РЯВанш! - Дмитрий Никитин

           Чтобы не оторваться от эскадры с оставшимися у него двумя линкорами, контр-адмирал Развозов приказал "Петропавловску" и "Севастополю" также сбавили ход, поджидая остальных. Старший флагман тщетно запрашивал с "Полтавы" доклад о произошедшем. Положение на горящем корабле явно было чрезвычайно серьезным. Стойко ведущий бой линкор внезапно превратился в беспомощного инвалида. Будто злой рок навис над русским флотом! Развозов вспомнил, как начиналась для него прошлая война с Японией. Он был вахтенным начальником на броненосце "Ретвизан" при первом нападении на Порт-Артурскую эскадру японских миноносцев. Одно торпедная попадание - и русские надолго лишились одного из своих сильнейших кораблей, что с самого начала определило превосходство японцев. И вот сейчас опять! Без "Полтавы" у русских осталось лишь шесть слабых линкоров против восьми японских сверхдредноутов! Никаких шансов!

           Развозов успел в очередной раз пожалеть, что отказался ради выхода в море от рекомендованной ему срочной операции. Главной причиной отказа был повторявшийся несколько ночей подряд дурной сон, где контр-адмирал видел себя умирающим в мучениях на больничной койке. От этих страхов он и бежал в море. Но от судьбы, видно, не уйдешь! Однако, что же делать? Японские линейные крейсера, повторяя сценарий Цусимского сражения, будут продолжать охватывать с левого борта голову его колонны, заставляя всё более отклоняться к северу, пока по правом борту, наверняка, окажутся сделавшие поворот на 16 румбов японские сверхлинкоры, так что все русские силы окажутся в огненном мешке. А если самому повернуть на норд-норд-вест, будто пытаясь прорваться назад, во Владивосток? Ну, а потом, когда противник будет заходить вперед, напустить дыма и совершить поворот "все вдруг", взяв курс на юго-юго-восток, к пропавшему куда-то Колчаку. Поворот оверштаг стал излюбленным маневром для отработки эскадренных перестроений, после того как в Ютланском сражении германский флот Шеера дважды вырывался таким образом от англичан, уже готовых поставить ему "палочку над Т". Должно получиться и у русских.

           По эскадре с корабля на корабль полетели инструкции о предстоящем маневре. "Петропавловск" накренился от резкого поворота, следом за ним поворачивал "Севастополь", в корму к нему пристраивался "Гангут", обходя объятую черным дымом и яркими языками пламени "Полтаву", которая тоже медлительно разворачивалась за эскадрой под не утихающим обстрелом японцев. Башни дредноутов разворачивались в сторону оказавшихся позади вражеских кораблей. "Гангут" перенацелился с закрытого после маневра 3-й бригадой "Исэ" на "Хиэй", который до того практически беспрепятственно растреливал русский дредноут. Отставленный от управления собственным кораблем, командир "Петропавловска" Михаил Беренс угрюмо вглядывался с кормового мостика на юг. Там, за линией японских быстроходных дредноутов был еле виден отрезанный от своих крейсер "Муравьев", которым командовал родной старший брат Михаила - Евгений Беренс.

           Перед самой Великой войной Россия заказала в Германии для своей Сибирской флотилии два легких крейсера небольшого тоннажа - "Муравьев-Амурский" и "Невельский". Они вошли в строй уже после начала войны, были, естественно, реквизированы и использовались немцами, в том числе, против своих заказчиков. Став "Пиллау" и "Эльбингом", они прорывались в Рижский залив, перестреливаясь со "Славой" и "Новиком". В Ютландском бою "Эльбинг"-"Невельский" погиб, протараненный немецким дредноутом, а "Пиллау" отделался лишь повреждениями от огня британских линейных крейсеров. После окончания войны корабль был возвращен России, где получил первоначальное название. В Тихоокеанской эскадре "Муравьев" был хотя и слабейшим, но самым боевым из легких русских крейсеров, шутка ли - участие в главном морском сражении прошлой войны. Евгений Беренс, который должен был занять должность командира "Невельского", германскую войну провел в морской миссии в союзной Италии. После войны ему прочили важное место в Морском генеральном штабе, но он настоял на прежнем назначении - на однотипный крейсер "Муравьев".

           Именно "Муравьев", охраняя с дивизионом эсминцев левый траверс линкоров, первым обнаружил приближение японского флота и продолжал наблюдение всё время боя, находясь в 100 кабельтовых впереди противника. Огонь, который открывали по "Муравьеву" и эсминцам вражеские линейные крейсера, был настолько неточен, что японцы сами его прекратили, сосредоточившись на огневой дуэли с русскими линкорами. Беренс-старший с замиранием сердца следил за головным "Петропавловском", где командиром был обогнавший его в карьере младший брат. Евгению было не по себе, что он оказался как бы в стороне от сражения. Эх, были бы у него мины, ведь "Муравьева" конструировали еще как минный заградитель, - накидали бы по ходу японской эскадры, авось, кто-нибудь бы и подорвался. Но в дальний поход ушли "пустыми", вернее, загруженные под завязку и сверх того мазутом и нефтью - на обычном запасе топлива маленький крейсер далеко бы не уплыл. Впрочем, малая дальность была слабым местом всех новых русских кораблей.

           Когда японские линейные крейсера стали охватывать голову русской эскадры, а та всё более склоняться на запад, "Муравьев" с эсминцами некоторое время продолжал идти прежним курсом, пока не оказался слева от вражеской колонны. Поскольку противник фактически отрезал его от основной эскадры, при отсутствии радиосвязи передача сообщений (например, об обнаружении за линией дредноутов крупных минных сил японцев) была более невозможна даже через репетичные суда. Евгений Беренс понял, что пора принимать самостоятельное решение о дальнейших действиях. Наиболее логичным, на его взгляд, было бы скорейшее установление связи с ушедшим на юго-восток командующим эскадрой адмиралом Колчаком. Его отряд сильнейших сверхдредноутов только и мог решить исход сражения в пользу русских. Беренс удивлялся, что так и не дождался приказа "Муравьеву" или другому легкому крейсеру идти полным ходом искать "измаилы". Сейчас, думал Евгений Беренс, наилучшим было бы для него продолжать идти вслед за Колчаком на юго-запад, развив ход до максимальных для "Муравьева" 28 узлов. А еще лучше - выслать еще вперед эсминцы, способные разгоняться до 34 узлов. Но не будет ли это выглядеть бегством в момент, когда его эскадра втянута в жестокое сражение? Сейчас на счету каждый корабль, тем более - крейсер, хотя бы и маленький! И как он может бросить младшего брата на флагманском "Петропавловске" ?

           После короткого колебания Беренс-старший связался по сигнальной связи с "Гавриилом". Начальник минного дивизиона капитан 1-го ранга Шишко, герой Моозунда, одобрил предложение беренса и дал приказ эсминцу "Михаил" идти полным ходом на поиск кораблей адмирала Колчака. Остальные три эсминца вместе с "Муравьевым" должны были присоединиться возможно быстро к эскадре Развозова. Огибать японские линейные крейсера на безопасном от их 356-мм орудий расстоянии означало описывать огромную дугу, тратить много времени. Беренс решил сократить расстояние, пройдя по хорде в кабельтовых 70-ти от противника. На такой дистанции противоминный средний калибр японских дредноутов был малоопасен, относительно же главного калибра Беренс рассчитывал, что в разгар эскадренного боя он будет нацелен в противоположную сторону - на русские линкоры.

           Когда принцу Хироясу доложили о появление по левому борту легких русских кораблей, он решил, что противник намерен предпринять торпедную атаку. Каждый русский эсминец, как знал принц, был способен выпустить залпом десяток торпед. Главное было не подпустить "новиков" на опасную дистанцию. Каждый из японских линейных крейсеров открыл огонь на левый борт противоминной батарей из восьми 152-мм орудий. Но их частая стрельба всё время давала недолетами, тогда как русские эсминцы положили несколько раз почти добили из своих 102-мм орудий. Тогда Хироясу приказал старшему артиллеристу "Конго" перенести огонь главного калибра на легкие силы противника. Чтобы отпугнуть эсминцы, хватит и одного залпа! Передняя и задняя башни линейного крейсера (для качественной пристрелки нужно было, как минимум четыре орудия) развернулись, нацелив 14-дюймовые жерла на головной русский эсминец.

           Впереди и справа от "Гавриила" взметнулись широкой колоннадой четыре исполинских водяных столба. Через пару минут такой же водяной лес вырос слева. Третий залп упал за кормой... Четвертый лег накрытием. На "Гаврииле" показалось, что вокруг взорвалось море. На палубу обрушились тонны воды, ломая, как спички, мачты, снося и сминая надстройки. Несколько человек снесло за борт, почти все на палубе были контужены. Кораблю повезло избежать прямого попадания, но от близких разрывов он испытал сильнейшее сотрясение. Было порвано несколько паровых магистралей, правая турбина работала с перебоями. Ход "Гавриила" стал падать.