Дорога домой - Галина Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И попробовать подготовить еще один сюрприз? Для него надо будет чуть больше времени и сил, но ведь для родственника ничего не жалко, так?
Конечно, не жалко…
* * *На рынке было шумно и людно. Давно я тут не бывала. И отвыкла. За пять минут меня три раза толкнули, один раз пнули, и нагло оттеснили от элваров. Пришлось пробиваться локтями. Ага, щас!
Передо мной тут же вырос кавказец поперек себя шире.
Хочу сказать сразу — я НЕ нацистка. Не расистка.
И вообще, считаю и то и другое чем-то вроде венерических заболеваний. И болеть этим и признаваться одинаково мерзко.
Да и будь я хоть на сотую долю нацисткой, меня бы просто не пустили в Универ.
Но!
Это не значит, что люди другой национальности все плохие. Или все хорошие.
Сволочь — это такое существо, вроде микроба или вируса гриппа, который чихать хотел на национальность.
Сволочи есть и среди арийцев, и славян, и чеченцев, и африканцев… да где их нету-то!?
Если на Марсе есть жизнь — и там обязательно найдется сволочь!
И вот такая вот сволочь, жирная, наглая, сверкающая золотыми зубами и зверски воняющая потом, сомкнула руку на моем локте.
— Слюшай, какой кырасывый дэвушка, да? Тэлэфон, золато, доллары?
Меня аж передернуло от омерзения.
Захотелось шарахнуть наглеца чем-нибудь трудноизлечимым. Но — оцените мой героизм! Я сдержалась. И обошлась легонькой иллюзией. Слегка махнула перед глазами нахала свободной рукой.
Сейчас он видел в этой руке ужасно грозное удостоверение.
— Полиция, проверка, регистрация. Приготовьте документы. Вышел указ президента — лицам кавказской национальности больше никаких поблажек не будет. Ну!?
За спиной материализовался Терн, и оттуда прямо-таки потянуло страхом.
Мужчина сделался белее собственной, давно не стиранной майки и что-то залепетал.
Элвар двумя пальцами снял его руку с моей.
— Документики предъявите.
Бормотание, что у него их с собой нет, но он сейчас же может их принести из машины… ну-ну… Я ухмыльнулась и показала на часы.
— Пять минут. Время пошло.
Ей-ей, если бы я не знала, что это — мир техники, поверила бы в дематериализацию. С такой скоростью растворился напуганный кавказец.
Так тебя, учить и учить. Другую, авось, не схватишь. Да и вообще, тебе твои же соотечественники жизни не дадут.
Теперь будут издеваться. Никто другой-то моего вмешательства не заметил.
Я довольно улыбнулась Терну.
— Лайре. А то по улицам скоро не пройдешь.
Ответом мне была нежная улыбка.
— Я никогда не думал, что моими способностями можно пользоваться и так…
Можно. Активно воздействовать на разум и чувства человека. Или не-человека. Но я не думаю, что Терн будет этим злоупотреблять.
— Ты же поработаешь голосом моей совести?
— Смеешься? У меня и своя-то померши!
— Вот уж неправда. Ты у меня самая лучшая.
— Это ты у меня самый-самый…
— ребята, вы долго тут будете статую свободы изображать? — зашипел на нас Лерг.
Оказалось, что мы с Терном стоим прямо посреди улицы, взявшись за руки, и нежно глядя друг на друга. А прохожие на нас не налетают только потому, что рядом рассредоточились Керрон и Винер. Что-то мы и правда…
— Пойдем уж, чудо природы…
— Сам ты… чудак!
— За чудака ответишь!
Но с места мы таки стронулись. Болтать можно и на ходу. А заторы создавать ни к чему.
* * *В магазине, где я выбирала нижнее белье по последнему визгу моды (сувениры девчонкам) было людно. Распродажа.
Наших денег хватило бы и на приобретение самого магазина, но экономика должна быть экономной! И все тут!
— Тань, ты слышала, какой кошмар?!
— Какой?
— У Людки, Семиренковой сын, говорят, за один день постарел.
— Да ты что!?
— Ну да. Он домой ночевать не пришел, она тревогу забила, милицию на уши поставила, мальчишке еще и четырнадцати нет… так что ты думаешь?
— Что?
— Является! Но в каком виде!
— Что избили? Ограбили? Изнасиловали?
— Нет, нет и нет!
— А что тогда? Давай, рассказывай!
— Он словно бы на семьдесят лет постарел!
Собеседница аж слюной захлебнулась.
— КАК!?
— Да вот так! Одежда — его! Все знает, что знает ее сын, все при всем, но — старик!
