Жертвоприношения - Пьер Леметр

Никакого прямого сопротивления, никакого осуждения, никаких нравоучений, она сразу переходит на другой регистр:

— Если вы хотите уйти, мне нужно снять вам швы.

Анна дотрагивается до щеки.

— Нет, — отвечает девушка, — не эти, эти рано. Нет, вот те два.

Она протягивает руку к Анниной голове и очень деликатно проводит по шву: взгляд профессионала, но она улыбается и, рассудив, что ее предложение принято, подталкивает Анну к палате. Верзила-полицейский уступает им дорогу, размышляя, должен ли он сообщить об инциденте начальству или нет, и направляется вслед за женщинами.

По дороге они останавливаются прямо напротив сестринской в небольшой процедурной.

— Присаживайтесь… — Медсестра начинает искать инструменты. — Садитесь, — тихо настаивает она.

Полицейский остается в коридоре, стыдливо отводит глаза, как будто женщины зашли в туалет.

— Тихо-тихо-тихо…

Анна тут же подскакивает. Девушка же только дотронулась до шрама кончиками пальцев.

— Больно?

Вид у нее озабоченный: это ненормально. А если я нажимаю здесь или там? Нет, швы снимать рано, нужно проконсультироваться с врачом, может быть, попросить сделать еще один рентген… Температуры у вас нет? Сестра дотрагивается до Анниного лба. Голова не болит? Анна начинает понимать, что она находится там, куда и хотела отвести ее медсестра. Теперь вот она сидит тут, полностью зависит от этой бритой девчонки и будет непременно водворена в свою палату. Но с этим трудно смириться.

— Нет, никакого рентгена! Я ухожу, — произносит она, вставая.

Верзила берется за служебный телефон: что бы ни случилось, он звонит своему начальству и просит инструкций. Возникни в противоположном конце коридора вооруженный до зубов убийца, он сделал бы то же самое.

— Это неразумно, — уговаривает Анну озабоченная медсестра. — Если там инфекция…

Анна не понимает, реальна ли угроза, или девушка просто хочет произвести на нее впечатление.

— А кстати. — Сестра перескакивает с пятого на десятое. — Вы ведь так и не оформлены. Вы попросили, чтобы вам принесли документы? Я обязательно передам врачу, чтобы он зашел к вам, надо поторопиться с рентгеном, чтобы вы могли как можно скорее выписаться.

Девушка ничего не придумывает, входит в доверие, в том, что она предлагает, нет ничего настораживающего, все разумно.

Силы покидают Анну, она кивает и направляется к своей палате: идет она тяжело, того и гляди упадет, она быстро утомляется, но в голове у нее другое, она кое-что вспомнила, и это не касается ни ее оформления, ни рентгена. Она останавливается, оборачивается:

— Это вы видели мужчину с ружьем?

— Я видела мужчину, — быстро парирует девушка, — ружья я не видела.

К такому вопросу она была готова, и ответить на него — простая формальность. С самого начала разговора она чувствует, что внутри у пациентки все кричит от страха. Она не уйти хочет, а сбежать.

— Если бы я видела ружье, я бы сказала. И думаю, иначе вы бы здесь не находились, мы не какая-нибудь деревенская больница.

Молодая, но уже профессионалка. Анна не верит ни одному слову.

— Нет, — говорит она и внимательно смотрит на медсестру, как будто может угадать ее мысли. — Вы не уверены, вот и все.

В палату она все же возвращается, голова у нее кружится, она переоценила свои силы, она не может пошевелить ни рукой, ни ногой: в кровать и спать.

Девушка закрывает дверь. И все же… Что за предмет был под плащом, такой длинный, он даже мешал ему, думает она. Что же это могло быть?..

Дивизионный комиссар Мишар проводит бóльшую часть рабочего времени на собраниях. Камиль смотрел в ее расписание: встречи следуют одна за другой, она идет с одного собрания на другое — конфигурация идеальная. За час Камиль оставил на ее мобильнике семь посланий: «важно», «срочно», «приоритетно», «безотлагательно». Он практически исчерпал лексику, обозначающую спешность, но, поскольку настойчивость его была максимальна, ожидать следует исключительно агрессивного тона. Но дивизионный комиссар — сама уравновешенность, просто воплощение терпения. Она еще хитрее, чем казалось. Ей пришлось выйти на несколько минут в коридор, и она шепчет по телефону:

— А судебный следователь согласен на полицейскую облаву?

— Конечно, — убежденно отвечает Камиль. — И именно потому, что это не облава в полном смысле слова, мы…

— Майор, сколько у вас целей?

