Друзья встречаются - Илья Бражнин

Характер у неё, однако, был не очень-то покладистый, и Ситников ссорился с нею по десяти раз на день. Эти постоянные перебранки не могли, однако, потушить возникшей между ними дружбы. Едва затихала очередная стычка, и спорщики, красные от гнева, разбегались по углам, как тотчас же они начинали жалеть о том, что поссорились, и снова сходились, чтобы снова разбежаться.

Нынче, однако, оба притихли и за весь день не поругались ни разу. Тише обычного был и Виноградов. Сказывалось ли переутомление, или предстоящий отъезд настроил его так, но к вечеру он стал задумчив и рассеян и, кончив сводку, сел за письмо к жене, в Котлас. Было уже поздно, и на первой же странице его сморил сон. Он прилег, как был, в пальто на продранный кожаный диван и тотчас заснул.

Ситников вытолкал всех из штабной каюты, а через полчаса, заскучав от бездеятельности, и сам вышел наружу. Ночь была хмурая, беззвездная. Он облокотился на перила борта и заглянул вниз. Под ним тяжелым пластом лежала темная вода. За спиной послышались легкие шаги. Он узнал их. Она тихо остановилась рядом с ним.

- Значит, совсем уходите из штаба?

- Совсем.

- И вам не жаль… - она запнулась, - и вам не жаль товарищей оставлять?… Почему вы не отвечаете?

- Ну, не отвечаю и не отвечаю! - вскипел Ситников. - Ну, что тут особенного? Чего вы душу из меня тянете?

Он резко повернулся к ней лицом, готовясь вступить в очередную схватку, но на этот раз перебранки не получилось. Она жалобно посмотрела ему в лицо и сказала совсем тихо:

- Вы плохой товарищ…

У него заныло сердце.

- Ну, ей-богу, хороший! - сказал он с живостью и простосердечием. - Честное слово!

Она улыбнулась ему, сдерживая смех. Он стоял опустив глаза, смущенный, взъерошенный.

- Расхвастался! - сказала она ласково. - Тоже, хороший нашелся!

- Какой есть… - буркнул он мрачно. Потом оглядел свою нескладную маленькую фигуру, утонувшую в грязной долгополой шинели, и усмехнулся: - Действительно, пейзаж неважный!

- Нет, - сказала она, порывисто протягивая к нему руку и тотчас отдергивая её. - Нет, вы хороший. И мне будет очень трудно без вас… и у меня вообще ужасный характер…

- Бросьте вы, - хмуро оборвал Ситников, неловко переминаясь с ноги на ногу.

- Вы как ребенок, - сказала она, светло улыбаясь.

- Ну, вот…

- Да, да. У вас всё открыто. Вы очень чистый человек.

Ситников сорвался с места и хотел убежать. Она удержала его за рукав:

- Не уходите! Пожалуйста. А когда всё-таки уйдете… совсем… то не забывайте…

Он поглядел на нее искоса, вздохнул, набрал в грудь воздуху и, багровея, выпалил:

- Я тогда в донесении всё верно написал!… Честное слово!

Она не поняла его.

- Донесение… - повторила она рассеянно, глядя прямо перед собой. - А, знаете, я иногда жалею, что не родилась мужчиной. У мужчины какая-то свобода в натуре, развязанность. Он действует широко, борется.

- А кто вам не велит? У нас женщина…

- Ах, знаю, знаю! Всё знаю, что вы хотите сказать. И равноправие, и всё такое! Но, вот… - Она снова повернула к нему лицо. - Вы уходите. Вас зовет эта широта, борьба. И раз зовет, то вы легко отрываетесь… По-мужски… А я остаюсь, и мне тошно, тошно… без вас…

Он оторопел, растерянно затоптался на месте, потом зашептал пылко и жалостно:

- Женечка… Ну, ей-богу, я вернусь. Мы увидимся! Вот увидишь! Я обязательно…

- Ладно! - сказала она, чуть коснувшись пальцем краешка глаза. - Не нужно мне клятв. Вообще, не будем говорить об этом. Надо так надо, ничего не поделаешь…

Она всей грудью вздохнула, узкое плечо её тесно припало к его плечу.

- Ну, расскажи что-нибудь, - попросила она тихо.

- Не умею, - сказал он ещё тише. - Не умею рассказывать.

- Тогда давай помолчим вслух.

