Елизавета I - Эвелин Энтони

Возвратившись во дворец на Уайтхолле после окончания сессии парламента, Елизавета послала за Сесилом. Войдя в комнату, он понял, что она в ярости.

   — Ну что, теперь вы удовлетворены?

Он покачал головой:

   — Ваше величество, прошу вас не гневаться. Петиция палаты общин — не моя инициатива. Я знаю, она вас раздражает, но это лишь общее желание всех, кто вас любит.

   — Не меня, а себя, — бросила она в ответ. — Хватит с меня парламента и чрезвычайных расходов! Будь я проклята, если позволю им собраться ещё хоть раз. Садитесь, ради Бога... и что вы меня травите, как свора гончих, тявкающих на одной ноте? «Выходи замуж, выходи замуж...» Или назови преемника и выкопай себе могилу своими руками!

   — Если вы и в самом деле назовёте своего преемника, это может положить конец всем нашим трудностям, — медленно проговорил он. — Если вы вступите в брак, этот манифест можно будет отменить. А сейчас наше будущее совершенно неопределённо; серьёзная болезнь вроде недавней оспы — и вас может не стать, ваше величество. И вы оставите Англию на милость любого проходимца, у которого в жилах есть хоть капля крови Плантагенетов или Тюдоров.

   — Из Плантагенетов не осталось в живых никого[10], — напомнила ему Елизавета. — Мой отец их всех истребил... Что же касается моего преемника, неужели шотландская королева вас так пугает? Она и есть моя наследница!

   — Кроме неё, на престол претендует Кэтрин Грей, а также молодой Дарнли.

   — Кэтрин Грей не под силу править даже свиным хлевом, и вам это хорошо известно. Что же касается Дарнли... это дурак и пьяница! Господи, Сесил, и как вам такое в голову взбрело! Послушайте-ка меня. Вы мой друг, и я вас люблю; а вы меня тоже любите, разве не так?

   — Вам известно, что это так, — ответил он.

Она подошла, села рядом с ним и положила руки ему на рукав.

   — Я не боюсь за себя. Я не боюсь ни иностранного вторжения, ни покушения; при необходимости я готова рискнуть головой. Но я боюсь гражданской войны: кровопролития, раскола в стране и всех последствий человеческой алчности. Я не навлеку всего этого на свой народ, а если я назову своего наследника, результат будет именно таков. Неужели вы думаете, что Кэтрин Грей, Мария Стюарт или кто-либо ещё согласятся подождать моей смерти, чтобы предъявить свои претензии на английский престол? Неужели вы так же глупы, как эти болваны в палате общин, что опасаетесь гражданской войны после того, как я умру, и предлагаете мне верное средство начать её прямо сейчас, когда я жива?

   — Так вступите в брак! — воскликнул он. — Выберите себе мужа! Во имя всего святого, выберите хоть Дадли, но выйдите замуж, родите ребёнка и покончите со всем этим!

   — Может, так оно и будет, — сказала она, но при этом отвернулась в сторону. — Мне это всегда было не по вкусу. Я насмотрелась на браки своего отца... Чем дальше, тем меньше мне всё это нравится. Но если я сумею себя заставить, то пойду на это. Если другого пути нет...

   — Вы станете счастливее, — с убеждённостью в голосе сказал Сесил. — Рядом будет кто-то, с кем вы будете делить своё бремя.

   — Моё бремя мне нравится, — ответила Елизавета. — Меня оно не тяготит. Меньше всего на свете я хочу его с кем-нибудь делить. Сесил, как-то раз три года назад я уже объясняла вам, что мне не требуется помощь мужчин в деле управления страной. Мне нужны вы, Сассекс и остальные, но это нечто совсем иное. Мы отлично работаем вместе, в нашем кругу царит доверие и доброжелательность. Между мужем и женой такого не может быть. Соправителей на свете не бывает, государством всегда правит только один. И этот один — я. Что касается Дадли, то, если вы предложили мне выйти замуж за него, я сочувствую вашему отчаянию, но предпочитаю, чтобы он сохранял своё нынешнее положение.

   — Нам не видать покоя, пока по другую сторону шотландской границы на троне сидит Мария Стюарт, а английский престол защищает лишь ваша жизнь. В Англию вторгнутся французские, испанские или какие-нибудь ещё войска, в зависимости от того, с каким королём она вступит в брак, и ваша политика уклонения от войны потерпит фиаско.

   — Я об этом думала, — ответила Елизавета. — К вашему сведению, это занимает едва ли не все мои мысли. И вот вам ответ. Мой брак может подождать, се, по-видимому, нет; она ведёт переговоры со столькими мужчинами одновременно, что меня это вгоняет в краску! Если выдать её замуж за того, кто нам нужен, друг мой, то наша проблема, возможно, решится сама собой. В прошлом году наш хитрец Летингтон упомянул об одном варианте, до того абсурдном, что я не могла поверить своим глазам, когда вы показали мне копию его депеши. Помните, кого он ей предложил? Генри Дарнли!

