Последний секрет плащаницы - Давид Зурдо

— Жиль Боссюэ, — представился Жиль, протянув руку брату Агустину. — Рад с вами познакомиться.

— Мне тоже очень приятно, — ответил брат Агустин, крепко пожав протянутую ему руку. — Кстати, кажется, я видел вас сегодня в трапезной, когда был на кухне, — добавил он своим странным тенором, глядя куда-то вдаль и слегка покачивая головой.

— Да, я тоже вас видел, — сказал Боссюэ, чувствуя себя почему-то маленьким мальчиком, разговаривающим со взрослым.

— Брат Агустин — наш библиотекарь, — вмешался в разговор брат Хосе, — и по совместительству шеф-повар.

Жилю показалось смешным, что один монах мог совмещать столь разные по своему характеру работы, однако он благоразумно сдержал улыбку. Брат Агустин оставил без внимания реплику молодого монаха и пристально взглянул в глаза Боссюэ.

— И что же привело вас в нашу скромную библиотеку? — спросил он тоном, ясно дававшим понять, что он вовсе не считал ее скромной. — Вы пришли сюда просто посмотреть или вас интересуют какие-нибудь книги?

— Да, мне хотелось бы посмотреть некоторые книги, — ответил Жиль. — А именно те, которые посвящены истории монастыря: я очень хочу узнать о Поблете побольше. Надеюсь, у вас найдется не одна книга такого рода.

— Разумеется, — с негодованием в голосе ответил монах, оскорбленный последней фразой Жиля, словно поставившего под сомнение богатство монастырской библиотеки. — Я скажу своему помощнику, чтобы он подобрал для вас книги, и вы можете прийти за ними сегодня же днем, после обеда.

— Спасибо, я очень признателен вам. И простите, если обидел вас. Уверяю вас, я этого не хотел, — извинился Жиль, чтобы загладить невольно допущенную им оплошность: ему меньше всего хотелось настраивать против себя кого бы то ни было в монастыре.

— Вам не за что извиняться, — сухо сказал монах. — Что ж, мне пора идти. Очень приятно было познакомиться с вами.

Брат Агустин повернулся и направился к двери, ведшей в коридор. Боссюэ проводил монаха взглядом до самого выхода, загипнотизированный величественным колыханием его необъятной сутаны.

— Как так получилось, что обязанности повара и библиотекаря у вас исполняет один человек? — с любопытством спросил Жиль брата Хосе, когда монах вышел из зала.

— Брат Агустин много лет был помощником библиотекаря брата Николаса и после его смерти сам стал библиотекарем. А что до работы на кухне, то это просто стечение обстоятельств. Когда в результате реформ Мендисабаля Поблет лишился значительной части своих владений, многие братья вынуждены были отправиться в другие монастыри, поскольку здесь уже не хватало средств для их существования. Это были тяжелые времена, монастырь обеднел, и его покинули практически все работники, в том числе и повар. Брат Агустин был одним из немногих монахов, кое-что смысливших в приготовлении пищи, и он сам предложил взять на себя обязанности повара. Предполагалось, что это будет лишь временно — до тех пор, пока монастырь не сможет нанять повара. Однако долгое время на это все не было средств, а поскольку брата Агустина вполне устраивало такое положение дел, он по сей день так и остался поваром.

— Да, судя по его виду, к обязанностям повара он относится со всей ответственностью, — пошутил Жиль.

Услышав это, брат Хосе звонко расхохотался, отчего молодые монахи, работавшие в библиотеке, в недоумении подняли головы и недовольно посмотрели на нарушителя тишины.

— Вы, французы, остры на язык, — все еще продолжая смеяться, заметил он.

— Спасибо, — тоже со смехом ответил Жиль, расценив слова монаха как комплимент. — Только боюсь, теперь нам придется исповедаться. Кто-нибудь в вашем монастыре знает французский? Есть ведь такие грехи, о которых невозможно говорить по-испански.

Последнее замечание еще сильнее развеселило брата Хосе, и он снова захохотал, чем навлек на себя негодующие взгляды остальных монахов. Заметив это, брат Хосе, все еще усмехаясь, направился к двери, чтобы покинуть библиотеку. Жиль последовал за ним.

Оставшееся до обеда время они бродили по виноградникам и внешним территориям монастыря. Боссюэ просил брата Хосе показать ему церковь, но тот упорно не соглашался, уверяя, что церковь лучше смотреть вечером, когда там будут служить повечерие.

