Все приключения Шерлока Холмса - Джон Карр

Письмо получилось замечательное, краткое, вежливое и интригующее. Отправили мы его с посыльным. Тем же вечером с драгоценным блюдцем в руках и карточкой доктора Хилла Бартона в кармане я отправился в гости к барону.

Красивый дом и вся окружающая обстановка указывали на то, что барон Грюнер, как и говорил сэр Джеймс, человек весьма состоятельный. Длинная извилистая аллея, обсаженная кустарником редких пород, привела меня к просторной, усыпанной гравием площадке перед домом. Ее украшали статуи. Имение было построено владельцем южноафриканских золотых копий еще во времена великого бума, и длинный, хоть и невысокий дом с башенками по углам – сущий кошмар архитектора – впечатлял размерами и основательностью. Встретил меня лакей, походящий величием и строгостью на епископа, затем препоручил слуге в бархатных туфлях, а тот проводил меня к барону.

Хозяин дома стоял у огромного резного буфета, где хранилась часть его коллекции. Когда я вошел, он обернулся; в руке у него была небольшая коричневая ваза.

– Прошу вас, присаживайтесь, доктор, – сказал он. – Вот, любуюсь своими сокровищами и размышляю, чего мне еще не хватает. Возможно, вас заинтересует эта ваза династии Тан; она датируется седьмым веком. Уверен, вам еще не случалось видеть столь замечательную работу и богатую глазурь. Вы принесли с собой вещь, о которой упоминали?

Я осторожно распаковал блюдце и протянул ему. Грюнер уселся за письменный стол, придвинул поближе лампу, поскольку на улице уже темнело, и начал внимательно рассматривать вещицу. Я же разглядывал его лицо, освещенное желтоватым светом.

Да, он действительно был так хорош собой, что вполне заслужил в Европе репутацию красавца. Средний рост, не слишком крупный, но грациозный, в каждом движении сквозит энергия и живость. Лицо смуглое, с восточным колоритом, большие продолговатые и темные глаза, несомненно, обладающие для женщин огромной притягательной силой. Волосы и усы иссиня-черные, усы короткие, с заостренными концами и нафабренные. Черты лица правильные и довольно приятные, за исключением тонких губ. Если я и представлял себе рот убийцы, то он, по моим понятиям, должен был выглядеть именно так. В очертаниях этих губ угадывались жестокость, несгибаемая воля и неукротимая злоба. Напрасно ему посоветовали загнуть кончики усов вверх, лучше бы он замаскировал свои злые губы, чтобы они не внушали опасений потенциальным жертвам. А вот голос очень приятный и манеры обворожительные. На вид я дал бы Грюнеру лет тридцать с небольшим, хотя впоследствии выяснилось, что ему сорок два.

– Изумительно… просто потрясающе! – сказал он, помолчав. – Так вы говорите, у вас есть набор из шести предметов? Странно, право, что я никогда прежде даже не слышал о столь великолепных образцах. Знаю лишь, что в Англии находится всего один предмет, подобный этому, но он в частной коллекции и на продажу его вряд ли выставят. Осмелюсь задать вам нескромный вопрос, доктор Хилл Бартон, откуда у вас эта вещица?

– Разве это имеет значение? – с самым беззаботным видом ответил я. – Вы же сами видите, это не подделка. А что касается цены… тут можно пригласить эксперта.

– Очень странно… – протянул Грюнер, и темные глаза его подозрительно блеснули. – Имея дело с такой ценностью, человек, естественно, хочет знать о ее происхождении, не вижу здесь ничего необычного. Да, вещь подлинная, это несомненно. Но допустим, я должен учитывать все обстоятельства: вдруг позже выяснится, что вы не имели никакого права продавать ее?

– Гарантирую, это вам не угрожает.

– Вопрос о том, чего стоят ваши гарантии, остается открытым.

– Мои банкиры дадут такую гарантию.

– Хорошо. С этим ясно. И все же появление данной вещицы кажется мне довольно необычным.

– Вы вольны заключить сделку или отказаться от нее, – равнодушно отозвался я. – Я решил предложить вам первому, поскольку считал вас знатоком. Но уверяю, у меня не возникнет проблем с покупателями, если вы откажетесь.

– Кто вам сказал, что я знаток?

– Вы написали книгу о китайском фарфоре.

– Вы читали ее?

– Нет.

– Но, дорогой мой, вы все больше ставите меня в тупик!.. Вы и сами знаток и коллекционер, владеете столь редким предметом и даже не озаботились заглянуть в книгу, которая подсказала бы вам истинную ценность и значение этой вещицы! Как это объяснить?

– Я очень занятой человек. Практикующий врач.

– Это не ответ. Если у человека есть настоящее хобби, он интересуется всем, что с ним связано. В вашей записке вы называете себя знатоком.

– Так оно и есть.

