сказал Василий. — Есть идти по рабочим баракам!

— Паники по баракам, однако, не сеять, а намекнуть, что командиры не дремлют! Не затевать ничего без приказа! Понятно? — спросил Муравьев.

— Так точно! — отозвались матрос и Шалыгин и вышли.

— Понятно тебе, докторище? — спросил Муравьев Маслова.

— Ясно, чего там! — буркнул смущенный Саша.

Восстание сделалось неминуемым.