Тайну хранит пещера - Михаил Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Путь лежал мимо…
Человек, по внешнему виду охотник, вышел на крыльцо. К ногам его ластилась собака. Свежий бодрящий ветерок беспощадно расправлялся со сном. Синева рассвета таяла. За зубчатой стеной гор солнце гигантским веером выбросило багровые лучи, смело ринувшиеся на землю, День — выходной, час — ранний, а поселок почти весь на ногах. Одни спешат на базар, в магазины, другие уже копаются на приусадебных участках.
Охотник позвал собаку, неторопливо пошел в сторону поля. Внимательно огляделся по сторонам; неподалеку, возле особняком стоящей кибитки, копошилось несколько человек.
«Рано поднялись», — подумал охотник. Вынул из рюкзака бинокль. Перед глазами, в дымке легкого утреннего тумана, совсем рядом была видна горка свеженасыпанной земли. На ней сидел человек в комбинезоне и ежеминутно вытирал носовым платком лицо и шею.
«Знать, здорово потрудился, раз так вспотел», — подумал охотник.
Рядом с отдыхающим — старик, ловко перехватывая веревку, вытягивал из колодца ведра с землей. Путь лежал мимо землекопов.
— Бог в помощь! — приветствовал охотник небольшую, дружно работающую артель. Собака продолжала носиться среди засыхающего янтака.
— Спасибо на слове, гражданин хороший, — не совсем дружелюбно отозвался старик и отбросил пустое ведро.
— Доброе утро! — буркнул человек с платком, не прекращая своего занятия.
Кузя, перекур, вылезай! — крикнул старик. Уселся на свежий грунт, из сумки достал бутылку с молоком, отпил прямо из горлышка.
Солнце поднялось. Его лучи играли зайчиками в окнах поселка. Утро начиналось тихое, светлое. На древнюю чинару опустилась пара аистов. Снова поднялась, закружилась в небесной сини. Птицам давно пора улетать на юг, но жаль было покидать полюбившиеся места.
Сады одеты в золото осени, даже вода Ак-Сая от опавших листьев казалась выкрашенной охрой.
— На охоту собрался, гражданин хороший, да что-то поздновато! Зорю-то проспал! — с иронией в голосе проговорил старик, внимательно разглядывая незнакомца. — И, не ожидая ответа, продолжал — Вижу, давно в поле не были, и собака, знать, взаперти сидела. Смотри, как носится, — рада, что на волю вырвалась. — Вызывая охотника на разговор, старик не забывал и откусывать от краюхи хлеба, и отхлебывать молоко из бутылки.
Охотник снял шляпу, присел около.
— Привольно здесь… Только охота плохая стала, все перебили. Раньше, когда был моложе, сюда хаживал часто и всегда с полной сумкой уходил. А сейчас что…
Тяжело покряхтывая, из колодца выбрался дядя Кузя,
— К черту! Больше не полезу! Грунт тяжелый, не по моим годам орешек. — И, не обращая внимания на постороннего человека, распластался на земле.
— Сам полезу, ты, Кузя, отдыхай. Скоро до водицы, видно, докопаемся, а она вот как нам нужна, — проговорил старик и полоснул ребром ладони себе по горлу.
— Вода тут далеко, — с сочувствием покачал головой охотник, — много копать придется… Одним словом, мозоли будут, И поднялся. — Ну, бывайте здоровеньки, работяги.
Распростившись, ушел, провожаемый глазами землекопов. Миновал глубокий каньон и вышел на площадку, заросшую камышом и джидой. Далеко внизу стлался туман, медленно сползая к камышам. Они терялись за изгибом предгорья.
«Успею к поезду, — подумал охотник, взглянув на часы. — Еще есть время до прихода скорого.»
Собака медленно пробиралась сквозь высохшие заросли, ведя охотника по следу какой-то дичи. Вдруг пес вытянулся, замер в стойке. Прямо из-под ног с криком, с оглушительным хлопаньем крыльев вырвалась пара фазанов. Охотник вскинул ружье и тут же опустил его: таких красавцев бить просто жалко было. «Скорей бы станция! Подальше от соблазна!» И, поправив ружье, зашагал в сторону железной дороги.
Проходя мимо сторожки стрелочника, заметил двух парней, сидящих на откосе, — русского и узбека. Они, покуривая, переговаривались. Охотник заторопился. До поезда оставались считанные минуты.
«Где я их видел?» — вспоминал он. Но так ничего и не мог вспомнить.
Приход охотника встревожил хорунжего. Старик проводил его долгим, изучающим взглядом: что же это за человек?
— Да что я на себя страху нагоняю? — чертыхнулся он. — Мало ли людей ходит? День выходной, человек решил поохотиться, отдохнуть. Все нормально!