Бесцветные глаза Сесила на мгновение мигнули, будто в них что-то внезапно вспыхнуло.

   — Я видел шифрованную копию его последнего письма ей, — сказал он. — Он пишет, что этот юноша готов отправиться в Шотландию, если королева рассмотрит его кандидатуру в качестве жениха. Мне показалось, это вас разгневает, ваше величество, а вы сегодня уже достаточно гневались. Я хотел рассказать вам об этом позже.

Елизавета взглянула на своего собеседника; на исхудалом после болезни лице чернота се глаз, полускрытых тяжёлыми веками, выделялась ещё сильнее. Они остались такими же, но углы губ начали подниматься и складываться в довольную, хотя и злобную усмешку, которая была ему так хорошо знакома.

   — Сесил, милый мой, умный Сесил, оказывается, не так уж вы и умны. Послушайте, что мы теперь сделаем. Мы поужинаем здесь, вы и я, наедине, чтобы нам можно было поговорить. И за ужином я объясню вам, почему я нисколько не гневаюсь на господина Дарнли за его желание посетить Шотландию. Нет-нет, ничуть не гневаюсь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Стояла ранняя весна, и долины Хертфордшира сплошь покрылись зеленью. После необычайно морозной зимы установилась тёплая погода, дожди уже несколько дней как перестали, а на многих деревьях и живых изгородях набухли почки.

Из дворца на Уайтхолле королева отправилась в гости к своему кузену с материнской стороны лорду Хандсону в поместье, которое она сама ему выделила из коронных земель. Когда-то здесь были охотничьи угодья её отца; он с Анной Болейн часто приезжал сюда поохотиться на хертфордширских равнинах, и в детстве Елизавета тоже бывала здесь. Тогда тут стоял небольшой дом, а теперь его перестроили в роскошный особняк с огороженным живой изгородью из тиса великолепным ландшафтным парком: как и в Хэмптонкорте, в нём были декоративные горки, фонтаны, статуи, а также мощённые камнем дорожки для прогулок. Лорд Хандсон уже успел баснословно разбогатеть: в своём новом доме он предложил Елизавете анфиладу роскошных покоев с огромной кроватью под балдахином, изготовленной специально к её приезду и украшенной дорогими фламандскими гобеленами.

Королева любила ездить по стране; её не пугали ни скверные дороги, ни неудобства длительного путешествия с громыхающим позади длинным обозом. Дадли, будучи конюшим, организовывал эти поездки и отвечал за благополучное прибытие на место назначения её личной посуды, платьев, лошадей и слуг. Организовать переезд Елизаветы из Лондона в Хандсон, на расстояние в тридцать миль, было сложной и кропотливой операцией: примерно то же самое, что передислоцировать небольшую армию с обозом, однако благодаря организаторским способностям Дадли королева не боялась путешествовать и делала это чаще, чем любой из её предшественников. Особенно ей полюбился Хандсон; там была отличная охота, а кроме того, она была очень привязана к своему кузену. Это была привязанность особого свойства, такое же чувство она испытывала и к другим своим родственникам по материнской линии, семейству Кэрью. Они приходились роднёй Болейнам, хотя и дальней роднёй; это было всё, что осталось от её семьи, и благодаря сентиментальной причуде, столь неожиданной для такого рационального и самонадеянного человека, как Елизавета, они вошли в число её самых близких фаворитов.

В то утро она отправилась на охоту, взяв с собой, как обычно, Дадли и ещё с полсотни леди и джентльменов. Королева была бодра и отлично себя чувствовала, освободившись от докучливых заседаний государственного совета и аудиенций; сюда ей из Лондона пересылали только самые срочные депеши, и ни один курьер не беспокоил её уже три дня. Охота была удачной; королева на своём сером коне скакала впереди всех, и ей удалось завалить великолепного пятилетнего оленя, которого Хандсон приберегал специально к её приезду. Это было чудесное утро весёлых и непринуждённых забав, и охотники решили устроить пикник в буковой роще.

Туда уже прибыла повозка со слугами, которые привезли в корзинах пищу и столовые приборы, и королева устроилась обедать с Дадли и двумя своими фрейлинами в стороне от остальных. Она сидела на сваленных кучей подушках, рядом стояли наготове её виночерпий и мажордом. Перед ней была расстелена белая скатерть, на которой стояли пироги с курицей и жаворонками, несколько видов солёной рыбы, а также вино и эль. Она от души смеялась шуткам Дадли, а потом взяла вилкой засахаренный имбирь со своей тарелки и угостила его.