Триэн - Василий Головачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получив задание, Виктор мгновенно сориентировал компьютерщиков Дэна и оперативников Гордеева на поиск Ватшина и уже через час знал, что машина писателя – небольшой паркетный джип «Ниссан» – была замечена за МКАД в районе деревушки Раздоры, а сам он как будто выходил из своей машины и садился в машину ДПС.
Солома напряг сеть осведомителей «Заставы», связанную с дорожной полицией. Ещё через несколько минут стало известно, что в самом начале Рублёво-Успенского шоссе наряду с обычной дежурной бригадой работали передвижные экипажи второго батальона дорожно-постовой службы, и Солома двинул к Рублёвке свою команду на пяти машинах, пассажиры которых имели специальные пропуска ФСБ.
Об этом позаботился Гордеев, имеющий прямую связь с заместителем директора Федеральной службы безопасности Кузьмичёвым.
Одну машину ДПС, новый «Форд Мондео», обнаружили в трёх километрах от МКАД, на повороте к Рублёвскому кладбищу.
Взяли двух полицейских чисто, без шума.
Возле «Форда» остановился мультивэн «Дукато», из него вышел Солома, показал полицейскому на дороге удостоверение полковника ФСБ и пригласил в машину. Сержант колебался недолго, влез в салон мультивэна, а через минуту туда же вежливо проводили его напарника – лейтенанта.
– Где писатель? – спросил напрямик Солома сразу у обоих.
Инспекторы переглянулись.
– Какой писатель? – с недоумением спросил лейтенант.
– Вы останавливали кроссовер «Ниссан» номер двести одиннадцать?
– Не помню.
– Не было такого, – мотнул головой пожилой, простецкого вида сержант.
– Вы стояли у развилки Рублёвки перед Кольцевой?
– Нет, мы сразу в Рублёвку въехали. Это, наверно, третий экипаж на развилке стоял.
– Кто конкретно?
– Да в чём дело?
– Отвечайте на вопросы!
– Капитан Мухин и сержант Петренко, – сказал лейтенант. – Вообще-то должны были выехать Столбский с Меншиковым, но Мухин сам напросился, я слышал.
– Вы его давно знаете?
– Года два, а что?
– Что он за человек?
Лейтенант озадаченно взялся за мочку уха.
– Мухин? Так, мрачноватый, шуток не любит.
– Звание?
– Сейчас капитан, – ответил сержант.
– Можете узнать, где он сейчас?
Сержант замялся, глянул на напарника.
– Я с ним не в таких отношениях.
– Вы? – Солома перевёл взгляд на офицера.
– Что-то случилось? – скривил тот губы.
– Ещё нет, но может, – туманно объяснил Солома. – Главное, что от ваших ответов зависит не только судьба капитана Мухина, но и ваша собственная. Нам надо знать, где Мухин находится в настоящий момент, и чтобы он не догадался, что им интересуются специально.
– Могу связаться с ним по рации, скажу, что получил от комбата приказ ехать в Раздоры.
– Звони. – Солома пальцем попросил у сержанта его рацию.
Лейтенант выдвинул из-под воротника мундира усик микрофона, прицепил к уху дужку динамика.
– Ветка-три, ветка-три, я ветка-два, как слышишь?
Несколько секунд на волне дежурной связи были слышны лишь далёкие тихие голоса и музыка. Потом прорезался чей-то сухой голос:
– Я ветка-три. Коротич, ты, что ли?
– Я, товарищ капитан. Комбат приказал ехать в Раздоры, а там, я знаю, вы дежурите.
– Я чуть подальше, в Барвихе. Что случилось?
– А хрен его знает, не объяснил. Велено усилить разъезд.
– Исполняй, не помешаешь.
– Есть. – Лейтенант отодвинул усик микрофона, посмотрел на Солому. – Он где-то в районе Барвихи.
– Машина?
– «Фольксваген», номер ноль девять девяносто.
– Барвиха – наше всё! – с иронией хмыкнул зам Соломы, сидевший рядом с водителем.
– Садитесь в свою машину и сидите тихо! – сказал Солома. – Никому ни слова о нашей встрече! Понятно?
– Так точно! – дружно кивнули полицейские, вылезая из мультивэна.
– В Барвиху, Вова, – сказал Солома водителю, поднёс к уху браслет своей рации. – Денисов, проверь трассу в районе Раздоры – Барвиха.
– Слушаюсь, – ответил оперативник, отвечающий за сканирование шоссе по сети телекамер, установленных вдоль трассы.
Мультивэн вернулся к МКАД и помчался в направлении на Барвиху.
Денисов ответил через две минуты:
– Час пятнадцать назад «Фольксваген» с указанными номерами замечен на съезде к санаторию.
