Через Великий лес - Катерина Камышина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятый — уродливая груда мяса с торчащей наружу сталью и изливающейся смердящей жижей — был так тяжёл, что Скай не мог вздохнуть. Ему даже правую руку не удавалось высвободить, не то что себя целиком. Правый глаз заливала кровь, и он яростно заморгал. Какого беса ты мне не поможешь, Колдун! Потешаешься, поди, как в тот раз с крысой…
Какие-то люди с криками промчались мимо, а когда скрылись из виду, Колдун стоял один, а его противник лежал изрубленным на куски. Колдун казался очень задумчивым. Он уронил посох, одним мягким движением опустился на колени, будто собирался поднять его, — а потом упал лицом вниз.
— Колдун!
Скай попытался левой рукой ухватиться за траву. Зелёная трава, бурая кровь, белая сталь меча. Зелёный плащ Колдуна, бурая кровь, светлые волосы. Скай слышал в отдалении крики, лязг, топот, но вблизи была только тишина.
— Колдун! Кто-нибудь, помогите ему!
Он слышал, как Лерре каркает в высоте. Потом чешуйчатая морда дохнула ему в ухо раскалённым смрадом.
— Злыдень! — воскликнул Скай, чуть не плача от радости, и вцепился как мог в подпругу, обжигая костяшки об ёлайгов бок. — Молодец, Злыдень! Молодец! Пошёл!
Злыдень налёг, Скай изо всех сил заизвивался, как червяк, раздирая сарту о тело Проклятого, и спустя ужасный миг выбрался. Вскочил, запнулся о собственную ногу, упал коленом прямо на расколотый щит, подполз к Колдуну на четвереньках.
— Колдун!
Он лежал без движения, только пальцы пытались нашарить посох. Кровь Ская закапала на его руку, и Скай поспешно вытер лицо. С трудом перевернул Колдуна на спину, тот сморщился, охнул и очнулся. Плащ и рубаха на левом плече почернели от крови, но самой раны Скай не видел.
— Он сильно… сильно тебя задел? — пролепетал Скай, но Колдун смотрел куда-то мимо него.
— Я вернул… должок, — сказал он очень невнятно.
— Что?
— Оставь же ты меня… наконец в покое…
Сердце у Ская сжалось так сильно, что казалось — вот-вот разорвётся.
— Подожди, я приведу кого-нибудь… мы тебе поможем…
Он вскочил, дико озираясь. Где-то за холмом раздался гулкий удар от падения огромного тела, а следом — многоголосый победный рёв. Но вокруг были одни мертвецы, среди них рыскал лишь Злыдень.
Так ли выглядела после победы Лазурная Низина, где остались все мои родичи, кроме отца?..
— Раай-сар! Раай-сар Скаймгерд!
Скай встрепенулся и побежал на голоса, не заботясь о том, чтобы вытереть слёзы.
* * *
Скай сидел на нагретой солнцем крыше лодочного сарая, не желая смотреть, как суетится город. Праздничные ленты реяли на ветру без дела, прилавки для фермеров стояли пустыми, и на помосте для музыкантов никого не было. До того ли? А на свирели и вовсе играл на праздниках Квиар…
Скай укусил себя за руку. Не думай об этом, приказал он. Думай о другом. О… о море. Какое оно сегодня весёлое и искристое. Где-то за морем на востоке стоят могучие Стальные Врата, и там собираются со всех Западных Берегов войска, чтобы биться с Проклятыми. А Проклятые взяли и сперва ударили на Западе…
Мы победили, твёрдо сказал себе Скай. Что с того, что они ударили? Город цел, и потери не такие уж большие… Но ему мерзко было называть Квиара «потерей».
Да и на победу, какой она представлялась Скаю, было вовсе не похоже. Никто не горланил песни, не поздравлял друг друга. В городе вообще голосов было не слышно, только собаки время от времени принимались выть — чуяли дым. Да ещё чайки кружили у Ская над головой с заунывными криками.
В целом он был доволен своим укрытием. Если не считать палящего солнца. И если на юг не смотреть, конечно. На большом утёсе, нависшем над морем, к югу от причала, рядом с храмом, складывали погребальный костёр. Большой — чтобы всем тридцати хватило места.
Скай даже головы не поворачивал в ту сторону. Он не хотел сейчас думать о братьях, троих родных и двух двоюродных, о деде Белиаре, о деде Файгаре с бабкой Сэйлико и о том, как их всех положили на костёр в Лазурной Низине. Скай дорого дал бы, чтобы только не выходить к Прощальному Утёсу нынче вечером. Он знал, что если ещё раз увидит мёртвого Квиара, станет полоумным, как старуха Вайна.
К городу он тоже повернулся спиной. Тошно было смотреть, как тащат к Утёсу брёвна и несут на плащах убитых, чтобы жрецы подготовили их в последний путь. И всё это молча, деловито, будто (Проклятые) муравьи какие-то.
Так и следует. Так принято. Вот у матери получалось, а у меня — никогда. Пусть бы лучше они все рыдали, подумал Скай со злобой и уткнулся лбом в колени. Нэи вот рыдает — а мне и на неё глядеть тошно… Забраться бы в какую-нибудь… нору, где никто не найдёт, и просидеть там, зажмурившись и заткнув уши, до тех самых пор, как отец вернётся!
Да останется ли кто-нибудь жив, когда он вернётся?
Ветерок трепал его мокрые волосы. Восточный, с моря — летом частый гость. Но пройдёт всего месяц, и погода переменится: подуют яростные ветры с запада, и до самой весны корабли перестанут пересекать Полуденное море.
Отец сейчас, должно быть, уже у Стальных Врат. Во всяком случае — очень далеко и не знает, что произошло. Как ему сообщить? Успеет ли он до осени выслать помощь и согласится ли на это наместник? И справится ли город без этого? Если первый же бой стоил им тридцати человек — да ещё, наверное, умрёт от ран кто-нибудь из тех, кто сейчас лежит в караулке. Их там столько, что пришлось притащить из соседних домов лавки.
И раны. Скай никогда не видел таких страшных ран.
Он весь покрылся холодным потом, хотя сидел на самом солнцепёке. Ещё раз укусил себя за руку. Обозвал себя трусом, но это не помогло.
— Раай-сар!
Скай притворился, что не слышит.
— Эй, раай-сар!
Вот ведь пристал! Скай неохотно поднял голову и увидел внизу Вийнира. Он опять был в кольчуге, в пыльных сапогах и грязном плаще, разве что лицо умыл. Улыбнулся и помахал рукой — спускайся, мол. Скай вздохнул, но с крыши всё же слез. Спрыгнул в большие лопухи и отряхнул руки.
Вийнира считали удачливым человеком, и не зря: его даже не задело в битве, и он уже опять был на
