Девичий мирок (история одной школы) - Элизабет Мид-Смит

Филлис и Нора побледнели, остальные заговорщицы беспокойно переминались с ноги на ногу. Сьюзи Драммонд надулась и сердито смотрела на начальницу.

– Сестры Брюс были у меня вчера вечером и сообщили, что видели, как вы бежали по большой дороге к деревне. Вам известно, что покидать владения школы без разрешения вы не имеете права. Где же вы были?

Сьюзен растерялась и густо покраснела. Она не была готова к такому вопросу, поэтому солгать ей не удалось.

– Я ходила к старой Бетти.

– К торговке?

– Да, мэм.

– Зачем?

– Я слышала, что она больна.

– В самом деле? Садитесь. Мисс Гуд, потрудитесь позвать садовника.

Сердечки многих учениц учащенно забились. Дверь отворилась, и вошел садовник с корзиной для пикника в руках.

– Майкл, расскажите девочкам, где и как вы нашли корзинку. Встаньте возле меня и говорите громче.

Собравшись с духом, садовник довольно сбивчиво и с длительными паузами поведал, как было дело.

– Хорошо, Майкл, теперь можете идти, – кивнула начальница.

– Недели две тому назад, – продолжала миссис Виллис, когда садовник вышел, – я здесь же обращалась к неизвестной мне ученице, убеждая ее быть честной и снять подозрение с ее подруг. Виновная не захотела сознаться, поэтому пострадали все остальные. Я устала взывать к вашей правдивости, которой не существует, или к вашей чести, от которой не осталось и следа. Сердце мое разрывается от горя, вы приводите меня в отчаяние. В деле с корзинкой многие виноваты, но я уже потеряла надежду узнать истину. В «Лавандовом доме» воцарилась ложь…

Одна из учениц вскрикнула и быстрыми шагами подошла к начальнице.

– Я виновата больше всех! – заявила Энни Форест.

– Энни! – воскликнула начальница с облегчением. – Наконец-то ты образумилась!

– О, я так рада, что могу говорить правду. Прошу вас, накажите меня как можно строже, я больше всех виновата.

– Для чего вам потребовалась корзинка?

– Мы устроили пикник. Это был мой план, и я увлекла остальных.

– Где проходил этот пикник?

– На «волшебном поле».

– Когда?

– В полночь. В ту самую ночь, когда вы уехали в Лондон.

Миссис Виллис провела рукою по лицу. Она была так бледна, что казалось, вот-вот упадет в обморок.

– А я-то доверилась вам, – проговорила она дрожащим голосом. – У тебя были сообщницы в этом безобразии, – помолчав, констатировала она. – Кто они?

– Да, у меня были сообщницы, но зачинщицей была я.

– Назовите остальных, мисс Форест.

Энни подняла глаза на свою воспитательницу, а потом, обернувшись, посмотрела в сторону своего класса.

– О, будет лучше, если они сами скажут…

Филлис и Нора, рыдая, признались, что они тоже участвовали в пикнике и ужасно, ужасно раскаиваются. Ободренные их примером, все преступницы одна за другой покаялись, кроме Сьюзи Драммонд, которая смотрела в пол и упорно молчала.

– Мисс Драммонд, подойдите сюда.

Тон директрисы поразил учениц. Никогда еще она не говорила так резко.

– Я не спрашиваю вас, виновны ли вы в этом проступке, – отчеканила миссис Виллис. – Не спрашиваю потому, что не хочу, чтобы вы обременили свою совесть новой ложью. Я и так знаю, что вы виновны. Путешествие к старой Бетти достаточно свидетельствует против вас.

Сьюзи по-прежнему молчала и смотрела в сторону, а директриса продолжала, обращаясь уже ко всем неудачливым заговорщицам:

– Вы поступили бесчестно, воспользовавшись моим доверием. Я должна подумать и буду просить у Бога указания, как поступить с вами. А пока вы, как недостойные общения с другими ученицами, будете от них отделены. Прошу вас, мисс Гуд, отвести девочек в их комнаты.

Уходя из класса, Энни взглянула начальнице прямо в глаза. Несмотря на приговор, Энни была спокойна, и ее честный, открытый взгляд был отражением прекрасной души.

Глава XXXVIII

Сесиль Темпл

Вечером того же дня Сесиль Темпл постучалась к миссис Виллис.

– Ах, Сесиль. Я всегда рада видеть тебя, дорогая, но сейчас я очень занята. У тебя что-то важное?

– Я хотела поговорить с вами об Энни, миссис Виллис. Ведь вы ей теперь верите, не правда ли?

– Верю ли я ей? – с горечью проговорила начальница. – Нет, дорогая, ты слишком многого от меня требуешь. Я ей не верю.

– Может быть… – нерешительно продолжала Сесиль, – вы ее не видели с сегодняшнего утра?

– Да, я была занята. Кроме того, виновные изолированы в своих комнатах, и я не желаю их видеть.

– Вы не находите, миссис Виллис, что утром Энни вела себя очень мужественно?