- Давай! Молчать я могу! - кивнул Ситников и тотчас с горячностью заговорил: - Ты вот сказала… Вы уходите… мужчины… широта… легко отрываетесь и всё такое. А тут совсем не в том дело. Есть, понимаешь, такие люди, что узким местом живут. Они сторожами всю жизнь при собственной своей душе состоят, и она им весь мир застит. Общественной силы в них нет, а значит, и широты… А мужчина, женщина - это, брат, несущественно.

- Верно. Ты прав. А как ты сам жил? Расскажи, как ты жил, рос, вообще всё-всё!

- Подумаешь, интерес какой, - усмехнулся Ситников и принялся рассказывать. Героем его повествования был, однако, не он сам. Он рассказывал о матери, о своих гимназических друзьях. Она слушала внимательно, глядя ему прямо в лицо. Потом вдруг спросила:

- А он красивый?

- Кто красивый?

- Ну, этот твой Левин, о котором ты сейчас рассказывал.

- Ну, красивый…

- Очень?

- Очень, скажем. Что из этого следует?

- А то, что ты всё-таки красивее его!

- Ты же его не знаешь!

- Это ничего не значит.

- Чепуха собачья, честное слово!

- Нет, не чепуха собачья. - Она заглянула ему в глаза. - Ты красивее всех на свете. Понял? У него нет, наверно, таких веснушек, как у тебя?

- Нет.

- Ну, вот видишь!

Они тихонько засмеялись. Потом притихли, погрустнели и так бок о бок простояли целую ночь.

Часовой, шагавший вдоль борта, обходил их далеко стороной и многозначительно покашливал. Под утро они вернулись в каюту. Виноградова там уже не было. Как и когда он ушел, они не слышали и не видели. Ситников пошел искать его по пароходу, но так и не мог найти. Виноградов сошел на берег для последних приготовлений к важской операции.

Глава шестнадцатая. СМЕРТЬ ГЕРОЯ

Важская операция Виноградова должна была завершить непрерывную цепь боев, начатых почти месяц назад под Березником. Белые с самого начала кампании решили прорваться к Котласу до ледостава, которого следовало ждать в конце октября. Успешное и быстрое продвижение по реке не только вело к занятию Котласа, в котором были сосредоточены необходимые для вооружения революции огромные запасы военного снаряжения, вывезенные туда из Архангельского порта, но и открывало белым через Котлас путь на Вятку и по железной дороге к Волге, на соединение с Колчаком. С замерзанием реки весь план был бы обречен, на крушение. Корабли со всем вооружением застывали на месте и выходили из строя. С ними белогвардейцы и интервенты теряли одновременно и боевые, и транспортные средства. Под угрозой крушения важнейшего стратегического плана осенней кампании они напрягали все силы, чтобы прорваться к Котласу до закрытия навигации на Северной Двине.

Ленин, разгадавший маневр врага ещё до начала его осуществления, с совершенной точностью определил контрплан большевиков. Ещё в июле, до захвата интервентами Архангельска, Владимир Ильич, принимая в Кремле представителей Архангельского губисполкома и предвидя грядущие события, указал им на котласское направление как на возможный плацдарм будущих оборонительных операций.

В начале августа в телеграмме только что сформированному командованию Северного фронта Ленин категорически указал на необходимость немедленно «организовать защиту Котласа во что бы то ни стало» и лично послал людей в Котлас и подкрепления на Двину. Ленинский план обороны предусматривал не только защиту Котласа «во что бы то ни стало», но и «немедленную» защиту, с тем чтобы задержать белых на пути к Котласу до ледостава, который разоружал врага и приковывал его к месту.

Успех интервентам мог принести только быстрый энергичный натиск, а красным - столь же энергичный отпор. Этим и объяснялась особенная ожесточенность первых схваток на Двине осенью восемнадцатого года - и непрерывно следующие один за другим удары белых в сторону Котласа и контрудары красных в сторону Березиика.

Березник, расположенный перед самым устьем Ваги, с первых же дней двинских операций стал главной базой белых. Каждый день сюда подходили из Архангельска всё новые пароходы и новые войсковые части. На помощь пяти передовым судам пришли две английские канонерки и плавучие батареи. Скоро англичане усилили флотилию еще четырьмя канонерками и тремя мониторами, а также и военными самолетами.

Что касается Виноградова, то у него не было ни одного военного корабля. Все его боевые силы составляли старые буксиры и баржи, на которых спешно устанавливались пушки и пулеметы.