Мир приключений. 1984 год - Александр Кулешов

— Забавная подборка! Здесь есть кое-что эдакое, из-за чего зря не потеряете время. — На первый взгляд блеклые, выцветшие глаза ожили и засветились, и свет этот показался Рамиро единственной приятной деталью в облике однофамильца. — А мой заказ по логике вещей, конечно же, оказался у вас. Мне очень приятно! Рауль Луис Фернандес. Бухгалтер, временно без работы, — представился долговязый и стал складывать книги одну на другую.

Рамиро хотел было тут же обменять те, что находились у него в руках, но долговязый Фернандес заметил:

— Идемте, сегодня я устроюсь в вашем углу. Там посвободней! С таким букетом идей и мыслей в руках приятно хотя бы прошагать по залу. Редко сегодня встретишь соотечественника, которого так вот, всерьез, волнует ответ на коренные вопросы общественной жизни в условиях… империализма.

Фернандес аккуратно опустил стопку на край стола, у которого остановился Рамиро, взял у него свои книги и сделал шаг к свободному столику, но тут же Рамиро поспешно прошептал:

— Вы курите? К одиннадцати пойдем передохнуть?

Закурив — наслаждение, которое европейцам впервые открыли аборигены, населявшие берега острова Куба во времена Колумба, — оба Фернандеса сели на массивную чугунную скамейку перед небольшим бассейном с рыбками под не очень густой тенью королевских пальм. По правую руку от них виднелась опрокинутая гигантская раковина, прикрывавшая эстраду.

— Ага! Вот то, что вы мне сейчас сказали, дает объяснение, отчего это вы пребываете в состоянии поисков обобщающей социологической теории. — Фернандес отшвырнул сигарету и с удовольствием потер руки. — Современные социологи, особенно там, в Европе и… дальше, давно пришли к сознанию необходимости дифференцированного подхода к оценке различных социологических идей и, повторяю, нуждаются в обобщающей теории.

Рамиро не очень понимал, о чем вел речь его собеседник, и злился на себя и на него. Фернандес же поглядел в упор и задал вопрос:

— Вы делаете вид или действительно не понимаете, что я говорю… о марксизме?

Рамиро снял ногу с ноги, отшвырнул носком гальку через дорожку, посыпанную желтым морским песком, и встал.

— Ты к какой организации принадлежишь? Если к “Кубинскому националистическому движению”, то передавай привет Фелипе Риверо, — сказал довольно грубо Рамиро и собрался было зашагать к зданию библиотеки, но длинноногий Фернандес — как только не переломились его конечности! — проворно вскочил и преградил ему путь, широко улыбаясь.

— Ну зачем же так сразу, Фернандес? Фашизм и его идеи — это, честно скажу, не мое кредо. Не по мне! Мы с вами связаны одной судьбой. Апатриды! Мы товарищи по несчастью… А Риверо Диас и иже с ним не принесут нам избавления. Однако и не идеи Штирнера, Прудона, Бакунина, смею вам заметить! Так что таким, как мы, следует держаться вместе. Наша сила в единении.

— Хорошо! В два поедем обедать. Я угощаю! — уже мирно ответил Рамиро. Ему, с одной стороны, было просто интересно новое знакомство с человеком явно незаурядным, весьма отличным от остальных кубинских эмигрантов, а с другой — следовало ответить на вопрос, почему этот Фернандес вот так, вдруг, появился на его дороге?

В середине дня оба они оставили читальный зал, чтобы отправиться на обед. В парке их внимание привлекла шумевшая и быстро растущая у эстрады толпа.

— Что-то случилось, — первым заметил Рауль Луис. — Будем снова митинговать…

Бейфронт-Парк вот уже десять лет как являлся излюбленным местом кубинских эмигрантов для встреч, сборов и различного рода собраний и манифестаций.

— Похоже, что-то серьезное! — И Рамиро остановил спешившую мимо кубинку в короткой юбке.

— Вчера ночью выстрелом в спину и тремя в голову убили старика Торрьенте около его дома. Сейчас передают по радио, — сообщила та, не поднимая головы, и заспешила к эстраде.

— То the victors belong the spoils[14], — сказал Рауль Луис, лицо его ничего не выражало. — А победителей уж нет!

— Четыре миллиона, собранные на общее дело, этими выстрелами не возвратить! Но урок другим будет! — И Рамиро выплюнул набор бранных слов. — Мы грызем галеты “Госо”, а кое-кто…

— По вас это не видно, мой друг, — не без иронии заметил Рауль Луис. — Но все, что ни делается, к лучшему!

— Каждый занимается своим! Хотите есть — поехали! — отрубил Рамиро и указал на “шевроле”.

Расстались они после обеда, а наутро Рамиро был уже снова в библиотеке и рассказывал историю с книгами “женщине-монстру”.

— Этот Фернандес много знает. Энциклопедист. Спиноза! Не признается, но я вижу, что в душе он рассуждает правильно. Вы пообщайтесь с ним — многому научитесь, — заметила она.

“Спиноза! Уж очень все знает. Давит. Долго быть с ним рядом — стошнит”, — подумал Рамиро и спросил:

— А с чего это он такой умный? Что читает?

— Да вы взгляните на его карточку, — предложила библиотекарша, и Рамиро установил, что его новый знакомый не случайный посетитель, он уже два года как является постоянным читателем “Майами паблик лайбрери”.

“Осторожность не мешает. Ведь есть что-то… непонятное”, — оправдывал самого себя Рамиро.

В тот же день он с удивлением узнал и то, что Фернандес был близок с красоткой Долли — так звали молоденькую библиотекаршу. И еще раз убедился, что внешность мужчины отнюдь не всегда является решающим фактором, женщину куда более привлекает интеллект, умение бойко, уверенно держаться и говорить, внушать ей веру в себя, в свои силы. Узнал он и то, что Фернандес человек весьма независимых взглядов, поэтому и безработный.

Их знакомство переросло в приятельские отношения. Они стали вместе бывать на ипподроме, где в центре круга, в прудах, жили розовые фламинго и лебеди; появлялись в кино, во Фронтоне, на собачьих бегах. Рауль Луис не играл, давал лишь — и иной раз весьма точные — рекомендации. Он хорошо знал Майами, окрестности его, людей и разные организации и кубинскую эмиграцию. Его, однако, знали не многие. Видно, потому, что сам он явно к этому не стремился. Он был затейником, помнил массу занимательных историй, умел рассказывать анекдоты. Чего совершенно не умел Рауль Луис, так это играть в шахматы. Но он с удовольствием ходил с Рамиро в клуб и терпеливо и подолгу ожидал его там.

Со временем Рамиро отметил, что всякий раз, как он или кто другой заводил разговор о Кастро, Рауль Луис отмалчивался, не поддерживал беседы. Но однажды, после нескольких лишних рюмок, выпитых на коктейле в “Госпитале ветеранов”, куда они были приглашены администратором-кубинцем, в машине по дороге домой Рауль Луис обронил пару лестных фраз в адрес Кастро и новой Кубы. И это насторожило Рамиро.