НАРОДЫ МОРЯ - ИММАНУИЛ ВЕЛИКОВСКИЙ

Начало этого письма сохранилось полностью, но с середины третьей страницы имеется много лакун*. Все вместе оно составляет пять страниц и короткий постскриптум на обратной стороне папируса. Вся первая страница и начало второй (практически половина сохранившегося текста) заполнены формулами вежливости с пожеланиями адресату жизни продолжительностью в сто десять лет, без каких-либо недугов, а потом сохранения его мумифицированных останков среди великих усопших Гелиополиса. Завершив приветствия и благословения, автор письма сразу же приступает к истории своих бедствий:

«Я беззаконно изгнан, всего лишен, я лишен голоса (протестовать), я ограблен, хоти не совершил ничего плохого. Я выброшен из моего города, мое имущество захвачено, ничего не оставлено (мне). Я (беззащитен) перед всесильными злодеями…»

Урмай – только одна из многих жертв. В следующей фразе он скорее всего говорит о своих коллегах или верных слугах:

«Они оторваны от меня, их жены убиты (на их глазах); их дети разбросаны по свету: одни взяты в тюрьму, другие схвачены как добыча.

Я выброшен из моего вчерашнего жилища, обреченный на тяжкие скитания. Земля охвачена вражеским огнем. Юг, север, запад и восток – все принадлежит им».

«Морской флот» ушел из страны, завоеванной врагом, и последний «прошел через всю страну вдоль течения реки».

Урмай перечисляет места, через которые он прошел, и все пешком, потому что «увели всех его лошадей, захватили колесницы и сбрую». «Я был вынужден идти целый день из моего города, но это уже не мой город».

Его город – это Гелиополис, где^он был влиятельным жрецом, связанным родственными отношениями с царским домом. Но, похоже, никакого царского дома в Египте уже не было: враг захватил в стране власть вместе с собственностью наиболее заметных граждан. Возможно, в Гераклеополисе, месте, где жил адресат, в восьмидесяти милях к югу, дела еще не обстояли так плохо, как в северном Гелиополисе, находившемся на вершине Дельты, чуть к северу от нынешнего Каира.

Враги не только грабили людей, забирали у них детей и убивали женщин, но совершали.святотатства против богов н мертвых.

«Тела (мертвых) и кости выброшены на землю и кто прикроет их?…»

Далее многие строки папируса не поддаются расшифровке, но потом следует продолжение:

«Их алтари исчезли, а также жертвоприношения, соль, сода, овощи».

Этот обездоленный жрец жалуется: «Я страдаю от голода». Он также замечает: «… зерно, которое дали мне солдаты». И это звучит так, как будто Урмай вынужден был просить зерно у солдат-захватчиков.

Враг возложил на страну большую дань («тяжела его дань»), и было совершено «великое преступление против бога». Он молит:

«Пусть твоя власть, О бог-создатель, заявит о себе. Приди, спаси меня от них».

Кем могли быть эти захватчики в начале двадцать первой династии? Согласно установленной исторической шкале, неизвестны какие-либо захватчики, овладевшие Египтом в ту пору, когда на трон вступила двадцать первая династия, т. е. в начале одиннадцатого века. Считалось, что после угасания двадцатой династии двадцать первая династия мирным путем взяла в свои руки бразды государства. Поэтому текст папируса Урмая сразу после опубликования вызвал недоумение: пытались искать объяснения странной истории бедствий, рассказанной Урмаем, но тщетно'.

Однако в данной работе мы относим время двадцать первой династии не к одиннадцатому-десятому векам, а к персидскому периоду египетской истории. Поэтому нам и приходилось рассчитывать, что какие-то жалобы подобного рода должны были дойти от эпохи начала двадцать первой династии. Урмай говорит о Верхнем Египте как о уже завоеванному автор письма обладает титулами, указывающими на недавнее существование монархии в Египте, закончившееся из-за вторжения захватчиков.

Как уже было сказано, один из главных источников по истории завоевания Египта Камбизом, сыном Кира, – это Геродот. Он посетил Египет спустя всего несколько поколений, когда страна находилась под персидским владычеством и время завоеваний Камбиза и страданий, причиненных им, были еще живы в памяти народа.

По словам Геродота, Камбиз совершил «множество диких злодеяний, пока он оставался в Мемфисе. В числе прочего он вскрыл древние усыпальницы и обыскивал тела, которые в них покоились. Он также отправился в храм Гефеста и надругался над святыней… Камбиз неистовствовал, словно в безумии; он не мог удержаться от того, чтобы глумиться над священными обрядами и вековыми обычаями» (Геродот, III, 37-38).

Он убивал детей. «Ты даже детей обрек на смерть» – таковы слова Геродота, вложенные им в уста Креза, ли-дийна, который сопровождал Камбиза как узник (Геродот)

После остановки в Мемфисе Камбиз предпринял военный поход на юг, двигаясь вдоль Нила. Возвратившись в Мемфис, «он изгнал греков, позволив им отправиться на кораблях домой» (Геродот, III, 25).

