Я сбил целый авиаполк. Мемуары финского аса - Эйно Луукканен

3 сентября вскоре после 11.00 наши 12 «Брюстеров» взлетели, построились над аэродромом и направились на восток. Мы все были немного тихими и молчаливыми после посещения медпункта накануне. Каждое движение ручки управления или педалей требовало дополнительных усилий, но мы были рады тому, что получим возможность дать Сталину прямо в глаз.

Когда впереди показался остров Валаам, жизнерадостные финские зенитчики решили немного поупражняться в стрельбе. В качестве цели они выбрали нас! К счастью, их меткость оставляла желать много лучшего, серые клубки разрывов вспухали в небе на значительном расстоянии позади самолетов. Остальная часть полета прошла спокойно, и в 12.30 наши истребители запрыгали по неровному полю аэродрома Лункула, поднимая тучи брызг. Мне уже говорили, что этот аэродром постоянно заливает водой, и после осенних дождей на поле стоит слой воды высотой по щиколотку. Вода лилась струйками с крыльев и фюзеляжей истребителей, когда мы рулили к намеченным местам стоянки. На аэродроме уже стояли несколько Фиатов G.50 и Моран-Сольнье M. S.406. Удивительно было видеть столько самолетов на узкой полоске шириной около 300 метров! Нам просто не удалось бы рассредоточить свои 12 «Брюстеров», чтобы обезопасить их от внезапной атаки, поэтому я отправил 4 истребителя на соседний остров Мантсин.

Имевшиеся несколько домов были уже заняты ранее прибывшими летчиками, поэтому нам пришлось ставить палатки, несмотря на пропитанную водой землю. До наступления ночи мы поставили две палатки и набились туда, как селедки в бочку. Однако лично мне, прежде чем лечь спать, нужно было найти решение неразрешимого вопроса о телефонной связи. У нас не было радиостанции, поэтому связь с постами СНИС и штабом превращалась в настоящий кошмар. В это время готовилось крупное наступление, которое должно было начаться в 05.00 на следующий день, и все армейцы утверждали, что именно их участок является самым важным. Поэтому между штабом эскадрильи в Мантисаари и нашей группой имелись целых 5 коммутаторов. В результате весь приоритет сводился к тому, кто первым успеет прислать вызов. Наконец, используя угрозы и лесть, мне удалось добиться прямой связи между эскадрильей и Истребительной группой L, я сумел убедить связистов протянуть дополнительную линию. После этого я махнул рукой на проблемы отопления, освещения и запасных частей, так как было уже за полночь, заполз в свой спальный мешок на мокром полу одной из палаток и заснул мертвым сном.

Но не прошло и часа, как мир вокруг меня буквально взорвался. Это был грохот залпов нашей артиллерии, плотность огня была такой, что дрожал пол палатки. Этот мощный огневой налет, в котором участвовали более 200 орудий, и последующее наступление и были теми факторами, которые привели Истребительную группу L в Лункула. Нашей задачей было прикрывать авангарды 4-й армии северо-восточнее Ладожского озера. 4-я армия вышла к Туулосйоки, находившемуся по ту сторону старой границы, и должна была наступать к реке Свирь в глубине русской Карелии. Одновременно 7-я армия должна была наступать на Петрозаводск к северу от Свири. Огневые позиции 16 батарей находились рядом с нашим аэродромом, поэтому, когда начался обстрел, грохот поднял бы даже мертвого. Хотя мы и лишились столь нужного отдыха, мы с удовлетворением вслушивались в эту адскую какофонию. Этот грохот сильно напоминал обстрелы, которым Иван подвергал нас во время Зимней войны.

В 04.30 мы собрались на краю аэродрома возле своих истребителей. С Ладоги дул холодный ветер, и рваные низкие облака гонялись друг за другом на горизонте, закрывая восходящее солнце. Наши 8 «Брюстеров» в первый раз в этот день поднялись в воздух за несколько минут до начала наступления. Мы должны были прикрыть район с воздуха и обеспечить беспрепятственную работу корректировщика Фоккер С. Х.

Мы летели двумя группами по 4 самолета на высоте 1500 метров над Туулосйоки, причем одна группа держалась в 100 метрах выше другой. Мы осматривали небо в поисках вражеских самолетов, но одновременно внимательно вглядывались в местность, над которой летели, так как это был наш первый вылет за границы Восточной Карелии. Однако под нами расстилалась унылая болотисто-лесистая равнина, где лишь изредка виднелись горстки маленьких деревянных хижин на берегах речек. Под нами могли находиться русские позиции, но, не считая одиночных вспышек орудийных выстрелов, район казался совершенно пустынным.

Наконец мы прилетел к городу Олонец, скопищу безликих одноэтажных зданий, и полетели вдоль дороги от Олонца на Туулосйоки, безуспешно пытаясь понять, что же происходит на земле. Не считая нескольких групп наших мотоциклистов, никого не было видно. Лишь кое-где поднимались столбы дыма, показывая, что отступающие русские взрывают и поджигают склады и здания. Больше мы не видели совершенно ничего, и в небе мы тоже были одни.

Проболтавшись в воздухе около часа, мы все-таки заметили группу из 8 или 10 самолетов над аэродромом Нурмойла возле Олонца. Мы повернули туда и дали полный газ, при этом я все время пытался рассмотреть, чьи же это самолеты. Они выглядели как большие истребители, хотя тип был нам незнаком. Но, кто бы там ни был, национальная принадлежность самолетов сомнений не вызывала, и я отдал приказ атаковать. Мы развернулись, причем каждый выбрал себе цель. Я всадил в свою несколько пулеметных очередей, прежде чем русский пилот понял, что его атакуют. Однако он отреагировал мгновенно и бросил самолет в крутое пике, растворившись, словно призрак, в туче. На прицеле у меня мелькнул другой русский, который также поспешил укрыться в туче. Бой закончился, едва успев начаться, ни одна из сторон потерь не имела, а так как у нас подходило к концу топливо, мы повернули домой. Нас провожал проливной дождь, который потом шел весь день.

Поскольку в такую погоду о полетах не следовало и думать, я воспользовался случаем и отправился на остров Мантсин, чтобы проверить, как там расположился отряд из 4 «Брюстеров». Одновременно я хотел посетить сауну, которая оказалась единственным удобством этого крошечного аэродрома. Когда я вернулся на Лункула, дождь наконец прекратился, и сквозь рваные тучи время от времени проглядывала луна. В направлении Олонца ночное небо освещало тусклое багровое зарево – свидетельство большого пожара. Судя по всему, русские уже готовились оставить город. На базе все казалось мирным, а единственными звуками был свист ветра среди деревьев да приглушенные оклики часовых. Издалека временами долетали раскаты артиллерийской канонады да лязганье металла, так как механики продолжали хлопотать над самолетами.

Я пробрался в одну из наших палаток и вскоре лежал на полу, громко храпя. Мне показалось, что я едва успел закрыть глаза, как меня подняли раскатистые взрывы. Плохо соображая со сна, я сначала решил, что это наша артиллерия опять открыла огонь, но различив гул авиационных моторов, я проснулся окончательно. Одновременно я сообразил, что артиллерия сейчас передвигается следом за наступающими войсками. И тут же новый взрыв ударил по ушам. Телефон и наша драгоценная кофемолка слетели с самодельного столика, и несколько осколков бомбы пролетели сквозь стенки палатки. На ее крышу посыпались земля и камни.