Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

Если ты позволишь мне сделать только одно это, я никогда больше ни о чем тебя не попрошу.

Он дрожал в ожидании электрического разряда, пронзающего его, Голоса Господня, зазвучавшего у него в голове, знака, знамения или еще чего-нибудь.

— ПОЖАЛУЙСТА! — крикнул он.

Затем он подбежал к гробу и схватил своего отца за тощие твердые плечи.

— Вставай, папа. Давай покажем им, чего на самом деле стоит моя сила исцеления и насколько она сильна. Вставай сейчас же. Ты мне нужен, давай, вставай…

Он сжимал руки все сильнее и сильнее. Закрыв глаза он попытался собрать всю свою целительную силу — где там она? Была ли она израсходована давным-давно? Молния его не ударила, голубого сияния, исходящего из ладоней, не появилось.

— Вставай, папа, — прошептал Уэйн и, откинув голову назад, закричал: — Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ВСТАВАЙ И ИДИ!

— Уээээйн! — закричала за дверью Кемми. — Во имя Господа, не надо!..

— Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ СБРОСИТЬ ОКОВЫ СМЕРТИ! СЕЙЧАС ЖЕ! СЕЙЧАС ЖЕ!

Он трясся как громоотвод на ветру, его пальцы крепко вцепились в жёлтую материю, а по лицу текли струйки пота и слез. Макияж цвета человеческого тела стал опадать со щек трупа, открывая бело-серую кожу. Уэйн сконцентрировался на задействовании энергии из глубин себя, оттуда, где в глубине его души кипел вулкан, где метались дикие языки пламени. Он думал только о том, как вдохнуть жизнь в запертое в гробу тело, желая вернуть ему Жизнь.

Внезапно в его голове что-то взорвалось с неожиданной болью и отчетливым треском. В его сознании возникла странная картина смертельной борьбы орла и змеи. В голове Уэйна пульсировала черная боль, а из его левой ноздри на белую обивку гроба закапала кровь. Его руки начали зудеть, потом чесаться, потом гореть…

Труп Фальконера дернулся.

Глаза Уэйна широко открылись.

— Да! — крикнул он. — ВСТАВАЙ!

Внезапно труп задрожал, как будто сквозь него пропустили высокое напряжение; он сжимался и вытягивался, лицевые мускулы покрыли лицо рябью. Руки с идеальными ногтями начали ритмично сжимать и разжимать кулаки.

В следующее мгновение веки, зашитые работниками морга нитками телесного цвета порвались и открылись. Глаза, глубоко утонувшие в глазницах, были цвета серого мрамора. Сильно дергаясь, губы растягивались, растягивались…

И рот раскрылся, порвав белые швы. Внутри рта все было отвратительно серым и виднелись куски материи, засунутые туда, чтобы щеки казались полными. Голова задергалась словно в агонии, а тело затрепетало в руках Уэйна. Кто-то дико забарабанил в дверь.

— УЭЙН! — закричал Джордж Ходжес. — ПРЕКРАТИ!

Но Уэйн был полон праведной исцеляющей силой и должен был искупить свои грехи, вытянув Дж. Дж. Фальконера из темного места. Все, что ему оставалось, это еще немного сконцентрироваться, попотеть еще чуть-чуть.

— Возвращайся, папа, — шептал Уэйн дергающемуся трупу. — Пожалуйста, возвращайся…

В измученном мозгу Уэйна возник образ мертвой лягушки, жесткой и пахнущей формалином, лежащей на столе в классе биологии. Ее ножные мышцы были открыты и соединены с маленькими электродами; когда включали ток, лягушка прыгала. Прыгала. Прыгала. Прыгай, лягушка, подумал Уэйн и разразился истеричным смехом. Труп Фальконера трепетал и дергался, руки хватали воздух. Прыгай, лягушка, прыгай…

— Уэйн! — закричала его мать, находясь на грани истерики. — Он мертв, он мертв, оставь его в покое!

И Уэйн осознал с болезненной очевидностью, что потерпел провал. Все, что он делал, просто заставляло лягушку прыгать. Его папа мертв.

— Нет, — прошептал он. Голова Фальконера повернулась набок, и рот раскрылся еще шире.

Уэйн расцепил свои пальцы и отступил назад. В тот же момент труп, лязгнув зубами, затих.

— Уэйн?

— Отопри дверь!

— Пусти нас, сынок, дай поговорить с тобой!

Он уставился на капельки крови на мраморном полу и тупо вытер нос рукавом. Все кончено, он проиграл. В единственном, о чем он просил, в самой важной для него вещи ему отказано. И почему? Потому что лишился милости Господа. Он знал, что где-то это празднуют Крикморы. Уэйн дотронулся до гудящей головы окровавленной рукой и уставился на овечек и пастушков противоположной стены.

За пределами мемориальной комнаты, Кемми Фальконер и собравшиеся проститься с Фальконером услышали ужасные грохочущие звуки. Это было, как скажет потом своей жене методистский священник, как «если бы в эту комнату набилась сотня беснующихся демонов». Только когда шум прекратился, Джордж Ходжес с парой мужчин осмелились взломать дверь. Они нашли Уэйна, съежившегося в углу комнаты. Вазы с цветами были разбиты о стены, с которых послетали прекрасные фрески, а на полу стояли лужи воды. Труп выглядел так, будто Уэйн пытался вытащить его из гроба. Кемми увидела окровавленное лицо сына и упала в обморок.

Уэйна доставили в госпиталь с диагнозом нервного истощения. Он был помещен в отдельную палату, накачан транквилизаторами и погружен в сон. На протяжении долгой ночи его посетили два сна: в первом подле его кровати стояла ужасная тень, улыбающаяся в темноте. Во втором сцепились в смертельной схватке орел и змея — крылья орла тянули его в чистое небо, но зубы змеи наносили удар за ударом, и ее яд отнимал у орла силы и тянул к земле. Уэйн проснулся в поту до того, как закончилось сражение, но он знал, что на этот раз змея победила.

В черных очках, жуя транквилизаторы, он наблюдал, как в десять часов утра Величайший Евангелист Юга был предан земле.

Его долг был ему кристально ясен.

Часть VIII. Змея и спрут

Глава 34

Доктор Чудо был слегка пьян, и от него исходил