Кью - Лютер Блиссет

По скромному мнению слуги Вашей Милости, к настоящему времени лютеранскую чуму не победить скромными человеческими силами, можно лишь попытаться сдержать ее в тех границах, где она уже распространилась. Но события прошлых лет научили бедного воина Божьего понимать: часто все, что кажется злом, в непостижимом промысле Господнем может обернуться благом. Брак еретической веры с немецкими князьями таков, что они уже не в силах от нее избавиться, как и от союзов, которые они стремятся заключить. Они могут стать самыми надежными нашими союзниками в борьбе против императора, и даже сейчас на дорогах, проходящих по землям Германии, нередко можно встретить французских послов. Бесспорно, преждевременно ожидать, что князья немедленно отправятся в бой против Карла, но отнюдь не безумие — ожидать этого в будущем. Я полагаю, мой господин, наши планы и расчеты со временем будут становиться все более точными и заблаговременными. Если же, однако, превратности войны в Италии обернутся на пользу Франции, Ваша Милость сможет утвердиться в мысли, что через несколько лет Карл рискует увидеть, как его восточные границы трещат под ударами турок и лютеранских принцев. Тогда его власть явно станет неустойчивой.

Но существует еще более изощренное зло, расползающееся по этой многострадальной земле, и на него я собираюсь обратить Ваше внимание.

В течение нескольких последних недель этот город сотрясается от репрессий против так называемых анабаптистов. Эти богохульники довели до крайности отступническую доктрину Лютера. Они отказываются крестить младенцев, утверждая, что Святой Дух может быть воспринят лишь по доброй воле верующего, на которого он снизойдет, отвергают принцип церковной иерархии и объединяются в общины: их пасторы выбираются самими верующими, они отказываются признавать труды теологов и считают Писание единственным источником истины, но — и в этом они даже хуже Лютера — к тому же отказываются подчиняться светским властям и провозглашают себя единственным христианским сообществом, следующим всем нормам гражданского управления. Более того, они отвергают богатство и все внешние формы культа: иконы и статуи, церкви, церковное облачение — во имя равенства всех потомков Адама. Они желают перевернуть мир с ног на голову, и далеко не случайно многие участники крестьянской войны испытывают к ним искреннюю симпатию, поддерживая их дело.

Перед властями стоит нелегкая задача — представить людей, собравшихся здесь, в Аугсбурге, в прошлом месяце на свой собор, сатанинскими развратителями. К счастью, в течение нескольких дней почти все их главари были арестованы. Среди них нет столь значимых людей, как Томас Мюнцер, но тем не менее представляемая ими опасность более серьезна из-за их многочисленности, которую просто трудно представить. Их ересь распространяется по всей Юго-Западной Германии с поразительной скоростью и легкостью. Они отдают предпочтение низшим сословиям — батракам, по-прежнему зараженным ненавистью к богатству высших сословий. Население сельской местности, невежественное и недовольное, нередко участвует в их лесных ритуалах, завораживающих сатанинской красотой. Именно потому, что анабаптисты не связаны ни с каким, светским или религиозным, порядком, они, считающие друг друга братьями, могут распространить эту заразу еще легче и быстрее, чем это удалось Лютеру в прошлый раз. Несложно предсказать, что их численность будет расти и вскоре анабаптизм выйдет за границы этого города. Любой недовольный, голодный, забитый крестьянин или ремесленник — уже потенциальный еретик.

Именно поэтому я не прекращу собирать сведения и постараюсь как можно подробнее проследить судьбы этих неверных, чтобы снабжать Вашу Милость новыми сведениями для анализа положения.

Больше мне нечего добавить, помимо того, что я целую руки Вашей Милости, надеясь, что тот, к кому я питаю столь безграничное уважение и доверие, позволит мне и впредь использовать эти бедные глаза во имя дела Божьего.

Q. Из Аугсбурга, 17 сентября 1527 года.

*** Письмо, отправленное в Венецию из имперского города Аугсбурга, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 1 октября 1529 года.

Мой достопочтеннейший господин.

