“Мастер и Маргарита”: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры - Внутренний СССР

А есть культуры, которым свойственно освобождаться от небылиц и наветов на Бога, вследствие чего они всё более и более воплощают в жизнь Правду-Истину, как то и предопределено Промыслом. В них люди веруют , в бытии которого у них нет причин сомневаться потому, что они ведут с Ним сокровенный молитвенный диалог по совести и воспринимают Жизнь как священный Язык, на котором , говорит с каждым, кто хочет понять Его и Его Промысел.

Как было сказано ранее, жизнь без веры в принципе невозможна потому, что ограниченность своих знаний человек дополняет до полноты бытия Объективной реальности какими-то верованиями, хочет он того либо же нет. И всякий атеизм — разновидность верований.

Имея дело с другими людьми, общаясь с ними, человек способен:

· и вообразить в своём внутреннем мире образы и их взаимосвязи, в которых другой видит, соображает Объективную реальность (Объективная реальность это — Бог и сотворённое Богом Мироздание);

· и изобразить из себя в своих образах и их взаимосвязях, то что ему в каких-то формах представляют другие.

В первом случае человек познаёт Жизнь посредством понимания других людей, посредством понимания вuдения Жизни ими; во втором случае он ничего не познаёт, но только перенимает новые формы, через которые выражает своё прежнее вuдение, соображение Объективной реальности.

Это — два базисных варианта, а в большинстве случаев имеет место отчасти то, отчасти другое в некой смеси, обусловленной реальной нравственностью, а также производными от нравственности навыками чувствования, распознавания и мышления — всего того, что представляет собой личностную культуру психической деятельности.

Как уже говорилось, и принятие на веру той или иной определённой информации обусловлено нравственностью. Т.е. и вера, будь она освобождающей от заблуждений либо крайним заблуждением идеалистического атеизма, — следствие нравственности.

Соответственно этому в приведённом разговоре об идентичности записей Левия Матвея словам Иешуа М.А.Булгаков и показал, что Левий не веровал тому Богу, которому веровал Иешуа и от которого Иешуа научался Правде-Истине и Чью Правду-Истину он проповедовал другим людям. Поэтому Левий и интерпретировал себя, через затронувшие что-то в его душе и поразившие его воображение слова Иешуа, вследствие чего Иешуа, прочитав его записи не узнал в них своих речей. Но Левий действительно был ими изначально поражён:

«— Кто такой? — брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.

— Левий Матвей, — охотно объяснил арестант, — он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнёсся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, — тут арестант усмехнулся, — я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово…

Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивлённый взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.

— …однако, послушав меня, он стал смягчаться, — продолжал Иешуа, — наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдёт со мною путешествовать…

Пилат усмехнулся одной щекой, оскалив жёлтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:

— О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нём. Сборщик податей, вы слышите [139], бросил деньги на дорогу!

Не зная, как отвечать на это, секретарь счёл нужным повторить улыбку Пилата.

— А он сказал, что деньги ему отныне стали ненавистны, — объяснил Иешуа странные действия Левия Матвея и добавил: — С тех пор он стал моим спутником».

Здесь важно обратить внимание на ряд обстоятельств.

· Левий бросил прибыльное занятие в порыве чувств, а не в результате обретения эмоционально-рассудочного , сообразного смыслу слов, услышанных им от Иешуа. Как до этого он был озлобленным человеком, так и не перестал быть таковым, что показывает всё его дальнейшее поведение в сюжете романа. А когда он несколько смягчился под воздействием слов Иешуа [140], то просто переориентировал свою ненависть с Иешуа на деньги. Он уже не мог вести привычный ему образ жизни, но и не изменил себя так, чтобы самостоятельно вести иной образ жизни.

· Иешуа не называет Левия своим учеником, что соответствует нормам знахарской (ведической) культуры посвящений, одной из ветвей которой является масонство, а другой — иерархия посвящения в священство в церквях имени Христа. Так М.А.Булгаков ещё раз показывает свободу Иешуа от дисциплины посвящений какой-либо иерархии и чуждость учения Христа как масонству, так и правящим церквям его имени.