– Мисс Форест действительно говорила с прежней искренностью и не старалась спрятаться за спины своих сообщниц. Только этим она и напомнила мне прежнюю Энни, которую я так любила и которой верила безгранично. Что касается ее якобы мужественного признания, не забывай, Сесиль, что она вынуждена была признаться. Она, как и все остальные, знала, что я добьюсь правды от старой Бетти.

Директриса замолчала, но было ясно, что ее мучает предательство Энни.

– Она обманула мое доверие как раз в мое отсутствие. Провожала меня цветами и милой улыбкой, а в душе лелеяла предательский план. Нет, Сесиль, боюсь, мы ошиблись в Энни. Она совершила много проступков, в которых до сих пор не созналась. Я припоминаю, что проделка с сочинением Доры совершена как раз в ту ночь, когда эти девицы устраивали свой пикник. Конечно, это дело рук Энни. Я старалась побороть сомнение, и мистер Эверад повлиял на меня в этом смысле, но больше я не могу верить. Я вижу, милая, что ты очень этим огорчена, но успокойся: мы не отвернемся от Энни. Мы будем любить ее, несмотря на ее пороки. Бедная девочка! Как горячо я за нее молилась, ведь она была мне как дочь… А теперь, дорогая, иди, мне нужно заниматься.

Расстроенная, Сесиль пошла в рекреационную залу, где по случаю дождя находились все воспитанницы, кроме наказанных. Девочки сидели группами и тихо разговаривали. Никто не узнал бы в них веселых обитательниц «Лавандового дома», такой у них был угнетенный и грустный вид. Смех слышался только на половине малышей.

Сесиль отыскала Эстер Торнтон и села возле нее.

– Не удалось мне убедить миссис Виллис, – поделилась она.

– Убедить в чем?

– В том, что мы вернули нашу прежнюю Энни. Ведь она горько раскаивалась в том, что затеяла этот нелепый пикник, и до того мучилась, что похудела и побледнела, бедняжка. Филлис и Нора признались мне, что она давно бы все рассказала, но не хотела выдавать остальных. Теперь, слава Богу, тяжесть свалилась с ее души, и она, хоть и наказана, но спокойна. Я была у нее с час назад и обрела мою прежнюю милую Энни. Но миссис Виллис, представь себе, до того предубеждена против нее, что уверена, будто подлог сочинения Доры совершила Энни, да и карикатуру нарисовала тоже она. Но вряд ли она была бы так умиротворена и довольна, если бы призналась только в одной части своих проступков, а остальные бы оставались на ее совести. Ты согласна со мною, Эстер? Ну, поставь себя на ее место и скажи: могла бы ты жить спокойно, если бы призналась только в половине грехов и из-за тебя страдали бы подруги? Ведь не могла бы, правда, Эстер?.. Что это ты такая бледная?

– Ты слишком философствуешь и сбиваешь меня с толку, – поднялась со своего места Эстер. – Как могу я представить себя на месте твоей подруги Энни? Я никогда не понимала ее, да и не желаю понимать. Поставить себя на ее место? Я не смогу этого сделать, просто потому, что на ее месте я никогда не окажусь!

Эстер ушла, и Сесиль осталась в одиночестве. Она была глубоко верующей, религия руководила всеми ее поступками. Сесиль не была ни хорошенькой, ни слишком умной, но окружающие искренне любили и уважали ее. Девочка понимала, что такое чистая совесть, и ей достаточно было взглянуть на Энни, чтобы проникнуть в ее душу, чистую, как кристалл.

Когда все собрались в часовне на вечернюю молитву, мистер Эверад произнес приличествующее случаю слово. Он говорил, что Господь прощает искренне кающихся и что настоящее раскаяние ведет за собой исправление.

– Есть поговорка, – прибавил он, – что краденый напиток сладок, но это только кажется. Кто пробовал его, тот знает, какой горечью он отзывается впоследствии.

Короткая речь почтенного священника поддержала Эстер в испытании, которое ожидало ее. После молитвы миссис Виллис собрала воспитанниц в рекреационной зале и объявила, что возвращает им все прежние привилегии. Обстоятельства, по ее мнению, таковы, что в личности виновной сомневаться не приходится. По ее мнению, проделки последнего времени дело рук Энни Форест, которая одна и должна нести всю тяжесть наказания. С завтрашнего же дня в «Лавандовом доме» все пойдет по-старому.

Глава XXXIX

Тяжелое испытание для Эстер

Ночью Эстер не сомкнула глаз. Бледное лицо Энни, в отношении которой она так дурно поступила, неотступно преследовало ее. Зачем она возненавидела ее с самой первой минуты? Зачем приписывала ей все дурное и не хотела верить в хорошее? Эстер не могла не признаться себе, что утром Энни поступила благородно. Если бы Этти могла вернуться назад, она не обременила бы свою совесть ложью: тогда она скрыла от миссис Виллис, что знает обстоятельства подмены сочинения Доры.