Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. - Сюэцинь Цао

– Вот что я хочу вам сказать, – промолвила Ли Вань. – В условленный день мы не собрались, до следующего – далеко, поэтому я предлагаю собраться сегодня в честь приезда наших гостей, заодно отметим первый снег и посочиняем стихи. Что вы на это скажете?

– Согласен! – первым откликнулся Баоюй. – Жаль только, что поздно… Но ждать до завтра нельзя, ведь может проясниться…

– Вряд ли, – возразил кто-то. – Впрочем, нам вполне хватит снега, который нападает за ночь.

– У меня здесь красиво, – заметила Ли Вань, – но еще красивее в беседке Камыша под снегом. Я уже велела служанкам там протопить, мы сядем у очага и будем сочинять стихи. Старая госпожа туда не пойдет, так что приглашать ее незачем. Позовем только Фэнцзе. А на угощение соберем с каждого по ляну серебра, исключая Сянлин, Баоцинь, Ли Вэнь, Ли Ци и Сюянь, а также вторую сестру Инчунь, она болеет, и четвертую сестру Сичунь, которую мы на время отпустили. Если не хватит, я добавлю.

На том и порешили, а затем стали выбирать тему и рифму для стихов.

– Я уже придумала, – с улыбкой произнесла Ли Вань. – Завтра, когда соберемся, скажу!

Девушки поболтали еще немного и отправились навестить матушку Цзя.

На следующее утро Баоюй встал чуть свет, откинул полог над кроватью и увидел, что за окном что-то блестит. «Наверное, солнце вышло из-за туч», – досадуя, подумал Баоюй.

Отодвинул оконную занавеску и выглянул наружу. Небо по-прежнему хмурилось, а на земле лежал толстый слой снега, исходивший от него блеск Баоюй и принял за солнечный свет.

Служанки помогли Баоюю совершить утренний туалет, после чего он облачился в телогрейку на лисьем меху и куртку с изображением морских драконов, подпоясался, надел плетенный из травы плащ и шляпу из золотистого бамбука, ноги сунул в деревянные ботинки и поспешил в беседку Камыша под снегом.

Снаружи все было белым-бело, лишь вдали зеленели сосны и отливал бирюзой бамбук. Баоюю показалось, будто он очутился в огромной хрустальной чаше. Он медленно прошел по склону искусственной горки, повернул и вдруг ощутил необыкновенно тонкий аромат. Повернулся в ту сторону, откуда он исходил, и увидел, что в кумирне Бирюзовой решетки, где живет Мяоюй, за оградой, на фоне белого снега, пламенеет цветами слива.

Баоюй долго стоял, любуясь этой прекрасной картиной, а когда пошел дальше, заметил, что кто-то под зонтиком переходит мост Осиная талия. Подойдя ближе, он узнал ту самую служанку, которую Ли Вань посылала за Фэнцзе.

Добравшись наконец до беседки Камыша под снегом, Баоюй увидел толпу служанок, расчищавших дорогу.

Эта беседка с глинобитными стенами, крытая камышом, стояла на берегу речушки, у подножья искусственной горки. Она состояла из нескольких комнат с небольшими окнами, забранными бамбуковыми переплетами. Стоило открыть окно, и можно было, не выходя наружу, удить рыбу в речке. Беседку сплошной стеной окружали камыш и тростник, среди зарослей вилась тропинка, ведущая к павильону Благоухающего лотоса.

При виде Баоюя в плаще и широкополой бамбуковой шляпе служанки засмеялись:

– А мы как раз говорили, что для полноты картины здесь не хватает рыбака! Вот и появился рыбак! Только вы рано пришли, барышни пожалуют после завтрака.

Баоюю ничего не оставалось, как возвратиться домой. Проходя мимо беседки Струящихся ароматов, он заметил Таньчунь, выходившую из кабинета Осенней свежести. Она была в плаще и головном уборе, точь-в-точь как у богини Гуаньинь[36]. Рядом с ней шла девочка-служанка, а позади – мамка с зонтом из черного промасленного шелка. Они шли по направлению к покоям матушки Цзя. Баоюй дождался их, и они вместе продолжали путь.

Войдя в покои матушки Цзя, они увидели во внутренней комнате Баоцинь, она одевалась и причесывалась.

Вскоре подоспели и остальные сестры. После прогулки Баоюй проголодался и стал торопить с завтраком. Он едва дождался, пока накрыли стол.

На первое подали баранину.

– Это блюдо только для нас, пожилых, – заметила матушка Цзя. – Ягненок, из которого оно приготовлено, так и не увидел дневного света, и вам, детям, подобных кушаний есть не полагается. Сейчас вам подадут свежую оленину, подождите немного.

Однако Баоюй не вытерпел, схватил ножку фазана и стал есть, запивая чаем.

– Я знаю, у вас сегодня свои дела, – заметила матушка Цзя, – Видите, как он торопится, даже не хочет ждать риса. Что ж, оставим оленину ему на ужин!

– Оленины у нас много, пусть ест потом что останется, – ответила Фэнцзе.