– Позвольте в таком случае устроить вам маленький экзамен, задать несколько вопросов. Признаюсь, доктор, если вы, конечно, действительно доктор, мне вся эта история представляется все более подозрительной. Что вам известно, к примеру, об императоре Шому и как он ассоциируется у вас с местечком Сёсоин, что близ Нары? Вы озадачены, дорогой мой? Ну что ж, тогда расскажите мне немного о династии Северный Вэй и ее роли в истории фарфора.

Я вскочил с кресла:

– Это невыносимо, сэр! Я пришел сюда оказать вам любезность, а не для того, чтобы меня экзаменовали, как какого-нибудь школяра! Знаю я обо всем этом, возможно, чуть меньше вашего, но не стану отвечать на вопросы, заданные в столь оскорбительной манере!

Грюнер внимательно изучал меня своими темными глазами. Томность взгляда исчезла, в нем сверкал злобный, нехороший блеск. Тонкие губы раздвинулись в хищной улыбке.

– Ах вот оно что! Вы явились сюда шпионить за мной. Вас прислал Холмс. Вы затеяли со мной опасную игру. Сам этот тип на краю смерти, вот и прислал вас понаблюдать за мной. Так вот, клянусь Богом, скоро вы поймете, что войти сюда легче, чем уйти!

Грюнер вскочил, а я отпрянул и приготовился отразить нападение. Возможно, он с самого начала заподозрил что-то неладное и устроил «экзамен», чтобы выяснить правду. Ясно одно: мне не удастся обмануть его. Грюнер сунул руку в ящик стола и неистово шарил там, пытаясь что-то найти. Но тут его отвлек какой-то звук. Он насторожился и прислушался.

– Ага! – воскликнул он. – Вот оно что! – И с этими словами опрометью бросился в соседнюю комнату.

Я подошел к открытой двери и заглянул в комнату. Вот что я увидел. Высокие застекленные двери, выходящие в сад, были распахнуты настежь. Возле них стояла фигура, напоминающая привидение: голова обмотана окровавленными бинтами, лицо осунувшееся, бледное. Шерлок Холмс!.. В следующую секунду он шагнул в сад, и тотчас послышался шум и треск: это Холмс продирался сквозь ветки кустарника. Хозяин дома с грозным криком бросился за ним.

И тут… Я до сих пор ясно вижу это. Ветки раздвинулись, из листьев вынырнула бледная женская рука. В ту же секунду барон испустил чудовищный вопль, похожий на вой, он тоже застрял у меня в памяти. Злодей закрыл лицо ладонями, вбежал в комнату и начал метаться по ней и биться головой о стены. Потом рухнул на ковер и принялся кататься по нему, испуская отчаянные крики.

– Воды! Ради Бога, воды! – разобрал я.

Тогда я схватил со столика графин и бросился на помощь. В тот же момент в кабинет вбежали дворецкий и несколько слуг. Помню, один из них лишился чувств, увидев, что произошло с хозяином, когда тот повернулся лицом к лампе. Купорос быстро делал свое дело, въедался в кожу, капал с ушей и подбородка. Один глаз уже остекленел. Другой был налит кровью. Черты, которыми я любовался всего несколько минут назад, походили на прекрасное полотно, по которому художник прошелся мокрой и грязной губкой. Искаженные, обесцвеченные, они напоминали уродливую, нечеловеческую маску.

Попробую в нескольких словах объяснить, что произошло. Один человек пробрался через окно в дом, другой затаился в кустарнике у лужайки, но было уже темно, к тому же пошел дождь. Жертва нападения, вопя от боли, выкрикивала в адрес обидчицы проклятия.

– Это Китти Уинтер, тварь, бешеная кошка! – орал он. – Будь она проклята! Дьявол, а не баба! Но ничего, она за это заплатит! Она мне ответит! О Боже, какая боль, нет, я не в силах этого вынести!..

Я смазал Грюнеру лицо маслом, наложил на открытые раны шарики из ваты и сделал ему укол морфия. Все его подозрения насчет меня тут же исчезли. Теперь Грюнеру было не до того, и он цеплялся за меня в надежде, что я могу совершить чудо, вернуть прежнюю красоту изуродованной коже, оживить белесые, как у мертвой рыбы, глаза. Мне были отвратительны прикосновения его горячих рук, и я испытал огромное облегчение, когда к пострадавшему явился семейный врач в сопровождении еще одного специалиста. Прибыл также и инспектор полиции, которому я протянул свою настоящую карточку. Представляться доктором Хиллом Бартоном было бы глупо: в Скотленд-Ярде меня знали почти так же хорошо, как и Холмса. Вскоре я покинул этот страшный дом и уже через час был на Бейкер-стрит.

Холмс сидел в своем любимом кресле, бледный и изможденный. Видно, на него повлияли события сегодняшнего вечера, и он с ужасом выслушал мой рассказ о несчастье с бароном.