— Три. Но вы же понимаете, одна цель тянет за собой другую… Нужно ковать железо, пока горячо.

Когда Камиль начинает употреблять пословицы — безразлично какие, — это означает, что он дошел до конца дистанции.

— Значит, «железо»…

— Мне нужны люди.

Всегда приходишь к одному и тому же, к вопросу средств. Мишар долго вздыхает. Дело в том, что у вас не бывает того, о чем чаще всего просят.

— Это не займет много времени, — увещевает ее Камиль. — Три-четыре часа.

— Это на три адреса?

— Нет, нужно…

— Да-да, я знаю, «нужно ковать…», но скажите-ка мне, майор, не боитесь ли вы противоположного эффекта?

Мишар знает, что говорит: облава — дело шумное, тот, кого вы ловите, успевает убежать, и чем больше вы его ищете, тем меньше у вас шансов.

— Именно поэтому мне люди и нужны.

Так можно говорить часами. Пусть себе Верховен планирует облаву, мадам Мишар это совершенно безразлично. В ее задачу входит именно сопротивление, достаточное, чтобы потом можно было сказать: а ведь я вам говорила!

— Ну раз судебный следователь не возражает, — бросает она наконец, — посоветуйтесь с коллегами. Если договоритесь…

Ремесло налетчика во многом напоминает профессию киноактера: долго ждешь, а затем все происходит за несколько минут.

Вот я и жду. И считаю, прикидываю, вспоминаю собственный опыт.

Если состояние ее здоровья позволяет, шпики должны будут провести с ней опознание. Может быть, не сегодня, возможно, завтра… Это дело нескольких часов. Перед ней разложат фотографии, и, если она настоящая гражданка и память ее не подводит, они тут же выйдут на тропу войны. Проще всего в ближайшее время начать искать Равика. Будь я на их месте, именно этим бы и занялся. Потому что это самый простой из наиболее надежных методов: расставляешь мышеловки по коридорам и начинаешь молотить в дверь. Шуму много, угрозы… этому методу столько же лет, сколько и самой полиции.

И лучший наблюдательный пункт находится «У Люка» на улице Танжер. Там главное место встреч сербов в Париже. Они — барахольщики, проводят время за картами, бегают по магазинам и курят такой крупно нарезанный табак, будто ульи обкуривают. И любят все знать. Когда происходит что-нибудь важное, слухи об этом доходят до кафе со скоростью телефонного вызова.

Верховен велел спускать собак, свистать всех наверх. Он даже перебарщивает.

Заручившись согласием дивизионного комиссара, Камиль привлек к облаве весь свободный в данный момент персонал, телефон не умолкает. Луи не может скрыть своей озабоченности: Верховен просит коллег помочь, ему выделяют в одном отделе одного, в другом — двух… Все это напоминает любительство, но народу в итоге набирается много, никто не понимает, зачем он здесь, но никто ничего не спрашивает. Камиль отдает приказы властным тоном, да и нужно сказать, это не скучное мероприятие: ставишь мигалку на крышу, летишь через весь Париж, наводишь шороху, трясешь дилеров, карманников, сутенеров, хозяев хат, — в конце концов, именно для этого и подаешься в полицию, нет? Камиль заявил, что времени это много не займет. Разворошат осиные гнезда и вернутся.

Есть среди коллег и те, кто не одобряет происходящего. Камиль нервничает, высказывает тысячи причин для проведения операции, но не дает никаких объяснений. Он готовит что-то ускользающее от их понимания, думали, речь идет просто-напросто об одновременной облаве в трех местах, а вместо этого Верховен организует столь же неожиданную, но значительно более широкую операцию, ему все время не хватает людей, никто не знает, сколько их уже, недовольство растет.

— Если мы найдем типа, которого ищем, — объясняет Камиль, — все будет в порядке, начальники будут ходить грудь колесом, начнут раздавать медали за заслуги всем главам подразделений. И потом, дела-то всего часа на два, если не валандаться. Прежде чем начальство задумается, в каком бистро вы попиваете аперитив, вы уже будете на месте.

Разве нужно что-то еще говорить коллегам, они соглашаются, дают людей, те расходятся по машинам. Камиль возглавляет колонну. Луи остается на телефоне.

Главное — никакого шума, операция Верховена этим-то и отличается от остальных, и в этом ее главная цель.

Через час в Париже не остается ни одного подозрительного субъекта, рожденного между Загребом и Мостаром, который бы не знал, что идут лихорадочные поиски Равика. Он где-то отсиживается. Полицейские окуривают все щели, все туннели, трясут проституток, хватают всех, предпочтение отдается нелегалам.