– Всем группам – сосредоточиться на Барвихе! Искать «Фольксваген» ноль девять девяносто, с мигалками! Не шуметь!
Машины с бойцами команды Соломы повернули к Барвихе, известной всей России как владение миллионеров.
5. Будущее – есть!
Любопытство оказалось сильнее страха.
Сначала Константин нервничал, ожидая возвращения ксенотов, потом решил относиться к ситуации философски: что будет, то и будет. В конце концов ксеноты должны понимать, что убивать его нет смысла: чем он тогда поможет им? А там, глядишь, и наши подоспеют.
Поймав себя на определении «наши», Ватшин невесело усмехнулся, так как уже начал причислять себя к анксам. С другой стороны, судя по беседам с Гордеевым, они своих сотрудников в беде не бросали.
Подумав об этом, он и решил пуститься в новое путешествие по безднам собственной памяти, надеясь найти что-то определённое, что можно было отнести к ценной информации. Ксеноты были уверены в его осведомлённости, так почему бы и в самом деле не стать обладателем секретов, которые помогут ему торговаться за жизнь?
Меньше знаешь – лучше спишь, напомнил внутренний голос известную истину обывателей. Но Ватшин не стал обсуждать неприятную тему. В жизни он руководствовался другими формулировками.
Космос памяти послушно развернулся перед ним призрачной всеобъемлющей звёздной панорамой.
Был соблазн снова окунуться в изначальный мрак пространства, предшествующий появлению звёзд и крупномасштабной сетчатой структуры Вселенной, чтобы поискать признаки жизни, особенно – разумной. Однако Ватшин подозревал, что масштабы разумного преобразования пространства в эти времена не столь велики, чем в более поздние периоды развития Мироздания, поэтому тратить силы на поиски древнейших цивилизаций не стал. Интереснее было бы поискать следы прошлых разумных систем поближе к действительности, так как существовал реальный шанс найти уцелевшие артефакты и сооружения.
Вспомнились строки поэта[1]:
Мир пронизан минувшим. Он вечен.С каждым днём он богаче стократ.В нём живут наши давние встречиИ погасшие звёзды горят.
За стенкой камеры что-то стукнуло. Мысли Ватшина вернулись в реальность. Скоро должны были прийти вербовщики, настроенные решительно и жёстко, и до этого момента он должен был сделать прогноз будущего: есть в нём Ватшин Константин Венедиктович, писатель и лауреат многочисленных литературных премий, или нет.
Переход в другое состояние психики – «считывания будущего» (оно во многом отличалось от состояния «странствий» по памяти) дался с трудом: мешало сознание, занятое обуздыванием эмоций. Хотелось выбраться из тюрьмы как можно скорей и забыть об этом как о дурном сне.
В конце концов Ватшин справился с собой, снова припомнив опыт джеклондоновского «странника по звёздам», занялся медитированием и добился-таки необходимой степени концентрации, позволяющей отрешиться от окружающего мира.
Мысль прыгнула в будущее, «тень» которого психика действительно воспринимала как тень, падающую от стен гигантской башни, устремлённой в небо.
Константин не понимал, как у него это получается. Сознание и память сами отфильтровывали шумы и ложные сигналы фона, регулировали восприятие и рождали образы. Может, ему и в самом деле возможности считывания будущего и прошлого были заложены с рождения, а информация Кротова лишь возбудила нужные контуры, разбудила внутренний эйдос. Но факт оставался фактом: мысленные усилия привели его к башне будущего и повели по ступенькам вверх, надо было лишь выбрать «этаж» – нужное время и понять, что на этом «этаже» располагается.
Помня прошлые выходы из тела, он не стал прыгать высоко – на миллионы и миллиарды лет. В данный момент его интересовало собственное положение, а не судьбы Метагалактики, поэтому стоило подняться всего на «этаж»-другой, чтобы убедиться: завтра-послезавтра он будет жить. Но гораздо больше его волновал другой вопрос – где он будет жить и с кем дружить. Не хотелось верить, что ксенотам удастся сломать его волю и завербовать на свою сторону.
Смутные очертания входа в башню остались позади.
Ватшин медленно поднялся на «пару пролётов» почти невидимой лестницы, вышел на «лестничную площадку».
Мне нужно знать, что будет завтра!
Мне нужно знать, что будет завтра!
Окружавшая его зыбкая пелена, полная туманных струй и эфемерных бликов, расступилась, он увидел салон самолёта… и Люсю, сидящую рядом… и Виктора по кличке Солома… и ещё с десяток людей, сидящих справа, впереди, сзади… кто-то похлопал его по плечу.
Ватшин оглянулся.