Иешуа называет Левия просто «спутником», что говорит об их идейной разобщённости, которая влечёт за собой и их религиозную разобщённость: они веруют разным богам. Вследствие этого Левий не способен ни ощущать Объективную реальность сообразно тому, как её ощущает Иешуа, ни принять в себя вuдение Объективной реальности, свойственное Иешуа, и может только интерпретировать себя, выражать свои мысли, включая и верования, через факты жизни Иешуа, свидетелем которых он стал.

Как можно понять из слов Иешуа, Левий не был стенографом, а записывал по памяти, даже на ходу. Есть два явления, которые люди не всегда различают, и часто одинаково называют «воспоминаниями», «памятью»:

· в одном случае человек способен произвольно вызвать в сознание все ощущения прошлого (свое настроение и приходящие извне звуки, запахи, осязательные и прочие ощущения), в результате чего недавние, а равно и очень давние события проходят перед его внутренним взором, слухом и всеми чувствами в точности, как они свершились некогда наяву, и эту достоверность он может переосмыслить иначе. Хотя некоторые ощущения могут быть не столь сильными как в прошлой реальности (особенно это касается болевых ощущений, если они имели место), но их интенсивность всегда достаточна для того, чтобы поднять в сознание всю необходимую информацию из прошлого. Этот способ вспоминания по-русски издревле называется «переживание» [141].

· в другом случае человек, ощущая себя в настоящем, на основе ныне свойственных ему образов и представлений о мире, пребывая в том настроении, какое сложилось к началу “воспоминаний”. Что получается из такого рода “воспоминаний”, простая мудрость следователей с большой практикой описывает словами: «врёт как очевидец».

В жизни оба способа “воспоминаний” у большинства налагаются друг на друга: воспоминанием большинства людей изначальный импульс даёт переживание, которое будит воображение; потом воображение охватывает и подавляет всё, и именно оно воспроизводит перед внутренним взором и слухом события, якобы имевшие место в прошлом.

Поэтому если человеку необходима истинная информация о событиях прошлого, то ему необходимо остановить воображение и пережить события заново, вызвав в сознание как можно больше ощущений из тех, что имели место в прошлом, чтобы в своём внутреннем мире пережить интересующие его события сызнова и переосмыслить их и своё отношение к ним уже с позиций себя сегодняшнего, а не прошлого.

Но как можно понять из слов Иешуа: «Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил», — Левий Матвей не умел переживать и потому не переживал заново события, о которых писал, а был «воображалой», вследствие чего он просто не мог не врать (как очевидец, сам того не осознавая) [142] бессознательно. Но кроме этого Левий без зазрения совести лгал осознанно, о чём речь пойдёт далее.

Теперь вернёмся к верованиями Левия. Какому богу верует Левий М.А.Булгаков показывает в романе прямо:

«Когда осуждённых повели на гору, Левий Матвей бежал рядом с цепью в толпе любопытных, стараясь каким-нибудь образом незаметно дать знать Иешуа хотя бы уж то, что он, Левий, здесь, с ним, что он не бросил его на последнем пути и что он молится о том, чтобы смерть Иешуа постигла как можно скорее (выделено жирным нами при цитировании: в своём желании убить Иешуа Левий превзошёл даже посвящённых в нечто членов синедриона во главе с Каифой). Но Иешуа, смотрящий вдаль, куда его увозили, конечно, Левия не видел.

И вот, когда процессия прошла около полуверсты по дороге, Матвея, которого толкали в толпе у самой цепи, осенила простая и гениальная мысль, и тотчас же, по своей горячности, он осыпал себя проклятиями за то, что она не пришла ему раньше. Солдаты шли не тесною цепью, между ними были промежутки. При большой ловкости и очень точном расчёте можно было, согнувшись, проскочить между двумя легионерами, дорваться до повозки и вскочить на неё. Тогда Иешуа спасен от мучений.