Не без вранья - Елена Колина

Иногда лучше врать с деталями. Вот пример такого вранья. Когда бабуля спросила меня, влюблена ли я в кого-нибудь, я сказала — да, влюблена, в Сережку из нашего класса, несмотря на то, что его стихи не гениальные, а дурацкие. Я же не могу сказать ей, что влюблена в памятник Маяковскому, мне стыдно выдать свои истинные чувства. А просто сказать «не влюблена ни в кого», она не отстанет. А так, соврала с упоминанием деталей (Сережка), и дело с концом.

Нет. Я не согласна. Можно одним махом, но это детский способ. Лучше попытаться скрыть истинное положение вещей, мягко вплетая в неправду реальные детали, — это очень хороший способ. Можно смягчать, можно переставлять акценты, можно врать самой себе. Я в тринадцать лет красиво врала не только бабуле, но и самой себе — была влюблена не только в памятник Маяковскому, но и в этого Сережку.

Лиля сочиняла свою жизнь по-разному и не могла прийти к одному варианту. Иногда так: «Я уже больше года не была женой О. Брика, когда связала свою жизнь с Маяковским». Но с Маяковским они познакомились в 1915 году, и нисколько Лиля тогда свою жизнь с Маяковским не связала. А жили они втроем с восемнадцатого года… Ведь не только Лиля пишет мемуары, все пишут, и ни один человек не напишет, как Лиле удобно, а, наоборот, все пишут, какая это была «странная семья». Но какой смысл сличать даты, пытаясь уличить ее во лжи, — как она хотела, так и было.

Лиля пишет Маяковскому: «Мы все трое женаты друг на дружке…» Маяковский — муж, но вот и Осип никуда не делся, и эта их сомнительная жизнь втроем… Так что ей только придумывать… А что же ей оставалось делать, когда ее обвиняли в разврате, в любви втроем? Вот она и придумала самое главное — не было никакого любовного треугольника, не было, и все!

По-моему, гениально! Если находишься в щекотливой ситуации, то одна большая решительная ложь, даже совсем неправдоподобная, гораздо лучше, чем много маленьких, большая ложь не оставляет места для толкований. Нагромождение деталей вызывает придирки и недоверие, можно запутаться в подробностях, начать оправдываться — это знает даже обманщик в тринадцать лет. Вот Лиля и солгала с размаху — был пожар и наводнение. Не было любовного треугольника. Не было страсти, не было ревности, все были нежнейшие друзья. Цель у нее благородная — защитить себя и своих мужчин.

Даже самую простую любовную историю трудно рассказать четко, как задачку: дано, решение, ответ. А в этой любовной истории у каждого не один мотив, а много, все спутано в клубок и не всегда понятно даже самим действующим лицам. Нет, Лиля все-таки не обманщица, она сказочница.

Не то чтобы мне хочется ее подловить и сказать: «Ага, придумала, умолчала, а вот и прямая ложь!» Она нам ничего не должна! Ни правды, ни неправды — ничего. И почему бы ей не рассказывать сказку? Ведь это были ее Маяковский, ее Брик, ее жизнь. Мы ведь не знаем, что происходит за чужими окнами, а Лилино окно оказалось прозрачным, поэтому ей и пришлось немного придумывать. То есть много придумывать. Она свои мемуары много раз переписывала, передумывала, лакировала. Лиля, живая, страстная, не оставила ничего — ни любви, ни страсти, ничего живого…

«Проверив свое чувство к поэту, я…» — как будто оборвали лепестки, делающие розу розой, и остается без вкуса, без запаха «жизненный путь»… Ни одного живого человека в ее мемуарах нет, особенно нет Маяковского и ее самой. Все — страсть Маяковского, взгляд Брика «со стороны», боль Эльзы, собственные метания — все рассказано специальным сказочным голосом: «Послушай, дружок, сейчас я расскажу тебе сказку». Лиля — сказочница очень квалифицированная.

Лилины рассказы трогательно противоречат один другому. Причина не в том, что у нее не хватило выдержки придерживаться выбранной версии, а в том, что ей мешали чувства. Чувства были живые и невольно пробивались сквозь придуманные версии, как свет сквозь накинутый на лампу платок. Она рассказывает об одном, но скрытый смысл другой. Рассказывает, как сильно любила Маяковского, а получается — как любила Брика. Преданность она понимает как неверность, а неверность — как преданность, и через все это несется ее упрямое «свобода, свобода!», и мы уже вообще ничего не понимаем.

Лилины мемуары очень интересны — описание людей, детали эпохи и все прочее, не важное для нее. Но ее сказка похожа на мемуары Серого Волка, который съел Красную Шапочку, а теперь хочет представить дело совершенно иным, милым образом. Там будет написано, что на самом деле он вовсе ее не съел и даже не попробовал, а наоборот, вел себя чрезвычайно корректно, и Красная Шапочка сама его съела. А если мы будем изучать отношения Серого Волка и Красной Шапочки по воспоминаниям преданной жены Серого Волка? Тогда нам вообще никакой правды не видать.

Профессиональным занятием последнего Лилиного мужа было писать книги о Маяковском. А после Лилиной смерти его сын, Лилин пасынок, взял на себя обязанность донести до нас отношения Лили и Маяковского в том виде, в каком хотела Лиля. И написал книгу о Лиле Брик, в которой все — нежнейшая преданность Лиле и нежелание открыть хотя бы немножко о Лиле «плохой» правды, хотя бы чуть-чуть… Чтобы отношения Лили с Маяковским выглядели такими приличными, в нежной дымке, чтобы нас не напугать и светлый Лилин образ сохранить. Например, драму Эльзы, любившей Маяковского и делившей его с сестрой, он описывает так: «Но ЛЮ с детства умела влиять на сестру и подчинить ее своей воле. И Эльза не порвала ни с Лилей, ни с Владимиром Владимировичем…» В целом это верно, но где же Лиля, где же Эльза?!

Его описание отношений Лили и Маяковского — фантастический рекорд недооценки. «Они встречались каждый день и стали неразлучны, но его чувства доминировали. Лиля же была спокойнее и умела держать его на расстоянии, от которого он сходил с ума. Она любила его, но не без памяти. Он скоро стал звать ее Лилей и на „ты“, а она долго обращалась к нему на „вы“ и звала по имени и отчеству, соблюдая „пафос дистанции“. Она была то нежна с ним, то отчужденно холодна, и Маяковскому казалось, что Лиля околдовала его, вселила в него безумие».

Как будто мама отвечает на вопрос дочери: «А почему вы с папой развелись?» — «А потому, доченька, что мы с папой решили, что мы будем счастливей, если останемся просто хорошими друзьями». А на самом деле этот ее муж был маньяк, Синяя Борода, обжора, танцевал голым при луне, дрался, прятал в шкафу скелеты и любовниц… Конечно, она решила, что будет без него счастливей, без этого обжоры, маньяка, танцора, драчуна. Это правда, но вместо страстной горячей правды — манная каша для младшей группы детского сада, сладкая и без комков.

А вместо живой Лили какая-то хрестоматийная муза получилась, так и видишь ребяток за партой — поняли, детки, почему у дяди Маяковского и тети Лили была такая странная семья? А это потому, что она любила его, но не без памяти…

…«Она любила его, но не без памяти». Она любила его, но не без памяти. Она любила его, но не без памяти. Какие же это бессмысленные слова! Может быть, лучше что-нибудь другое? Например: спать с ним ей было забавно, а так он ей страшно надоедал. Или: если бы она знала, что Маяковский станет таким знаменитым, станет памятником и вся ее жизнь будет построена вокруг его имени, она вела бы себя как порядочная муза, и не нужно было бы городить всю эту гору осторожных нежных интерпретаций.

Лилины рассказы противоречат не только самим себе и выплывающим фактам. Факты эти чаще всего — чьи-то записочки, переданные слова, воспоминания… Но ведь и люди, писавшие записки и воспоминания, лгут, часто непроизвольно. Женщины, знавшие Лилю, были к ней пристрастны, не любили. Мужчины тоже были к ней пристрастны, они ее любили. Все эти интерпретации — полуправда, полуобман.

Когда люди так упорно что-то скрывают, что же это, хочется понять, кажется, что это та-акое! А возможно, что на самом деле они ничего не сделали, ничего, что не делали другие, без счета.

Глава 7

Трое

Весь я обнимаю один твой мизинец.

Маяковский Лиле

Лиля: «…Со стороны кажется, что он любил меня больше, чем я его. Но как это измерить — больше, меньше?.. Любовь к нему я пронесла через всю жизнь. Он был для меня… Как бы вам это объяснить? Истинный свет в окне». (Он — Маяковский.)

«Но я всегда любила, люблю и буду любить его больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах, нигде. Я люблю его с детства, он неотделим от меня». (Он — Брик.)

Лиля в разговоре с Фаиной Раневской: «…Мне надо было быть только с Осей». Дальше она говорит, что отказалась бы от всего, что было в ее жизни, только бы не потерять Осю, отказалась бы и от Маяковского.

Маяковский: «Я не могу с ними расстаться».

Лиля (70-е годы): «…Теперь не понятно, что же там было, может быть, в моей комнате находилось общее супружеское ложе для „любви втроем“, а в Осиной висела коллекция порнографических открыток?..»