22

I век, Аримафея, Иерусалим

Утром, как только рассвело, Леввей поднялся и, торопливо одевшись, пошел попрощаться с Иисусом. Через несколько часов он должен был быть в башне Антония: встреча с наместником императора была назначена на десятый час, то есть на четыре часа дня. Войдя в комнату, где они ужинали накануне вечером, Леввей застал там Иисуса и нескольких его учеников за завтраком. Некоторые ученики еще спали в той же самой комнате, завернувшись в тонкие шерстяные одеяла. Солнце еще едва поднялось над горизонтом, и утренний ветерок был довольно прохладным.

— Ты уже встал, Леввей, — сказал Иисус, увидев его. — Я собирался тебя разбудить, но подумал, что еще слишком рано. Садись позавтракай с нами.

Жена Иосифа и молодая служанка накрыли на стол, поставив хлеб, мед, абрикосы в сиропе, овечий сыр и большой кувшин с парным молоком, которым Иуда Фаддей принялся наполнять чаши. Когда он разливал молоко, молодая красивая служанка с гладкими черными волосами — сирота-гречанка по имени Елена, — ставившая на стол горшочек с медом, сделала неловкое движение и пролила его на грудь Иисуса. Леввей посмотрел на Учителя, думая, что он упрекнет девушку за ее неловкость, но Иисус лишь весело рассмеялся, в то время как Петр и Иаков, недовольно взглянув на служанку, беззлобно на нее заворчали.

— Ты хорошо отдохнул, Леввей? — спросил Иисус.

— Ложе было удобное, не на что жаловаться, — ответил посланник, не в силах сдерживать своего беспокойства. — Но за всю ночь я почти не сомкнул глаз.

— Не позволяй страху проникать в твою душу, Леввей. Ничто в этом мире не происходит без воли Господа. Иди, выполняй свой долг и следуй велениям своего доброго сердца. Поблагодари своего царя за приглашение, но скажи, что я не могу принять его — мое место здесь. И не печалься, Леввей: ты будешь со мной в Царстве Небесном, где я сяду по правую руку от Отца моего.

Солнечный свет и тепло постепенно наполняли комнату, будя еще спавших учеников, и наконец все они собрались за столом. Зашла речь о праздновании Пасхи. Большинство учеников предлагали остаться на праздник в Аримафее, в доме Иосифа, но Иисус объявил, что они должны праздновать Пасху в Иерусалиме, неподалеку от дворца Ирода, в юго-западной части города. Филиппу, Варфоломею, Матфею и молодому Иоанну он поручил отправиться вперед, чтобы все приготовить. У Ессейских ворот, по словам Иисуса, они должны были встретить человека с кувшином воды — друга Иосифа из Аримафеи. В его доме и предстояло им встретить Пасху.

Обратный путь в Иерусалим показался Леввею бесконечно долгим, хотя на этот раз он шел вместе с учениками Иисуса и разговор с ними несколько отвлекал его от невеселых мыслей. Леввей с удовольствием пренебрег бы встречей с Понтием Пилатом, чтобы остаться с Учителем, но он не мог не выполнить поручение своего царя. Кроме того, помня, что рассказал ему Симон Бен Матфий, Леввей во что бы то ни стало хотел поговорить с прокуратором об Иисусе. Нужно было убедить Пилата в том, что Учитель был мирным и праведным человеком, совершенно не представлявшим опасности для римской власти.

Была среда, канун Пасхи. В Иерусалиме в этот день было намного больше народу, чем накануне, когда Леввей впервые пришел в город. Улицы заполняли евреи, прибывшие со всех концов Иудеи. В толпе были видны и язычники, находившиеся в городе по делам, и множество римских легионеров. На рынке при храме царило чрезвычайное оживление: торговцы громогласно расхваливали свой товар, зазывая толпившихся покупателей. Повсюду чувствовалась праздничная атмосфера, не предвещавшая никакой беды.

С трудом прокладывая себе дорогу в толпе, Леввей наконец добрался до резиденции прокуратора и предстал перед караульными, охранявшими вход. Его опять провели в комнату, где ему предстояло дожидаться вызова. На этот раз Пилат принял его практически сразу. Это был приземистый, полный человек со светло-каштановыми волосами и намечающейся лысиной. Он был гладко выбрит по римскому обычаю, на плечи его был накинут красный плащ, а грудь закрывал блестящий медный нагрудник. Когда Леввей вошел в комнату, Пилат стоял к нему спиной у стола, заваленного пергаментными свитками.

— Приветствую тебя, прокуратор. Я Леввей, посланник царя Авгаря Уккамы из царства Осроэна. Мой повелитель выражает тебе свое глубокое почтение, и я благодарю тебя за то, что ты милостиво согласился принять меня, явившегося от его имени.