У каждого свой путь - Любовь Рябикина

— Получилось… Скопин, к награде представлю.

Андриевич взглянул на часы. Было без четверти одиннадцать:

— Товарищ генерал-полковник, вы извините, но у меня поезд через полтора часа. Взбучку вы мне потом оформите, когда появлюсь. Обещаю, что через неделю прибуду. Клим, подбросишь до вокзала?

Евгений Владиславович подошел к полковнику вплотную:

— Вацек, между нами — я горжусь, что ты в открытую поддержал Маринку, но как начальник, взбучку я тебе обязан устроить. Фотографии где?

— Оленин завтра отдаст. Они спрятаны и он знает, где… До свидания, Евгений Владиславович!

— Счастливого пути, Вацлав Янович!

Бредин подошел к подорванному автомобилю. С сетки почти все мешки были убраны. Жители начали возвращаться в квартиры. Им никто не препятствовал. Сетку убрали. Автомобиль восстановлению не подлежал. Это была покореженная груда обгоревшего, покрывшегося окалиной железа. Густой черный дым продолжал валить от горевших колес. Прибывшие пожарники быстро затушили языки пламени, выслушали объяснения милиции и уехали. Стефанович мрачно смотрел на металлолом, но он нашел в себе силы поблагодарить Скопина:

— Если бы не вы, от меня бы даже кусков не нашли. Страшная у вас работа, мужики… — Ему в голову стукнула идея и он кинулся к генералу: — Евгений Владиславович, нельзя ли провести расширенное интервью с вашими подчиненными? Мне сегодня ваши парни дважды жизнь спасали.

Генерал твердо произнес:

— Это исключено! Достаточно того, что полковник Андриевич раскрыл себя. Мне и так не одну объяснительную написать придется. Понимаю, что все правильно сказал, но нельзя ему было светиться!

Бредин объяснился с милицией, дав кое-какие сведения. Сдал задержанных. Стефанович рассказал все, что видел сам. Клим Сабиев и Леонтий Швец тоже дали показания и сдали биты. Право на ношение оружия у них было и следователи признали их действия правомочными и не подлежащими уголовной ответственности. Записали адрес, по которому проживали спецназовцы и отпустили.

Искореженный автомобиль погрузили на платформу, чтоб оттащить к ближайшему отделению УВД. Генерал-полковник тоже уехал. Стефанович попросил спецназовцев подбросить его до квартиры. Мужики охотно согласились, но вначале вернувшийся с вокзала Сабиев отвез младшего сержанта Оленина и Юрия Скопина на квартиру Марины. Швец и Стефанович ждали его в здании телецентра. Все три заместителя директора сбивались с ног. Эфир снова пришлось передвинуть, чтобы включить в него неудавшееся покушение на ведущего оператора Станислава Стефановича.

Появившийся Клим и Леон подбросили оператора до его квартиры на улице Гримальди, обратив внимание, что подъезд не охраняем, а по истертым кнопкам старого кодового замка было легко проникнуть в подъезд. В подъезде освещение тоже оставляло желать лучшего. Дверь в квартиру оказалась хоть и металлической, но вполне выбиваемой. Вторая дверь вообще не являлась препятствием даже для подростка, достаточно было надавить плечом посильнее. Клим остался в машине, на всякий случай. Леон проверил квартиру:

— Стас, а вы что, один живете?

Оператор уложил камеру на тумбочку в коридоре:

— Один. Жена ушла еще лет пять назад.

— У вас хоть какое-то оружие имеется?

— Нет. Зачем оно мне? Я не умею пользоваться. В армии мне служить не довелось — я диабетик.

Швец огляделся в квартире, выглянул в окно, а потом в упор поглядел на оператора:

— Не хотите с нами недельку пожить, пока все не успокоится? Мы с Климом уверены, что на вас сегодня-завтра еще разок покушение организуют. Как говорится по горячим следам. С нами вам спокойнее.

Стефанович отказался:

— Не стоит, Леонтий. Не вечно же мне прятаться за чужими спинами.

Швец упорно настаивал:

— И все же соглашайтесь. Хотя бы на три дня… Марина неизвестно когда придет в себя. Дежурства у нас по очереди. Практически свободны. С вами немного походим. Вы безлошадный, схватить легко, а мы вас подбрасывать станем, когда машина свободна.

Оператор подумал: «Вообще-то страшновато одному, особенно после того, как автомобиль взорвали». Вслух сказал:

— Согласен. Думаю, что вы правы. Стоит переждать пару деньков. Я с собой передевку возьму, да инсулин со шприцами. Поможешь камеру дотащить?

Прежде, чем уйти, Швец поставил несколько незаметных ловушек перед дверью, чтобы в будущем определить, вскроют квартиру или нет. Они были стары, как мир: наклееный на косяк и дверь волосок, рассыпанные под тряпкой семечки и «случайный» фантик от конфеты, попавший между дверей.