Спустившись в колодец, принялся яростно, с остервенением копать, лишь изредка делая передышку. Утомился, отбросил ведро, сел на землю, спиной уперся в холодную, влажную стенку. В изнеможении откинул голову, закрыл глаза. Тело отдыхало, а мозг продолжал работать.
— Не ошибся ли в расчетах, определяя проходку к золоту? Нет, ошибки не должно быть. За сорок с лишним лет не прошло и дня, чтобы не думал об этом месте. Все цело в голове. Лучше чем на бумаге нарисовано.
Ночь была темная
Хорунжий с трудом отвалился от стенки колодца. Поднялся, принялся снова копать. Отправил ведер двадцать наверх, почувствовал — земля стала мягче. Отбросил ведро, стал руками разбрасывать землю.
— Все правильно! — Сердце старика стало стучать с перебоями. — Вот сейчас случится все то, чего он ждал почти полвека. Где-то рядом, совсем рядом — золото!
Не поднимаясь с колен, перекрестился и почувствовал под ногой что-то твердое. Преодолевая страх, торопливо отбросил руками землю. Открылась подошва сапога… По форме заостренного носка догадался — нога прапорщика, такие сапоги только офицеры носили. Убийца похолодел, его охватил суеверный страх. Вскочил, ухватился за веревку, сунул ногу в ведро, истошным голосом закричал: «Тащите»!
Помощники бросились к колодцу.
Дрожа всем телом, старик лег на землю, пряча в руках побелевшее лицо. Трудно вздохнул, еле шевеля сухими губами, проговорил:
— Устал… Сердце прихватило. Воды…
Дядя Кузя бросился к чайнику. Старик, приподнявшись на локте, жадно глотнул и опять упал на землю. Солнце согревало тело, дрожь прекратилась. Ничего не сказал о действительной причине поспешного бегства из колодца» опять сослался на сердце и усталость. Минут через пятнадцать поднялся, строго проговорил:
— Виктор, Кузьма! Собирайтесь, перекусить пора! Иван нас заждался. — Не оборачиваясь, пошел впереди. Виктор Иванович и дядя Кузя, не прибрав инструмента, молча шли следом.
Подкрепившись, хорунжий вышел из хибарки. Тихо. Только куры копошились за изгородью, самозабвенно кудахтая.
«Куда деть столько золота? Удастся ли сбыть его? Кузя плохой помощник, Виктор — туда же… Разве только беглый Иван? А может… А может… С ними произойдет несчастный случай? Земля же рыхлая… Того и гляди завал… Только это потом, когда перетащат золото. Ой, боже ты мой!.. — собранные в щепоть пальцы рванулись ко лбу. — Зачем сейчас себе забивать?» — Поднялся, вошел в комнату.
— Виктор! — громко крикнул он и стал тормошить сына, лежавшего на раскладушке. Тот нехотя повернулся.
— Поднимайся, поговорим.
— Что шумишь? Дай отдохнуть.
— Поднимайся, говорю.
Вошел дядя Кузя, за ним Иван. Хорунжий грузно сел на табурет, пытливо оглядел всех.
— Сейчас пойдем работать. Иван останется здесь, подвал готовить. Ночью золотишко потащим…
Старики спустились в колодец. Дядю Кузю старик взял только из-за страха оставаться наедине «с теми»… Повесил фонарь на палку, воткнул в отвал, показал на носок сапога и приказал откапывать. Дядя Кузя, не моргнув глазом, сначала лопатой, а затем руками снимал землю, ссыпал в ведро и дергал веревку — «тащите наверх]». Виктор Иванович вытягивал тяжелые ведра и тут же опять спускал вниз пустые.
Хорунжий прижался к стене, беспрерывно крестился, но все равно не мог избавиться от дрожи. Вот показались сапоги… Где-то рядом с ними должна быть сумка почтальона… Где же она? И с криком бросился на землю. Истлевший холст лопнул, камни рассыпались и заблестели, словно угольки в полузатухшем костре, с которых ветер сорвал пепельно-серое покрывало.
Старик стоял на коленях, хватал камни, они струились у него между пальцами. Сорвал с себя пиджак, бережно прикрыл сокровища, чтобы ничей взгляд не мог коснуться их…
— Отдыхай, Кузя, — шепотом проговорил хорунжий, а сам принялся копать в стене колодца нишу. Так он работал около часа. Потом старик сунул туда один мешочек с золотом, второй, третий…
Старики утомились, да и время к обеду. Прекратили работу, выбрались наверх.
— Веревки захватил с собой? — бросил хорунжий дяде Кузе. — Не дай бог кто…
— С полем вас, друзья-охотники! — торжественно произнес хорунжий, усаживаясь за стол. — Сегодня ночью дичь будет в наших сумках!
Беглый Иван даже подскочил от радости.
— Вот лафа! — во все горло заорал он.
— Ты чего, дура, орешь, как кабан недорезанный? Смотри у меня! — Кулак старика грохнул о стол. Иван тихо, покорно ответил: