Стриптизерша (ЛП) - Джасинда Уайлдер

Я смотрю на него во все глаза:

— Это не то... я хочу сказать... я не...

Он смеется и проводит пальцем по моей брови:

— Расслабься. Я шучу. Я хочу сказать, я обычный человек.

— Не совсем. Ты сам только что сказал. Ты — Доусон Келлор.

— И это тебя пугает? — он подходит ближе, его рот в паре сантиметров от моего, я чувствую его дыхание на щеке, а его глаза сверлят мои.

Он мог бы щелкнуть пальцами, и любая женщина в мире помчалась бы делать все, что он только захочет. И вот он здесь, в моей грязной общажной комнатке, ведет себя так, будто я ему нравлюсь, будто он увидел во мне что-то особенное, кроме того, что я симпатичная. Это не тщеславие, это просто правда о том, кто я есть. Я не такая девушка, к каким он привык. Я не девушка из Лос-Анджелеса. Я не актриса, или сексуальная девушка, уверенная в себе. Я потерянная, запутавшаяся провинциалка.

А он — бог Голливуда.

У него лицо Каина Райли, главного героя трилогии «Знак ада», серии паранормально-романтических книг, побивших рекорды продаж «Гарри Поттера» и «Сумерек». Эти фильмы сделали карьеру Доусона. Его лицо теперь на обложках книг. На студии «Universal» есть аттракцион «Знак ада», весь покрытый изображениями с Доусоном. Есть игрушки с его лицом, фан-клубы и костюмы для косплея, пародии и скетчи в шоу «Субботним вечером в прямом эфире», высмеивающие его.

Он изобразил Каина мрачно-сексуальным, чем-то средним между Джеймсом Бондом и Бэтменом. Женщины сходят с ума от фантазий о Каине Райли. Еще более знаменитым Доусона делает то, что он подражает своему персонажу в реальной жизни. Женщины сходят с ума не просто от Райли, вымышленного человека, но от Доусона Келлора, реального и дикого, молодого, сексуального, беззаботного плейбоя, владеющего большими богатствами, чем сам Бог.

Я вижу, как этот таинственный и сексуальный Доусон Келлор пожирает меня глазами. Они сейчас цвета приближающейся грозы, цвет его глаз меняется в зависимости от его эмоций и его одежды. Его руки ложатся на мою талию, и я не могу дышать, не в силах отвести взгляд от его глаз. Я чувствую его дыхание на моих губах, чувствую силу его рук на моей коже, и вспоминаю вкус его поцелуя, соблазняющий гипнотизм его губ. Мои легкие горят от затаенного дыхания, глаза наполняются слезами, его тело излучает жар, и я хочу его. Я хочу поцеловать его еще раз — хочу затеряться в его объятиях, как это случилось тогда в клубе. В тот мимолетный момент я была лишь женщиной, которую поцеловали, девушкой, впервые испытавшей страсть; ничто не имело значения, в мире не существовало никого, кроме Доусона, его губ, его рук, его глаз, его тепла и его широкого, сильного, мускулистого тела.

Я хочу испытать то же самое сейчас.

Нужно прекратить это. Я должна отвернуться. Целовать его было бы неправильно. Если мне придется работать с ним, нельзя его целовать. Я не думаю о той ночи в клубе, как его шелковая рубашка касалась моей кожи, а его руки — моих ягодиц, обладая мной.

Но я хочу, чтобы он владел мной. Я хочу, чтобы он делал со мной все, что захочет. Я хочу отдаться собственной жажде и желанию. Я хочу, чтобы он показал мне то, чего я никогда не знала.

Его мягкие и влажные губы прикасаются к моим, и я вдыхаю его дыхание, отчаянно сжимая его футболку, позволяя ему поцеловать меня снова. Поцелуй... Боже, этот поцелуй. Я ругаю себя за то, что упомянула имя Господа всуе, и вдруг вспоминаю, что мне уже плевать на это, и его язык проникает меж моих губ и касается моих зубов, моего языка. Я не могу дышать, ни о чем не могу думать, не могу пошевелиться, только сжимаю руками его футболку и целую его, прижимаю свои губы к его губам и касаюсь моим языком его языка. И теперь мне нет обратного пути, я познала вкус соблазна. Я согрешила.

Его губы отрываются от моих, и я опустошена. Я опускаю руки и роняю голову ему на грудь, и меня охватывают горькие рыдания.

— Грей? Господи, что не так? — у него растерянный голос.

— Уходи. Просто... уйди. Пожалуйста, уйди, — я едва могу говорить.

— Почему ты плачешь? Я что, настолько плохо целуюсь? — он пытается шутить, но ему не удается. По выражению его лица видно, что он и сам это знает.

Я в силах только покачать головой. Я делаю шаг назад из его гипнотического жара, от его прикосновений, от его губ.

— Уходи! Боже... пожалуйста, оставь меня в покое. Я не могу... я не могу... я не могу делать это с тобой. Ты должен уйти, — я забираюсь по лестнице на верхний ярус кровати, чувствуя себя, как ребенок, сбегающий от наказания.

Я чувствую, что он стоит там, наблюдая за мной. Я отворачиваюсь от него, так что ему видны только мои спина и бедра. Моя серая юбка обтягивает мою задницу, и я чувствую его взгляд на моем теле. Я хочу повернуться и поправить юбку, но я слишком хорошо осознаю его взгляд на себе, чтобы быть в состоянии пошевелиться. Я слышу звон ключей и металлический звук, когда он кладет их на мой стол. Я слышу, как он складывает контейнеры в пакет и как поворачивается ручка двери. Возбужденные голоса становятся громче, когда открывается дверь. Грег приказывает присутствующим успокоиться.

— Грей, я... — впервые с нашей встречи голос Доусона звучит неуверенно. Я почти готова повернуться в его сторону, но сдерживаюсь.

И дерзкий голос возвращается:

— Приезжай завтра. На машине.

И он уходит, но шум снаружи оглушительный. Все кричат и визжат. Я слышу, как какая-то девушка кричит, что хочет от Доусона детей. Другая просит его жениться на ней. Хор голосов требует автографов и совместных фото, и я слышу, как Доусон говорит, что подпишет автографы в течение десяти минут и уйдет. Шум стихает, и мне слышен разговор Доусона с женщинами, которым он подписывает автограф.

В конце концов, шум прекращается, и я слышу, как его автомобиль уезжает вдалеке. Лиззи входит спустя несколько минут.

— Охренеть, Грей! — она забирается вверх и свешивается с лестницы. — Ты в курсе, кто это был? Зачем он был здесь? Вы переспали?

Я хотела бы ее проигнорировать, но не могу, потому что она слишком громко и надоедливо кричит.

Я поворачиваюсь, и мне даже не приходится изображать мученическое выражение на лице:

— Он мой босс, Лиззи. Мне поручили работать с ним. Так что да, я знаю, кто он. И нет, мы не... мы не... нет.

— О мой Бог, почему нет? — она хватает мою руку и трясет меня. — У него самая сексуальная задница на всей гребаной планете! Как ты могла не переспать с ним?!

Я не знаю, что ей ответить. Я просто пожимаю плечами:

— Я работаю на него. Я не могу... я имею в виду, мои оценки, моя интернатура, моя карьера зависят от этого, — это чистая правда, почему я не могу позволить случиться чему-то подобному. Почему я должна противостоять его гипнотическому притяжению.