Сянъюнь между тем успела шепнуть Баоюю:

– Слыхал? Оказывается, есть оленина! Давай попросим кусок, сами приготовим и будем лакомиться. Это куда веселее!

Баоюй попросил у Фэнцзе оленины и приказал отнести ее в сад.

Вскоре все попрощались с матушкой Цзя и отправились в беседку Камыша под снегом. Ли Вань объявила членам поэтического общества тему и рифмы для стихов, и тут все хватились Сянъюнь и Баоюя.

– Нельзя допускать, чтобы они оставались наедине друг с другом! – воскликнула Дайюй. – Всякий раз, как это случается, не обходится без происшествий. Уверена, сейчас они делят оленину, которую Баоюй выпросил у Фэнцзе.

В тот же момент на пороге появилась взволнованная тетушка Ли.

– Я только что слышала, как братец с яшмой на шее и сестрица с золотым цилинем договаривались поесть сырого мяса! – воскликнула она. – Неужели они так голодны? Просто не представляю, как можно есть сырое мясо!

– Вот это да! – сказали все, расхохотавшись. – Давайте застанем их врасплох!

– Это все выдумки Сянъюнь! – с улыбкой заметила Дайюй. – Я сразу догадалась!

Ли Вань выбежала из дома, без особого труда нашла злоумышленников и принялась укорять.

– Если надумали полакомиться сырым мясом, отправляйтесь к старой госпоже и там съешьте хоть целого оленя. Заболеете – я ни при чем. Вон какой холод, снег выпал, недолго и простудиться! Пойдемте-ка лучше стихи сочинять!

– Напрасно волнуетесь, – возразил Баоюй. – Мы собираемся его жарить!

– Ну, тогда ладно, – успокоилась Ли Вань.

Вскоре она увидела, что служанки принесли жаровню, решетку, чтобы держать мясо над огнем, нож и щипцы.

– Обрежетесь, тогда не плачьте! – С этими словами Ли Вань удалилась.

Вскоре явилась Пинъэр и сказала, что Фэнцзе занята приготовлениями к Новому году и не придет. Но разве могла Сянъюнь так просто отпустить Пинъэр, если уж та попалась ей на глаза? Да и сама Пинъэр не прочь была позабавиться, поэтому увязывалась за Фэнцзе всякий раз, когда представлялась возможность. Вот и сейчас, заметив, как здесь шумно и весело, она сняла браслеты, подошла к очагу и заявила, что хочет сама поджарить первые три куска оленины.

Для Баочай и Дайюй все это было не ново, но Баоцинь и тетушка Ли не переставали удивляться, потому что никогда ничего подобного не видели.

Таньчунь и Ли Вань между тем стояли поодаль и обсуждали тему и рифмы для стихов.

– Ах, даже сюда доносится запах жареной оленины! – вдруг вскричала Таньчунь. – Невтерпеж мне, пойду отведаю!

И она поспешила присоединиться к остальным. Ли Вань ничего не оставалось, как последовать за нею.

– Все уже в сборе! – недовольным тоном произнесла Ли Вань, – а вы все никак не наедитесь!

– Еду полагается запить вином, – сказала Сянъюнь, продолжая уплетать оленину. – Иначе никакие стихи в голову не полезут. Признаться, я вообще не способна была бы сочинить ни строчки, если бы меня не угостили олениной!

Тут взгляд Сянъюнь случайно упал на Баоцинь, которая, стоя в сторонке, куталась в куртку на утином пуху и тихонько посмеивалась.

– Глупышка! Иди сюда! – позвала ее Сянъюнь. – Отведай немного!

– Мясо грязное! – покачала головой Баоцинь.

– А ты попробуй, как вкусно! – настаивала Сянъюнь, – Не смотри, что сестрица Линь Дайюй не ест. Она бы с удовольствием, только нельзя ей, здоровье слабое!

Баоцинь робко подошла к жаровне, взяла кусочек мяса. Оно и в самом деле оказалось на редкость вкусным.

Спустя немного Фэнцзе прислала за Пинъэр служанку.

– Передай госпоже, – сказала Пинъэр, – что барышня Ши Сянъюнь меня задержала.

Служанка ушла, а через некоторое время появилась сама Фэнцзе, закутанная в плащ.

– Вот это ловко! – воскликнула она. – Угощаетесь тут, а мне хоть бы слово сказали!

Фэнцзе села и принялась есть.

– Откуда взялось столько нищих? – насмешливо сказала Дайюй. – Сянъюнь испортила такую замечательную беседку! От жалости плакать хочется!

– Ничего ты не смыслишь, – усмехнулась Сянъюнь. – Таковы нравы знаменитых людей. Вы же корчите из себя благородных, и это злит меня больше всего! Объедаемся вонючим мясом, а потом будем состязаться в красноречии!

– Смотри, – сказала Баочай, – сочинишь плохое стихотворение, заставим отдать все мясо, которое ты съела, а в наказанье набьем твой желудок тростником, засыпанным снегом!

Покончив с едой, все вымыли руки. Пинъэр стала надевать браслеты, и тут оказалось, что одного не хватает. Поиски ничего не дали, браслет бесследно исчез, ко всеобщему удивлению.