Пленники надежды - Мэри Джонстон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Починщик сетей ласково коснулся его руки.
— Мой мальчик, когда-то у меня был сын, бывший моей гордостью и моей надеждой. Еще не успев вполне возмужать, он погиб при взятии Треды. Но в ту ночь, когда я говорил с тобою, мне показалось, что я вижу его вновь, и мое сердце наполнилось тоской.
Лэндлесс протянул ему руку.
— У меня нет отца, — просто сказал он.
— А теперь о деле, — продолжил Годвин. — Нынче я не должен задерживать тебя здесь, но приходи сюда завтра ночью, если тебе удастся ускользнуть. Ты можешь поговорить с Уингрейсом Порринджером, и он поможет тебе. Я расскажу тебе обо всех моих приготовлениях, сообщу тебе имена и цифры и вообще все, что я и только я знаю об этом деле. И мое сердце радуется, ибо, хотя сам я калека и прикован к этой скамье, отныне у меня есть дельный заместитель. Я задумал это дело, а ты воплотишь его в жизнь. Если сын Уорхема Лэндлесса унаследовал хотя бы одну десятую способностей своего отца, то он сможет сделать многое, очень многое. Я уже более года жажду найти такого человека, как ты.
— Скажите мне только одно, — молвил Лэндлесс, — и этого мне будет довольно. Вы в самом деле спланировали это восстание так, что оно обойдется без бессмысленного кровопролития? К примеру, вы не желаете причинить вред вот этой семье? — И он движением головы показал туда, где находился хозяйский дом.
— Упаси Бог! — быстро ответил Годвин. — Уверяю тебя, не пострадает ни одна женщина, ни одна невинная душа. И я ни в коей мере не желаю причинить вред хозяину этой плантации, который по меркам роялистов суть неплохой человек и дворянин. Вот что я задумал. В назначенный день поднимутся кромвелианцы, сервенты и каторжники на всех плантациях, лежащих на берегах залива, проток, трех рек и в Аккомаке. Они сломят сопротивление надсмотрщиков и тех своих товарищей, которые, возможно, пожелают сохранить верность своим хозяевам, призовут рабов присоединиться к ним и под началом назначенных мною на всех плантациях командиров соберутся в назначенном месте этого графства. Если все пройдет хорошо, там за один день и одну ночь соберется около двух тысяч человек, то есть такое войско, какого эта колония не видела никогда. И оно будет состоять в основном из честных мужей, ведомых четырьмя сотнями солдат Республики, опытных, храбрых и движимых праведным гневом, которых уже самих по себе будет достаточно для того, чтобы полностью деморализовать противника. Из этой силы, пусть она и будет разношерстной, мы создадим вторую Армию Новой модели, такую же дисциплинированную и непобедимую, какой была первая; и кто будет ее командующим, как не сын Уорхема Лэндлесса, которого любил Кромвель и прежний полк которого изрядно представлен здесь? И тогда мы уже при свете дня сойдемся в схватке с теми, кто решит сразиться с нами — и победим. И мы не запятнаем нашу победу. Так что твое кошмарное видение полночной резни не сбудется. Ничего подобного не произойдет.
В вечерней тишине послышался далекий звонкий звук рожка.
— Это сигнал к возвращению в хижины, — сказал Годвин. — Ты должен идти.
Лэндлесс встал.
— Я приду завтра ночью, если смогу. До свидания, отец. — На его мрачном суровом лице расцвела улыбка, снова превратившая его в юношу.
— Да благословит тебя Бог, сынок, — ласково и степенно молвил починщик сетей. — Да призрит на тебя Господь светлым лицом Своим[54] и да избавит он тебя от всех твоих бед.
Лэндлесс повернулся, чтобы уйти, но тут починщику сетей пришла в голову новая мысль.
— Подойди сюда, — молвил он, — и позволь мне показать тебе мои сокровища. На тот случай, если со мною что-то произойдет, тебе следует знать про этот тайник.
Он взял со стола драгоценную флягу и вместе с Лэндлессом проковылял к очагу. Бревна над ним казались такими же крепкими, сучковатыми и потемневшими от времени, как и остальные в стенах хижины, но стоило Годвину нажать на какую-то тайную пружину, как часть бревна отошла, словно крышка ларца, и в стене открылась полость.
Внутри нее тускло блестело золото, а рядом с маленькой кучкой монет лежало несколько сложенных бумаг и пара искусно сработанных пистолетов.
Годвин коснулся бумаг.
— Здесь значатся имена солдат Республики и вожаков кабальных работников, которые связаны с нашим делом. Это наша Священная лига и Ковенант[55] — и наш смертный приговор, если наш заговор раскроют. Золото я привез с собой, когда меня отправили в Виргинию, припрятав его на себе. А пистолеты мне подарил один из моих друзей. Они могут нам пригодиться.
— Спрячьте их! Скорей! — тихо сказал Лэндлесс и повернулся к человеку, который стоял в дверях и моргал, вглядываясь в полумрак.
Крышка тайника, щелкнув, затворилась, бревно приняло свой прежний вид, и починщик сетей тоже повернулся к двери.
Это был уголовник по прозвищу Таракан, он стоял в дверях, и его оплывшее тело и зверская рожа загораживали сияющий снаружи великолепный закат. На его мрачной злодейской физиономии не было видно ни алчности, ни любопытства — быть может, он что-то видел, а быть может, нет.
— Чего тебе? — резко спросил Лэндлесс.
— Да вот, я тут подумал, что ты, возможно, не слыхал рожок, брат, так что как бы тебе не попало по новой. Вот я, значит, и решил предупредить тебя. — Все это было сказано тихо, хрипло и угрюмо.
— Не называй меня братом. Да, я слышал рожок. Лучше поторопись сам, или попадет и тебе.
Таракан ответил злорадной ухмылкой.
— Что, пыжишься, да? Небось, когда задираешь хвост, не так болит? — И снова рассмеялся своим лающим смехом.
— Убирайся, — сказал Лэндлесс с опасным блеском в глазах.
Каторжник оборвал смех и разразился бранью. Но он и впрямь убрался прочь, и Лэндлесс, немного погодя, тоже оставил хижину и направился к лачугам рабов и кабальных работников.
На другом берегу речушки под амбровым деревом, строгая хворостину, сидел паренек, который давеча обвинил Лэндлесса в том, что тот мнит, будто он не хуже, чем лорд-мэр Лондона. Когда Лэндлесс подошел, паренек вскочил на ноги и, весело сообщив, что им по дороге, пошел рядом.
— Послушай, — с бесхитростной искренностью начал он, — я, стало быть, прошу у тебя
