Плывущая женщина, тонущий мужчина - Масахико Симада

Самэсу, накануне вечером услышавший из уст самого Брюса Ли рассуждения о грядущей революции, испытывал живое любопытство к его тайным замыслам. Но прочие члены экипажа, за исключением капитана, помалкивали, предпочитая, при любом раскладе, не попасть под увольнение, и утвердительно кивали на все предложения директора и Брюса Ли. Один только капитан казался лишним на этом совещании.

– Заря мореплавания двадцать первого века встает над «Мироку-мару»! Вы избранные, которым выпала честь служить на корабле в этот великий момент!

На этой патетической декларации, провозглашенной Брюсом Ли, совещание закрылось. Он встал и сам себе зааплодировал. Директор тотчас последовал его примеру, а вслед за ним волей-неволей присоединились и моряки. Только капитан с горькой усмешкой наблюдал со стороны за этим типично китайским финалом.

– Давайте проявим гибкость ради того, чтобы судно продолжало плаванье, – сказал Самэсу.

Он хотел разрядить обстановку, но и капитан, и эконом были настолько подавлены, что некоторое время, казалось, не могли прийти в себя.

– Судно плывет, чувствуя наш настрой, – пробурчал капитан. – Если он станет вмешиваться, движение застопорится. С тех пор как этот мерзавец сюда заявился, места не нахожу, точно он строит козни, чтобы переспать с моей женой!

– Неприятный тип, будь ему неладно! – подхватил эконом. – У меня тоже такое ощущение, будто какой-то разгильдяй совратил мою дочь и совершает с ней непотребства…

Жди выпад противника

– Итак, теперь у нас дел невпроворот. Тебе, Самэ, придется спать только урывками, поэтому привыкай засыпать везде и в любой час.

Брюс Ли завалился в своем номере люкс на кровать, не снимая ботинок, поднес к уху трубку телефона и стал ждать, когда отзовутся на другом конце. В результате проведенных накануне работ из его номера можно было связаться по телефону с любым местом на корабле. Разумеется, в том числе – с рубкой и машинным отделением, так что он мог, не выходя из номера, отдавать распоряжения напрямую. Он собирался контролировать «Мироку-мару» двадцать четыре часа в сутки. После вчерашней вахты Самэсу был вызван в каюту Брюса Ли на очную ставку с его подручными, а потом еще был вынужден выслушивать его бесконечные разглагольствования, в результате спал всего три часа. В корабельном уставе не значится, что моряку на сон достаточно трех часов.

Брюс Ли о чем-то без умолку говорил по-китайски. Со стороны это напоминало младенческий лепет. Разумеется, Самэсу не понимал, о чем шла речь. Сердится? Шутит? Рассказывает сказку?… Или, что более вероятно, заключает какую-нибудь торговую сделку?

Повесив трубку, Брюс Ли приказал Самэсу спуститься в трюм. Товарищи матросы повздорили из-за распределения кают, он должен авторитетом «третьего секретаря» все уладить.

– Почувствуй на своей шкуре, какое у тебя высокое положение! – добавил Брюс.

Едва Самэсу спустился в лифте на палубу В1, в нос шибануло совершенно не свойственными этому месту запахами. Коридор наполнял чесночный дух, смешанный с кислым запахом тухлой рыбы – что-то вроде зловония выгребной ямы. Откуда несет? Из грузового отсека? Протиснувшись между грязными коробками, забившими коридор, Самэсу поспешил в сторону кормы.

Ссора была в самом разгаре. Боцман Мидзуки невозмутимо стоял между спорящими, которых было по двое с каждой стороны. Самэсу спросил у Мидзуки, что они не поделили, но тот только покачал головой:

– Такое ощущение, что здесь матерятся одновременно на трех языках.

Для Самэсу все, что он слышал, звучало полнейшей тарабарщиной, и впрямь, можно было подумать, что в выкриках спорящих переплетаются, путаются три китайских диалекта. Может быть, пекинский и шанхайский диалекты переводят с помощью кантонского? Тут же стоял подручный Брюса Ли, севший на корабль в Кобе, Артур Дзин. Заметив Самэсу, он прервал перепалку и на кантонском диалекте гаркнул что-то возбужденным противникам. Взглянув исподлобья на Самэсу, они тотчас присмирели.

Из объяснений Дзина явствовало, что распределение кают ни при чем – не поделили территорию коридора и подсобного помещения между двумя каютами. Те и другие зачем-то приволокли с собой на борт большой багаж в картонных коробках, загромождавший проход так, что едва можно было протиснуться. Запихнув свои вещи в подсобку, они вступили в борьбу, отвоевывая пространство в трюме. Одни утверждали, что первыми заявили свои права на эту территорию, другие доказывали, что это был самовольный захват. Самэсу без лишних слов отрезал:

– Отнесите свой багаж в грузовой отсек или по своим каютам!

На что Дзин с ухмылкой заметил:

– Надзирать за грузовым отсеком – моя обязанность!

– С каких это пор ты стал заведовать грузовым отсеком? – удивился Самэсу.

