И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

Мышь расправила крылья, спланировала точно на грудь предателю и сомкнула их кончики у него за спиной.

– Не надо, не надо, пожалуйста!.. – взвизгнул Букаха и выронил письмо. – Я понял!.. Понял!.. Я виноват!.. Но я исправлюсь!.. Я всё сделаю!.. Всё, как надо!.. Царь будет мною доволен, я клянусь тебе!..

Утро нового дня Лукоморск встречал на стенах, угрюмый, настороженный, вооруженный и готовый к любым превратностям военной судьбы, какие только могли поджидать их на горькой тропе осады.

Дождь к рассвету кончился, небо приподнялось, тучи хмуро расступились, пропуская первые солнечные лучи, и люди увидели, что город окружен плотным кольцом палаток и потухающих костров. А чуть поодаль вражеского лагеря, ближе к лесу, полным ходом шли какие-то работы: невидимые[148] плотники сооружали нечто непонятное, и оттого пугающее. Доски, балки, колеса, мешки, шкуры, веревки – все странно и медленно перемещалось, стремясь собраться то ли в огромные дома, то ли в передвижные пыточные комплексы повышенной комфортности. Над самим лагерем, надрывно и угрожающе, словно стараясь если не перекричать, так заглушить друг друга, наперебой хрипели трубы, призывая бесчисленное множество чужих солдат, чудовищно не похожих на людей[149], строиться под черными стягами и готовиться к тому, ради чего они сюда заявились.

Граненыч высунул голову меж зубцов сторожевой башни Сабрумайских ворот, бросил взгляд налево, направо… Везде, насколько хватало глаз, на равнине перед линией обороны имени него простиралось одно и то же: палатки, костры и войска, войска, войска…

Слева от полного великих и малых дум об обороне главкома раздалось нерешительное покашливание, почихивание и посмаркивание – день, проведенный под проливным дождем, отразился на здоровье Агафона, как ожидалось…

Всегда приятно, когда получается так, как планируешь.

– А как вы думаете, князь Митрофан Гаврилыч, они одновременно на приступ пойдут, или так… участками?.. – невзначай, словно спрашивал, не знает ли его собеседник, какого цвета у соседа старая карета, поинтересовался свежеиспеченный заместитель главнокомандующего лукоморскими войсками по вопросам волшебства.

– Чтобы на приступ пойти, им сначала надо бревна выкорчевать, ямы засыпать, вал сровнять и ров забросать, – терпеливо, словно добросовестная нянька не в меру любопытному подопечному, стал разъяснять сугубо гражданскому до вчерашнего дня чародею азы военной азбуки Митроха. – А так как это работа, чреватая повышенной смертностью и травмоопасностью среди осаждающих, как верно подметил еще генерал Манювринг, то производить ее имеет смысл лишь на отдельно взятых участках.

– Так вот я и спрашиваю, на каких участках… – нервно кидая взгляды то на закончившие построения войска, то на молчаливых и сосредоточенных защитников города, повторил Агафон и почувствовал, что желудок его болезненно сжимается и завязывается узлом.

– Самый простой вариант для осаждающих – ворота. Один раз помучаться, выбить – и свободный доступ в город открыт. Я бы на их месте начал с ворот, – отстраненно-задумчиво, словно анализируя чужую шахматную партию, проговорил Граненыч. – Может, даже с наших. Они ничем не хуже других трех. В тактическом смысле, имею в виду. А так… эта сторожевая башня самая старая из всех, и местами кладка начинает сыпаться… чуть-чуть… И еще одна особенность, если ты приметил: в отличие от остальных башен, у этой, старой, ворота не защищены аркой-тоннелем с бойницами в своде, а сделаны, как бы это выразиться… заподлицо с фасадом. И если бы у меня был выбор, с каких ворот начать, то я бы даже не думал – начал с этих.

– И это радует… – упавшим голосом пробормотал чародей.

– Это хорошо, – неожиданно похвалил его Митроха. – Рвешься в бой, показать свою выучку волшебную? Молодец. Мне Семен Соловьев вчера вечером рассказывал, как вы тут где-то горшки с горючей смесью зарыли. Вот сюрприз-то неприятелю будет! Места-то отметили, орлы?

– Чтобы и они их заприметили и раньше времени чего заподозрили? – покосился на главкома маг. – Так запомнили.

– Ну, ты это, со смесью-то молодец, – одобрительно пробасил Граненыч и похлопал волшебника по плечу. – Кузнецы-то без тебя эвон сколько с ней возились, полгорода едва не пожгли, а всё без толку. Не хочет взрываться – и хоть ты плачь. А ты прилетел, раз-два – и всё на мази. Мне соловьи-разбойники про вчера-то в подробностях рассказали, не скромничай…

– Ну… э-э-э… чего там особенного… – сконфуженно хмыкнул маг и принялся заинтересованно разглядывать соринку на своем рукаве. – Мы, волшебники, знаем взрывающиеся смеси как свои два пальца… шутка… А серьезно если, то нам это сделать – раз плюнуть… У нас в школе недели не проходит, чтоб ученики чего-нибудь не взорвали во время занятий… или не подпалили[150]… Издержки высшего образования…

– Хорошее у вас, видать, образование, – пришел к нагло напрашивающемуся выводу князь и снова тронул за плечо своего покрасневшего[151] зама, увлекшегося теперь сковыриванием засохшей грязи с носка одного сапога при помощи каблука другого: – Вон, я же говорил… как раз по бывшей дороге путь пробивают… и не руками, гляди-ка… Наверное, их магов тоже учат не как попало…

– Где?!..

Если бы Агафон не ухватился за Граненыча, он бы упал.

Один.

А так они рухнули на крышу башни под изумленными взглядами дружинников и ополченцев как два куля.

– Ты чего?.. – недоуменно уставился на чародея Граненыч, поднимаясь и потирая зашибленный бок.

– С-стреляли… – пробормотал Агафон, и его окраска плавно перешла из красного в инфракрасный спектр.

– А-а… – всё еще непонимающе покачал головой князь. – А я-то что-то не приметил…

– М-мимо, – пробубнил специалист по волшебным наукам, тоже поднимаясь на ноги и поспешно, с преувеличенной заинтересованностью, высунул голову за зубцы. – Так г-где?..

– Вон там, – услужливо ткнул тонким пальцем вдаль Митроха, и чародей, даже не особенно приглядываясь, смог теперь увидеть всё сам.

Вооруженные до оскаленных и очень острых сами по себе зубов зверолюди отступили, образовав полукруг, и вперед вышел едва различимый на их фоне невысокий субтильный человечек, одетый во всё черное.

На груди у него сияла ярко-алая точка, и по сравнению с этим неестественным колдовским цветом все вокруг казалось блеклым, будто облитым тусклой серой краской.

Человечек сделал рукой резкий жест, и четыре бревна, ближайшие к нему, стали, кряхтя, медленно раскачиваться: вправо-влево, взад-вперед… Через несколько секунд они полезли из земли, словно решили тряхнуть стариной и ударились в рост, и с влажным смачным шмяком, слышным даже на стенах, шлепнулись в грязь, обдав почтительно замерших в ожидании зверолюдей веером мутных брызг.