Душа Вашего скромного слуги преисполнилась благодарностью и волнением, как только я узнал о возможности предстать перед Вами. Не волнуйтесь о том, что я могу и не появиться на назначенной встрече: благодаря заключенному миру улицы Ломбардии стали гораздо более спокойными, и это обстоятельство наряду с возможностью встретиться со своим Господином заставляет меня со всех ног поспешить в Болонью. Мое сердце разрывается при мысли о том, что Его Святейшество, Климент, мог заключить столь подлую сделку с Карлом, гарантировав ему официальную коронацию в Болонье. Победа над французами в Италии, а теперь и признание понтифика возвысят Карла V до ранга величайших кесарей древности, хотя он ни в малейшей степени не обладает ни их мужеством, ни их добродетелью. Он будет распоряжаться в Италии, как пожелает, и мне кажется, на этом рейхстаге все итальянские государства, и Папское в том числе, станут лишь бессильными наблюдателями, неспособными повлиять на решения императора. Но хватит об этом: Vae victis[22] пока достаточно, в надежде, что Всемогущий милосердно ниспошлет самым преданным душам, таким, как душа Вашей Милости, свою благодать и поможет понять, как сбить спесь с этого нового цезаря.

Именно в связи с этой темой позволю себе откровенность, к которой Ваша Милость так великодушно приучили меня, позволив мне высказывать собственные мысли, настолько наивные, что они непременно вызовут мудрую улыбку моего Господина. Я отмечу, что сейчас у Карла три основных врага: король Франции — католик, немецкие принцы — лютеранского вероисповедания и турецкий султан — безбожник. И если бы они смогли поставить общие антиимперские интересы над различиями в вероисповедании, ударив по империи все вместе и единовременно, тогда ни у кого не осталось бы сомнений, что она зашатается, как шатер, сотрясаемый порывами ветра, а вместе с ней и трон самого Карла. Но этим глазам приказано наблюдать за событиями в Германии, а не во всем мире. Значит, я, по необходимости, замолкаю, с нетерпением ожидая встречи с Вашей Милостью в Болонье и возможности лично доложить о ситуации в немецких землях, и в частности, о еретиках-анабаптистах, о которых, как помнит Ваша Милость, я уже несколько раз упоминал.

В надежде не опоздать ни на единый день на назначенную встречу, целую руки Вашей Милости и вновь поручаю себя Вашей мудрости.

Q. Из Аугсбурга, 1 октября 1529 года.

Часть вторая

Один Господь, одна вера, одно крещение

Элои

(1538 год)

4 апреля 1538 года

Будучи заточен в карцере в Вилвурде, осужденный судом инквизиции к смерти, Иоанн ван Батенбург не отрекся от ереси, так и не смог обратиться к истинной вере, а решил умереть, упорствуя в своем преступлении.

За ужасающие издевательства и убийства, в которых он не раскаивался ни в малейшей степени, а, напротив, выказал истинное удовлетворение и мерзко ими хвастался, он был приговорен к смертной казни путем отсечения головы, с тем чтобы труп впоследствии был сожжен, а пепел развеян по ветру.

Подписано присутствовавшими свидетелями:

Николя Бюйссере, доминиканец

Себастьян ван Рунне, доминиканец

Лейвен де Бакере

Кристиан де Риддер

Для Рикарда Никласа, главы трибунала

Глава 1

Вилвурд, Брабант, 5 апреля 1538 года

К тебе, Ян. К твоим убийствам без всякого милосердия. К горланящей толпе, выдающей самые скабрезные шутки, когда сквозь нее медленно движется телега, везущая тебя в цепях на эшафот. К блевотине, поднимающейся в моем горле, и лихорадке, сжигающей мои внутренности. К вавилонской блуднице, сведшей с ума Давида, которому она рожала, смешав его кровь с кровью его братьев.[23] К нескончаемому ужасу, пожирающему нашу плоть. К забвению, воздвигшему башню смерти выше небес. К концу, к концу печальному, к концу жестокому, к какому бы то ни было концу, но окончательному и бесповоротному. Я забыл…

Меня тянет к тебе, Ян, брат, кровавый злодей, опухшая рожа, вызывающая ненависть и привлекающая удары, сыпавшиеся со всех сторон. К тебе, чертовому дерьму, к демону, рожденному из заднего прохода дьявола, лохмотьям одежды, пропитанным кровью, с бесформенным кровавым сгустком на месте уха. К тебе, свинья, освежеванная к празднику, я прячусь и вижу тебя, склонившего голову на пень, вновь выкрикивающего вызов: «СВОБОДА!» Я избит, ограблен, уничтожен.