В истории Геродота и в жалобах Урмая мы находим сходные сетования на совершенные кощунства против богов и усопших, на разорение усыпальниц, из которых выбрасывались тела мертвых, на жестокости, совершенные по отношению к населению, даже к детям. И в папирусе и у Геродота говорится о военном походе вдоль реки. Оба источника сообщают об отбытии судов. История, рассказанная Геродотом о первых днях завоевания Кдмбиза, заставляет нас вспомнить об Урмае и его жалобах:

«Десять дней спустя после падения крепости (Мемфиса) Камбнз решил испытать дух Псамменита, египетского царя, царствование которого длилось -всего шесть месяцев. Потому он поместил его в одном из предместий и многих других египтян вместе с ним, и здесь они подверглись оскорблениям. Во-первых, он выгнал его дочь из города, облачив ее в одеяния рабыни, с кувшином для воды. Многие девушки, дочери знатных особ, сопровождали ее, одетые таким же образом. Когда эти девы подошли к тому месту, где сидели их отцы, проливая слезы и испуская горестные крики, их отцы, все, кроме Псамменита, в свою очередь стали рыдать и сетовать, видя своих детей в таком плачевном положении. Но он, когда все это увидел, склонил голову к земле. И так прошли эти водоносы. Вслед за ними появился сын Псамменита, и с ним 2000 египтян того же возраста, все привязанные за шею веревками и с уздечками во рту, и они тоже прошли этим путем, смертельно страдая… Царь Псамменит увидел, как проходила эта процессия, и узнал своего сына, которого вели на смерть, но в то время как все остальные египтяне, сидевшие вокруг него, плакали и были охвачены горем, он не подавал никаких признаков страдания, как и тогда, когда увидел своюлочь. А когда и эта процессия прошла, случилось так, что один из его прежних верных соратников, человек уже преклонного возраста, который был лишен всего, что имел, и вынужден был нищенствовать, пришел туда, где находился Псамменит, сын Амазиса, и остальные египтяне, чтобы попросить у солдат милостыни. И при виде этого царь разрыдался… «Мои собственные несчастья слишком велики, чтобы исторгнуть слезы, но бедствия моего друга вызвали их. Когда человек повержен из величия и благосостояния в нищету на пороге старости, его можно только оплакивать»1.

Письмо Урмая подтверждает рассказ Геродота. Это – опровержение общего мнения современных историков о том, что Геродот нарисовал эту картину слишком мрачными красками и что история святотатств, совершенных Камбн-зом в Египте, вымышлена. Может даже показаться, что положение Урмая, родственника царя, послужило своего рода основой для описанной здесь сцены. Урмай тоже просил кусок хлеба у солдат оккупационной армии.

От Дария I до Артаксеркса I

После падения Мемфиса Египет не оказывал ^ дальнейшего сопротивления Камбизу. Персы намеревались атаковать Карфаген, но жители Тира отказались предоставить свои корабли для завоевания государства, основанного колонистами из Финикии. Тогда Камбиз послал из Фив на запад войско численностью в шггадесят тысяч человек, имея целью оазисы Ливийской пустыни как первый шаг в осуществлении стратегической задачи присоединения северного побережья Африки к империи, завещанной е.гу Киром. Эта армия прошла через оазис эль-Харгех (Харга), но так и не достигла оазиса Сива. Она вся погибла во время песчаной бури в пустыне, и, согласно Геродоту, не осталось в живых ни одного человека, который мог бы поведать об этом бедствии1.

Не отказываясь, однако, от плана захвата Карфагена, Камбиз задумал покорить Нубию и Эфиопию и направился на юг. Слова Урмая («земля охвачена вражеским огнем. Юг, север, запад и восток – все принадлежит им») точно описывают эту ситуацию. Камбиз вел свою армию, слишком большую для похода по стране обезлюдевшей и бедной провизией: похоже, что он выбрал путь, который шел через пустыню прямо к Напате – столице Нубии. Когда тягловые животные были с-ьедены и возникли случаи каннибализма, он приказал вернуться на север. В Египет он вошел в полном неистовстве и, если можно доверять Геродоту, именно тогда он вскрыл древние могилы, сжег священные статуи и убил Аписа. Он также обрек на смерть свою беременную жену Роксану и приказал убить Креза, царя-узника, находившегося в его свите, но потом передумал и отменил приказ, когда обнаружил, что он не выполнен. Зато он убил тех, кто осмелился не исполнить этого приказа. Перед этим он отослал своего брата Бардию (Смерди-са) из Египта домой, но при этом послал за ним убийцу, чтобы от него избавиться. Когда он сам находился в Палестине на пути домой, он услышал, что Смердис занял трон империи, и понял, что задуманное убийство не было осуществлено; он умер близ горы Кармел, возможно, сам лишив себя жизни. Однако вновь провозглашенный царь не был Смердисом, который был убит по тайному приказу Камбиза: это был маг Гаумата, который внешне был очень похож на Смердиса1.