Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин

даже больше, чем солдат, скопилось самых разнообразных повозок, запряженных лошадьми, и автомашин. Ну что ты тут сделаешь, надо стоять и ожидать, пока прибудет судно, на которое нам необходимо погрузиться. И тут произошел налет вражеской авиации. Правда, пролетело всего только три самолета, они сбросили бомбы и в результате попали только в один теплоход, который подбирал раненых. Но даже на этом теплоходе сильных повреждений не было, потому что данный корабль своим ходом вышел из одесского порта. Затем наконец-то прибыло наше судно, мы быстренько погрузились и уже ближе к полуночи вышли из Одессы. Спали под брезентом, которым были накрыты орудия, — к счастью, погода стояла еще теплая. Рано утром проснулись от стрельбы, только вылезли из-под брезента, как увидели, что мимо нашего корабля пролетело два немецких самолета. И только здесь я смог разглядеть, что наш морской караван, состоявший из самых различных кораблей, растянулся примерно на морскую милю. Оказалось, что мы шли на судне наподобие самоходной баржи, там от ватерлинии до борта было не более полутора метров. К тому же она была очень сильно загружена, в трюме ржали лошади, на палубе везли конское снаряжение и повозки, рядом с которыми стояли наши зенитные орудия и пехотные пушки. Охраняли же весь караван торпедные и сторожевые катера, а также какой-то эсминец. Те два немецких самолета быстро пролетели, я не знаю даже, нанесли ли они хоть какой-то вред. Затем появились наши самолеты из Севастополя и быстро отогнали противника.

Так что наша эвакуация из Одессы закончилась благополучно, прибыли мы в Севастополь, выгрузились, и батарею сразу же распределили на точки, где должны были расположиться орудия. Штаб дивизиона находился в школе старшин. Моряков, которые здесь обучались, уже не было, их отправили на фронт, и все казармы пустовали. Только батареи заняли позиции, прошли, наверное, не больше недели, да и того не было, как поступил приказ следовать в город. Прибыли мы в порт и здесь ночью погрузились на крейсер «Красный Кавказ». После чего сразу же вышли в море, а куда, никто не знает.

Уже на рассвете показались берега, кто-то из наших офицеров говорит, мол, это Кавказ. Затем показался город и порт — это было Туапсе. Нас перебросили туда, потому что немцы уже начали бомбить город, а там были огромнейшие нефтяные баки, которые были заполнены различным горючим — керосином, нефтью, бензином и мазутом. Как оказалось, порт Туапсе стал к тому времени военно-морской базой Черноморского флота и здесь находилось командование флота. Меня к тому времени перевели радистом в штаб 53-го зенитного артиллерийского дивизиона. Штаб нашего дивизиона расположился в нефтегородке, а рядом с нами шел как бы большой уклон, на котором стояли огороженные валом нефтяные баки. Вскоре во время одного из авиационных налетов бак был подожжен, горел он здорово. Жутко смотреть было. Только мы расположились, как начались первые налеты немецких самолетов, тогда они бомбили порт, к которому проходили нефтепровода, один из них загорелся, и дым стоял столбом. К счастью, этот нефтепровод быстренько потушили. Где располагались позиции батарей? Как радист дивизиона, могу ответить очень точно. 99-я батарея стояла на возвышенности у самого порта с восточной стороны, 97-я батарея и штаб дивизиона — в районе нефтегородка, а 98-я батарея разместилась на горе Паук.

Интервью и лит. обработка — Ю. Трифонов

Патук Иван Иванович

15 мая 1941 года пришел приказ о присвоении мне звания «лейтенант». Только тут я понял, почему в наш первый батальон отправляли курсантов с полным средним образованием — программа у нас была ускоренная. Какое-то предвидение по поводу войны в войсках все-таки имелось. А второй батальон шел по плановой программе, как в обычном училище. Он еще продолжал учиться, когда нас выпустили, у первого же батальона даже каникул не было между первым и вторым курсом.

Дальше случился довольно интересный момент. Тогда при выпуске всем курсантам шили форму, а с нами так произошло, что форму нам четко пошили, но никто ее не одевал — всех после прочтения перед строем приказа о присвоении званий сразу погрузили в вагоны и направили по назначению. Я попал в пос. Хлебниково Харьковской области. Как оказалось, здесь, в Харьковском военном округе, начинали формировать новую стрелковую дивизию, которая была официально создана в июле 1941 года как 223-я стрелковая дивизия. Когда я приехал, в лесу уже развернули основные части будущей дивизии, мы были доставлены туда и сразу же распределены по частям. Я, как отличник боевой и политической подготовки, стал командиром 1-го стрелкового взвода 1-й стрелковой роты 1-го же стрелкового батальона 1037-го стрелкового полка. Кроме того, я был комсомольцем, а нужно было помогать создавать комсомольскую организацию в батальоне. Сначала часть подразделений дивизии, которые формировались раньше нашего прибытия, обратили на формирование 10-й воздушно-десантной бригады, после чего укомплектовали уже новое формирование. Мой взвод очень быстро сформировали практически в полном соответствии с довоенными штатами. Всего было четыре отделения по 11 человек и командирское звено — я и мой помощник командира взвода. Имелся и расчет 50-мм миномета в составе четырех бойцов. Только вот посыльного не было. На вооружении в отделении состояли винтовки Мосина и ручной пулемет Дегтярева на каждое. Вообще-то согласно штату нам полагались самозарядные винтовки Токарева СВТ-40, но их к нам, к моему великому счастью, не прислали. Почему я говорю «к счастью»? Винтовка СВТ-40 себя как таковая не оправдала. У нас в училище такие винтовки были для практических стрельб, и мы даже на тактических учениях из них стреляли, где самозарядные винтовки использовали для испытаний боевой стрельбы роты. Вот только в Чугуевских лагерях местность представляет собой преимущественно песок. И если только хоть крупинка песка попадала в затвор СВТ-40, то ее сразу же заклинивало. Так что очень хорошо, что у нас на вооружении этой винтовки не было. Только-только мы прошли подготовку и сколачивание подразделений, как внезапно по тревоге подняли дивизию — так мы узнали о том, что началась война. Что характерно — прямо перед Великой Отечественной войной мы проводили тактические учения, когда укомплектовывались, начальство, видимо, догадывалось о грядущей войне, мы-то ничего не знали. Поэтому наш батальон находился в определенном месте и мы рыли оборону, для учебного наступления нужно траншеи вырывать, вообще же меня на всю жизнь в училище научили, что во всех случаях нужно окапываться, как в обороне, так и в наступлении. Даже во время стандартных тактических учений траншеи необходимо