Оленин не возражал, когда они привезли оператора в квартиру:

— Вот и правильно, я хотел предложить, да побоялся обидеть. С Рахмоном связался. Марина в том же состоянии. Рассказал, что у нас произошло. Муха в шоке. Жалел, что его не было. Клим, ты Вацлава в вагон посадил или так оставил?

Сабиев искренне обиделся:

— Обижаешь, Игорек! Я даже в купе побывал.

Глава 12

Юлька уткнулась брату в грудь и горько плакала. Они сидели в одном кресле и она только что узнала из репортажа, что их мама в тяжелом состоянии. Взрослые застыли на стульях и креслах вокруг. Мешков глухо сказал:

— Суки! Новую провокацию смастерили. Это надо так подло действовать. Ну почему я здесь?!

Сержант треснул кулаком по подлокотнику кресла. Полированная дощечка отлетела и с грохотом ударилась о пол. Он поднял ее и вставил шипы в пазы. Слегка пристукнул кулаком, чтоб крепче держалось. Елена Константиновна, к удивлению мужчин, выглядела спокойно:

— Я говорила и раньше, что надо относиться к окружающим мягче…

Иван Николаевич не сдержался и сунул жене под нос кукиш. Рявкнул, напугав Елену Константиновну:

— А это ты видела? Их давить надо! Так, как Маринка наша делает! Давить, чтоб кости трещали! Ясно? Скажи хоть слово и я тебе вмажу так, что вопьешься в кресло. Я тебя никогда не бил, но сейчас я тебе врежу. Ты топишь собственную дочь, что ты за человек после этого? Думаешь, если Марина умрет, так ты ее детей подобными себе воспитаешь? Я все вижу и вижу твои надежды. Этому не бывать! И Сашку и Юльку я воспитаю подобными ей! Клянусь! Даже если мне придется на старости лет развестись с тобой!

Женщина вжалась в кресло и побелела:

— Иван, Иван… Я никогда не видела тебя таким!

Иван Николаевич вскочил на ноги и заорал, размахивая руками:

— А я не желаю слышать твои выпады против Марины! Хватит! Ты с самого детства пытаешься создать из нее тихоню, подобную себе. Да, моя дочь в тяжелом состоянии, но она еще не сдалась! И я верю, что Маринка встанет и даст такой бой этим твердолобым жуликам, что у них печенки затрясутся! Военные за нее. Ты сама слышала выступление. Борьба Марины была не зря и даже ее смерть теперь ничего не изменит. Армия все равно будет говорить правду о себе! Я горжусь, что у меня такая дочь и здорово разочарован в тебе!

Мешков протянул Ушакову руку:

— Иван Николаевич, тезка, как же вы здорово сказали! Марина Ивановна раздула огонь и армия будет его поддерживать. Будет! Полковник Андриевич — это первая ласточка, но будут целые стаи…

Полковник Силаев в это время стучался в дверь родительского дома. Через калитку он легко перемахнул, не отпирая запор, лишь перебросил вначале сумку. Старая ветла зашумела голыми ветвями, когда он ухватился за ее сучки, чтоб было легче перебираться. Тетка и сын спали. На мосту зажегся свет, пробиваясь сквозь щели. Надежда Кондратьевна, с трудом переставляя больные ноги, вышла в сени и спросила:

— Кто там?

— Теть Надь, это я, Костя!

— Ой ты, Господи! Сейчас открою. Что ты так поздно?

Она зазвякала крючками. Костя ответил:

— Билеты только на последний автобус были. От автовокзала ни один частник сюда ехать не захотел. Пришлось через весь город пешком идти.

Дверь распахнулась. Надежда Кондратьевна стояла в освещенном проеме в одной ночной сорочке с накинутым на плечи полушалком. Она посторонилась, пропуская племянника:

— Проходи. Устал, небось. Леша спит. Умаялся сегодня. После школы дрова пилил. Я плохой помощник, так он ножовкой примерился. Уже вторую неделю ширкает. Почти полный дровяник набил. На зиму хватит и даже больше. Мне с ним хорошо. — Надежда Кондратьевна заперлась и вслед за племянником вошла в дом: — Пойдем на кухню, чтоб Лешку не будить. Я тебя покормлю.

Он сбросил бушлат и повесил его за петельку на знакомый с детства крючок на стене у входной двери. Пригладил волосы голубенькой расческой, поглядевшись в старенькое зеркало в черной резной раме. Прошел между печкой и стеной по коридору. По дороге помыл руки под умывальником, стараясь не звякать сильно. Вошел на кухню. Тетка смотрела на него:

— Ты видно не знаешь, что с Мариной произошло, раз к нам приехал…