Другое имя. Септология I-II - Юн Фоссе

ведь видит, он тут один, со своим стаканчиком, говорит он, приподнимая стопку, а она отвечает, что в самом деле они давненько не виделись и приятно, очень приятно видеть его снова, говорит она

Садись, коли хочешь, говорит Асле

Мы ведь с тобой хорошо друг друга знаем, говорит он

Ты, Гуро, да я, говорит он

а она молчит, наступает тишина, и Асле думает, что волосы у Гуро все те же, как раньше, светлые, до плеч, а она по-прежнему стоит, не спеша поворачивается, и, глядя на нее, Асле чувствует, что оба они все те же, точь-в-точь как раньше, и находятся они в том же месте, в их месте, и по-прежнему они тайна для всех, по-прежнему в собственном маленьком мире

Как хорошо снова видеть тебя, говорит она

А мне тебя, говорит он

У тебя все по-старому? – говорит она

Особо ничего нового нет, говорит он

Ужасно рада видеть тебя, говорит она

Приятно повидаться снова, говорит он

и я вижу, как она садится за его столик, и вижу Асле, он стоит на кухне у стола и наливает себе еще стаканчик, и думаю, что ему уже получше, дрожь скоро уймется, думаю я и вижу, как к нему подходит собака

Вот ты где, говорит Асле

Браге, милок, говорит он

и говорит, что собака наверняка проголодалась и хочет пить, наливает в миску воды, зачерпывает из пакета на рабочем столе горсть сухого собачьего корма, высыпает корм в миску на полу, и Браге тотчас идет к миске и принимается за еду, и тут в дверь стучат, Асле замирает, стоит со стаканом в руке, стук слышится снова, он ставит стакан на стол, кладет самокрутку в пепельницу на рабочем столе и вместе с Браге, который бежит за ним по пятам, идет к двери, открывает и видит двух девочек, они с удивлением смотрят на него, и одна спрашивает, не пожертвует ли он денег на что-то там, и он говорит, что посмотрит, сколько у него денег, идет в комнату, к черной бархатной куртке, что висит на стуле возле журнального столика, достает из внутреннего кармана бумажник, а из него несколько монет и с монетами в одной руке и бумажником в другой идет к двери, к девочкам, одна из них подставляет кружку, и он опускает туда монеты, одну за другой, девочки благодарят, почти хором, поворачиваются и направляются к двери напротив, к соседу, Асле же закрывает дверь, запирает на замок, проверяет, запер ли, и думает о Борде, об утонувшем соседском мальчонке, они были ровесниками и даже в школу еще не ходили, думает он, возвращаясь на кухню, думает, что надо бы заглянуть в Трактир или, может, наведаться к Гуро, хотя, может, она уже в Трактире? Асле садится за кухонный стол, пустым взглядом смотрит прямо перед собой, поднимает стакан, пьет и смотрит, на что смотрит-то? на что-то, все равно на что, все равно ведь не видит, но чувствует, как его наполняет теплый хмель, наливает еще, пьет, но теперь уже не так поспешно, медленнее, глоток за глотком, с паузами между глотками, наливает еще, видит, что спиртного в бутылке убыло, а ему надо приберечь немного на завтра, думает он, иначе-то дрожь не унять, думает он, так что придется выйти из дому, пойти в Трактир и выпить там, раз уж надо приберечь бутылку на завтра, или, может, заглянуть на Смалганген, к Гуро, по дороге в Трактир? или лучше на обратном пути? ведь они давненько не виделись, думает он, может, он и переночует у Гуро, в ее квартире на Смалганген? раньше так бывало часто, первый раз много лет назад, еще когда он жил с Лив, но потом у Гуро поселился мужик, скрипач, во всяком случае, Гуро всегда называла его Скрипачом, и Асле, ясное дело, пришлось держаться в стороне, а Гуро и Скрипач прожили вместе не один год, потом он, правда, вдруг исчез, пропал, уехал вроде куда-то на восток, должно быть, в Телемарк, думает Асле, и с тех пор он часто собирался зайти к Гуро, да так и не зашел, думает он, а завтра надо сходить за выпивкой в магазин, эти вот остатки понадобятся ему завтра утром, думает он, так что надо потеплее одеться, ведь на улице холодно и снегопад, и пойти в Трактир или, может, на Смалганген, к Гуро, раньше-то часто к ней ходил, впрочем, нет, вряд ли она ему обрадуется, так что лучше пойти в Трактир, а завтра утром он сходит за водкой в магазин, ведь сидеть на кухне и хлебать пиво, пока дрожь не уймется, нет, он не выдержит, руки-то ужас как трясутся, он едва способен поднести стакан ко рту, но после стакашка-другого водки мало-помалу успокаивается, дрожь отступает, не сразу, немного погодя, но отступает, и тогда его несколько часов не тянет пить так много, только чуток пива, и часто, пока опять не потребуется спиртное, чтобы дрожь не вернулась, думает Асле, а еще думает, что он один и вообще-то хорошо быть одному, если б только он был здоров, если б не приходилось все время пить, думает он, треклятая дрожь, думает он, и если не считать тех двух девчонок, он почитай что целую неделю слова ни с кем не сказал, только когда ходит в магазин за выпивкой или за продуктами, он иной раз что-нибудь говорит, но если день не такой, как нынче, а как раньше, когда он не лежал колодой не в силах пошевелиться и не дрожал почем зря все время, в ту пору дни были невесомыми, парящими, быстро перетекали один в другой, не застревали, все было хорошо и легко, в ту пору одиночество доставляло удовольствие, все в ту пору было как бы парящей картиной, думает Асле, и он тогда писал картины и, увлекшись работой, мог уйти в картину с головой, но так было раньше, теперь он писать не может, ничего не может, все ему непомерно тяжело, да и трясет его все время, он пробовал позвонить Малышу, который теперь живет в Осло, но тот не отвечает, а Мальчуган и Дочка живут где-то в Трёнделаге, Лив он не видал невесть сколько лет, и Сив тоже, да и тяжесть эта внутри, точно камень, и трясучка, ведь если он хорошенько не выпьет, то дрожмя дрожит, дрожит, даже если выпьет довольно много, думает он, теперь все его силы уходят лишь на то, чтобы залить в себя малость спирного, с утра пораньше, как проснется, и несколько раз в течение дня, но зачастую унять дрожь все равно не удается или, чтобы успокоиться, требуется много спиртного, так что остатки надо приберечь на завтрашнее утро, думает Асле, а потом сходить за выпивкой в магазин, тогда к вечеру, возможно, полегчает настолько,