Кровь Донбасса - Андрей Манчук

Сравнив Украину и Эквадор, несложно увидеть, что пути истории ведут их в противоположных исторических направлениях. Украинское общество стремительно деградирует— как в социально-экономическом, так и в культурном аспектах. Страна полуобразованных, отформатированных правой пропагандой людей, которая выбрала своим идеалом Средневековье, опускается вниз — к своим новым темным векам. В то время как Эквадор, никогда не имевший базиса, доставшегося украинцам от советской эпохи, пропагандирует идеалы социального и экономического прогресса, стремясь создать то, что мы теряем сегодня. Провинциальная украинская интеллигенция до сих пор молится богам свободного рынка и этнического шовинизма — а образованные эквадорцы стараются освободить от этих идолов свой народ. Украинские политики из властного и оппозиционного лагеря отделены от сограждан Китайской стеной неравенства и привилегий — в то время как эквадорское правительство опирается на активный диалог с населением своей страны, разъясняя суть своих законодательных предложений и реагируя на критические замечания. Олег Ясинский правильно подчеркивал для нас значение этой стратегии — которая, по его словам, во многом помогла реформам Корреа. Язык ненависти и погромное насилие, ставшие визитными карточками правого киевского Майдана, выдают черносотенные взгляды многих его участников — в той же мере, как доброжелательность и открытость эквадорского общества отражает совершенно другую социальную психологию масс.

Мы движемся в прошлое, мимоходом повстречавшись с андской страной, которая строит лучшее будущее для всего общества — а не только для кучки сверхбогачей.

То, что мы видели в Эквадоре, Венесуэле, на Кубе — при всех различиях и противоречиях их опыта, — может быть очень важным для политической практики таких далеких от них постсоветских стран. Южная Америка является сегодня лабораторией сущностного преобразования общества, которое только и заслуживает названия «революция», испачканного у нас руками правых погромщиков. Это лучшая политическая школа современности, исключительно важная в эпоху глобального кризиса и системной реакции. Она учит тому, что организованное движение, которое ставит перед собой цель борьбы за политическую власть и борется за влияние на массы, отказываясь прозябать в уютном комфорте сетевой маргинальности или бежать в хвосте у буржуазии, способно изменить вектор исторического процесса. Даже после веков колониальной зависимости и после десятилетий правого террора.

То, что случилось там, может произойти и на нашей земле — что не в последнюю очередь зависит от наших общих усилий. «Маятник качнется в правильную сторону». Вопрос лишь в цене, которую нужно платить за это целым поколениям — как это было здесь, в Латинской Америке, которая прошла через эпоху господства правых — и как это будет у нас, где Ленин тоже не вечно останется застывшим в камне.

Однажды он вернется к нам из Америки.

Liva.com.ua, январь 2014 г.

COME AS YOU ARE

Двадцать лет назад в Сиэттле покончил с собой Курт Дональд Кобейн — основатель группы «Nirvana», музыка которой выразила в себе дух начала девяностых годов — эпохи экономической депрессии и глубокой социальной фрустрации, особенно ощутимой для жителей только что рухнувшего СССР.

Это время часто вспоминают сегодня в постмайданов-ской Украине. Как правило, такие сравнения поверхностны и сводятся к параллелям между криминальными «бригадами» и парамилитарными «сотнями», которые стреляли на улицах Киева тогда и сейчас — в начале и на излете карьеры Виталия Кличко, чья фигура, между прочим, символически связывает собой эти две эпохи. Как раз в то время он вместе с братом поселился в нашем доме в окраинном киевском жилмассиве, удивляя его обитателей псом экзотической в то время породы — бультерьером по кличке Макс. В подвале под этим домом собирались слушавшие «Nirvana» подростки, которые таскали из дому свечи для поселившегося там бездомного паренька — еще одного живого символа новых времен.

На самом же деле связь между временем малиновых пиджаков и временем камуфляжных комбинезонов гораздо глубже — она затрагивает само основание, на котором строилось двадцать с лишним лет современное постсоветское общество. Вскрыв эту связь, можно увидеть матрицу, которая регулярно воспроизводит себя в нашей стране — когда протест недовольных своим положением украинцев раз за разом используют для того, чтобы вновь и вновь перезагружать систему капитализма руками страдающих от нее людей — заставляя их повторять чужие лозунги и бороться за собственное порабощение.

Начало девяностых навсегда запомнится в коллективной памяти падением в пропасть социального кризиса — с обвалом экономики, развалом производства, растущей безработицей и инфляцией, на фоне тотальной коммерциализации и криминализации практически всех сфер нашей жизни. Нельзя не видеть, что именно в такую эпоху вступает сегодня постмайдановская Украина — и очевидно, что, как и двадцать лет назад, этот процесс будет с неизбежностью сопровождаться глубоким разочарованием миллионов людей, искренне верящих сейчас пропаганде либеральных и националистических спикеров.

Все это уже было в начале девяностых — когда целое поколение людей, которые стремились войти в дивный новый мир капитализма и грезили образами великой Украины, процветающей после избавления от коммунистического ярма, в одночасье почувствовали себя ограбленными, обманутыми и использованными новыми хозяевами жизни. Массовая гражданская активность конца восьмидесятых, когда шахтерские забастовки, студенческие акции «на граните» и патриотические митинги руховцев приближали украинцев к их капиталистической мечте, вдруг сменилась тотальной апатией. И уже вскоре единственным интересом этого поколения стала борьба за собственное выживание — на картофельных «фазендах» огородов, за прилавками базаров, заваленных товарами «челноков», или в первых офисах, где стартовала карьера вавиленов татарских.

«Nirvana» стала символом этого времени — как мода на шапки «Chicago Bulls» и спортивные штаны «Adidas», разбавленный спирт «Royal» на каждом столе, Бивис, Батт-хед и богатый дядюшка Скрудж, ток-шоу «Поле чудес», первые телесериалы и все те феномены социальной культуры, которые стремительно выросли на новом экономическом базисе, среди нот старых мелодий и обломков рухнувших идеалов. Музыка Кобейна — депрессивные песни, под которые мы шагали вперед по нашей дороге разочарований, — звучала в тон этой эпохе. «Песня Хоте as you are" очень обманчива: под внешней жизнерадостностью в духе восьмидесятых таится искренняя мольба; в голосе Курта чувствуется столько горечи, что даже спустя годы ее больно слушать», — пишет об одном из хитов «Nirvana» ее биограф Эверетт Тру. Эта музыка как бы передавала тогда общее чувство фрустрации — понимание того, что хотя мы действительно вошли в новый мир рыночных свобод и можем смотреть «Nirvana» на MTV, — этот мир отчего-то оказался похож на выжженную, а не на обетованную землю.

Такая созвучность с украинскими реалиями вряд ли была случайной для группы из далекой от нас американской глубинки. Ее песни отражали в себе социальные последствия общемирового процесса «восстания элит», который привел к обнищанию миллионов «маленьких» людей — не только в республиках бывшего Советского Союза, но и в торжествующих победу США, которых представляли нам в качестве эталона рыночного общества. Курт Кобейн, сын автомеханика и домохозяйки, вырос в Абердине — депрессивном городке лесорубов, где закрылось большинство фабрик, как это случилось и в Украине начала девяностых годов. «Абердин выглядел как город, в котором наступил конец света; так выглядят и другие промышленные города, когда в них умирает экономика, когда в них не остается денег и работы. Когда люди говорят о том, что 25 процентов населения США находится близко к черте бедности или за ней — они имеют в виду такие места, как Абердин... К нему даже бродяги близко не подходят — знают, что там нечем поживиться. Это реальная экономика США: та сторона Америки, о которой политики не любят разговаривать. У тебя нет никаких прав, только право на существование. Тебя никто не хочет знать, потому что ты не богат; у тебя недостаточно власти для того, чтобы стать частью какой-то политической программы. У тебя нет права голоса — потому что с тобой никто не считается»,— вспоминала Тоби Вэйл, феминистка из «Riot Grrrl», подруга и муза Кобейна, которая впоследствии станет автором песни «Free Pussy Riot».

Согласитесь— эти слова могли бы проиллюстрировать положение множества украинцев из городов и поселков девяностых годов, разоренных все теми же демоническими силами свободного рынка. Достаточно вспомнить старую песню Кузьмы «Скрябина» из провинциального западноукраинского Нововолынска — честные стихи о сплине этого времени, которые даже подпали затем под репрессии ЛЬВОВСКИХ чиновников.