Дзин по-хозяйски выпятил грудь:

– Как только вышли из порта Нахи. Грузовой отсек – мои владения!

Значит, матрос, отвечавший за грузовой отсек, сошел в Нахе. А Дзин занял его место, так, что ли, надо понимать? И теперь ни за что не уступит свою территорию. Его наглая самоуверенность еще более раззадоривала шантрапу, боровшуюся за захват коридора и подсобки.

Самэсу, досадовавший, что его втравили в эти нелепые разборки, ограничился тем, что приказал решить все полюбовно.

– Но чем здесь так воняет? – спросил он.

– Воняет?

Дзин состроил непонимающую физиономию, поэтому Самэсу переадресовал вопрос Мидзуки.

– Да уж, попахивает! Эти новые, севшие только что на корабль, натащили в свои каюты всякого дерьма. Сухофрукты, овощи… Да и от них самих так несет, изо рта как из помойки. Только вышли из Нахи, на корабле стало не продохнуть.

– Ну, с этим ничего не поделаешь, – сказал Самэсу, но сам терялся в догадках.

Если это затеявшее перепалку отребье не пассажиры, то кто же они? Он спросил у Дзина.

– Они торговцы, – ответил тот. – Продают разный товар на корабельном рынке.

– Рынке?

За время стоянки в Нахе товары в корабельном торговом центре были распроданы, но что заняло их место? Судя по запаху, и впрямь какое-то дерьмо.

Толком не понимая, рассудил ли он спорщиков или просто совершил экскурсию в трюм, Самэсу ушел восвояси. Пока он ждал лифта, перепалка возобновилась.

В Нахе экипаж корабля значительно обновился, но Самэсу еще не вполне владел информацией, кто эти новоприбывшие и какую несут обязанность. Кстати сказать, Брюс Ли тогда же присвоил себе звание «генеральный секретарь «Мироку-мару». Значит ли это, что «Мироку-мару» теперь – коммунистическая партия? К прежнему званию третьего помощника капитана к Самэсу прибавилось «третий секретарь», но он понятия не имел, что, собственно, означает этот чин. Одно ясно: на корабле отныне два босса – капитан и генеральный секретарь, а он, Самэсу, стал слугой двух господ. Следующий за генеральным секретарем – второй секретарь, этот титул носит Кети, с давних лет ближайшая соратница Брюса Ли. Другая его соратница, Татьяна, также носит титул второго секретаря, так что Самэсу по ранжиру находится у них в подчинении.

Кети взяла на себя обязанности эконома Икэды. Сам же Икэда, как и предполагал, остался на корабле только для того, чтобы ублажать привередливых пассажиров из мелкой буржуазии. Титул эконома остался при нем, но в действительности означал не более чем своего рода почетную должность. В административной части теперь верховодили подручные Брюса Ли. С другой стороны, палубные матросы и машинное отделение, реально обеспечивающие ход корабля, продолжали по-прежнему выполнять свои обязанности под командой капитана Нанасэ и старшего машиниста Такэути, но и их будущее оказалось в руках генерального секретаря, купившего компанию. Стоило генеральному секретарю разжать пальцы, и даже капитан стал бы безработным посреди моря. С точки зрения генерального секретаря, и капитан, и старший механик были не более чем простыми техническими спецами. Что касается остальной шатии-братии, взошедшей на борт в Нахе, пожалуй, бессмысленно было делить их на пассажиров и членов экипажа. Все они походили на ушлых челноков, которые под видом туристов пересекают границу и в тот же день разворачивают торговлю, торопясь возместить капитал, затраченный на путешествие. Всю эту братву объединяло огромное количество багажа, который они затащили на корабль. Для рейсового теплохода в этом не было бы ничего необычного, но шикарный лайнер, на который обрушилась лавина всех этих грузчиков и мешочников, ходил ходуном, точно на борту возникла «внештатная ситуация». До прибытия в Наху на корабле была стопроцентная Япония. Страна, в которой царят чистота, благоухание, вежливость, невозмутимость. Стоило выйти из Нахи, «Мироку-мару» распрощалась с «утонченной скукой».

Зайдем в торговый центр. Еще недавно вышколенный персонал в синих костюмах, по одному взгляду на одежду оценив клиента, устанавливал степень своей любезности. Этого больше нет. Продавцы и товары полностью сменились, торговые площадки и витрины беспорядочно завалены под завязку всякой всячиной. Прохладные пространства элитных магазинов превратились в пыльные, дешевые супермаркеты, до отказа забитые торговцами и покупателями. Кто все это покупает – одежду, ткани, обувь, которые по-хорошему надо бы сбывать на вес? Открылись скобяные лавки, продающие посуду, кастрюли, ножи, инструменты и тому подобный товар, при взгляде на который понимаешь, что шантрапа, превращающая корабль в место своего обитания, все прибывает и прибывает. При виде выстроившейся длинными рядами электробытовой техники и всевозможной электронной мишуры остается только пожать плечами. Закрадывается беспокойство, уж не затевается ли распродажа корабля оптом и в розницу?