— Слушай, а вроде бы есть такая болезнь, когда дети стареют быстрее нормы?…
— Есть. Гери, гере… прогерия, вот! Только это точно не оно. Он не мог постареть за один день! А постарел!
— Жуть какая! Как же это так?
— Врачи в шоке и ужасе! Никто не знает!
Я довольно улыбнулась.
И не узнает. Еще чего. Я так понимаю, речь идет об одном из самых младших мерзавцев. А поделом. Интересно, что они рассказали…
И словно отвечая моим мыслям, заговорила вторая.
— а сам-то ребенок что говорит?
— Говорит, что ничего не помнит. Шел домой, через гаражи, потом его словно светом ослепило, он упал — и темнота.
— Инопланетяне?!
— А кто его знает?…
Почти. Иномиряне.
Дальше мне стало неинтересно слушать. Умные, сволочи. Надеюсь, ум и подскажет, что не надо больше воровать и гадить людям. А поднимать руку на стариков вообще последнее дело.
Я сгребла кучку белья, отобранного для себя — и проскользнула в примерочную.
Глава 8. За одного битого двух небитых дают. И в придачу — корзину с розгами
Мы как раз выходили из магазина, когда позади послышался шум. Я невольно обернулась.
Какая-то невзрачно одетая девчонка оседала на грязный пол универмага.
Ладно, пол был чистый. Но девчонку было все равно жалко. И не только мне. Терн чуть кивнул элварам и Керрон сорвался с места.
— Девушка, вы в порядке? Что с вами?
— Неси на воздух, — отдал распоряжения супруг, и Керрон повиновался. На лавочке девушке стало чуть лучше. Она приоткрыла глаза, огляделась…
— Лелька?
Я хлопнула ресницами.
Не помню, хоть убивайте!
— Лелька, ты что!? Это же я, Катька из пятого бэ!
— Эвхаар граакс!
Действительно. Вот теперь я ее вспомнила.
Катя Немоляева, которую жутко дразнили за ее фамилию. И я. Мы не были подругами. Но однажды…
Я никогда не могла найти контактов с одноклассниками. Мы были слишком разные. У меня в крови, как я понимала теперь, играла магическая сила, заставляя быстрее взрослеть, осознавать себя, острее и живее воспринимать мир…
А их больше интересовала губная помада косметика и мальчики.
Точек соприкосновения с одноклассницами не было. Кроме одного случая. Когда десять девчонок решают поиздеваться над одной — они находят и время и место.
Я была в пятом классе тогда. И как всегда, прогуливала физкультуру. Сидела за школой, читала книгу. Поглядывала на часы. Там меня и отыскала злобная стайка.
Плохо помню, что они мне говорили. Зато хорошо помню, как вырвали у меня из рук книгу Эдит Несбит, которую я с огромным трудом выпросила у библиотекарши, как она улетела в лужу, как больно толкнули меня…
Кажется, я бросилась в драку.
Ничем хорошим это не кончилось бы, если бы Катька не привела туда учителя физкультуры. А потом заявила у директора, что девчонки сами задирали меня. Толкнули. Испортили книгу. И вообще начали свару первыми.
Директор поверил. И даже заставил родителей девчонок оплатить стоимость книги. Больше никто меня не задирал. С Катей мы подружились. А потом, в седьмом классе, ее родители переехали на другой конец города.
Катя перешла в другую школу.
Сначала мы перезванивались и общались. А потом как-то закрутило…
И сейчас передо мной стояла моя старая подруга.
Но в каком виде!
Высшие силы леса!!!
Катька никогда не была толстой. Но сейчас она была худа и бледна как смерть. На джинсах дыра красовалась на дыре. И не в силу моды нет. Просто джинсы были старыми, а денег на новые у подруги, видимо, не было. Старенькая кофта тоже не вызывала восторга. Модной и новой она была хорошо, если три года назад. Про обувь вообще говорить не хотелось.
Волосы хоть и чистые, но тусклые и секущиеся, глаза запали, губы обветрели и видно, что Катя часто прикусывает их, словно нервничает. А пальцы… у скелета с кафедры анатомии они потолще будут!
Лютик бесцеремонно присел рядом с Катей на скамейку, коснулся шеи…
— Ёлка, она явно недоедает. И давно. Плюс нервы, плюс какие-то проблемы… но сначала ее надо накормить.
— а она заворот кишок не получит? — усомнился Эвин, присаживаясь с другой стороны. — Ты посмотри, она же дня два не ела!
— я ей сейчас фрейхи поставлю.
Слова у Лютика с делом не расходились. Он вытащил из кармана губку и тут же пришлепнул ее на Катино запястье.
— Это что!?
Эвин перехватил ее за руку.