Трясина - Надежда Евгеньевна Фещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом – можешь смеяться, можешь нет, вспомнил я, как моя бабка Анисья учила меня выходить из леса: прочитал молитву «Отче наш», перекрестился, надел гимнастёрку шиворот-навыворот, покрутился три раза против часовой стрелки. А только потом уж снова начал ориентиры искать. Гляжу: а меж деревьев-то стена из бетонных блоков показалась, пошёл туда – и колючая проволока на ней. Ну, думаю, сейчас бы не спалиться, на другого часового не нарваться. Пошёл осторожно по периметру, на расстоянии немного. Не прошёл и километра – надпись на стене увидел. Мой пост как раз возле неё был! Встал как ни в чём не бывало, оправился, чтоб не выглядеть всклокоченным, и пошёл свой периметр обходить. А леший-то тот – а это ведь был он, ты же понял? – бесследно меня не отпустил. Видать, рассердился, что я выбраться смог, – и наказал меня: вот с тех пор всех и вижу: и домовых, и леших, и русалок, и прочую нечисть.
– Вот это да! – проговорил Тоха. – А почему ты считаешь это наказанием, а не даром? Может, он, наоборот, подарок тебе такой сделал.
– Да какой подарок, – рассмеялся Никита. – Жизни спокойной нету. Всё что-то мерещится, иной раз и не знаешь – взаправду видишь кого или крыша поехала.
Тохе вдруг захотелось рассказать Никите всё-всё.
– А ты знаешь, – начал он, – ведь я тоже всяких существ вижу…
Никита покосился на него:
– Э, сочувствую, братан, не повезло тебе…
– Да ведь это я сам захотел, понимаешь? – перебил его Тоха.
– Ты серьёзно? – Одна бровь Никиты поползла вверх.
– Ну да, серьёзно. Я к Саввихе ходил, от неё заклинание специальное узнал. – Тоха не стал рассказывать про кражу шкатулки с тетрадью.
– От глупый. От дурак! – покачал головой Никита.
– Чё это дурак-то сразу? – обиделся Тоха. – У меня всё пучком. По щелчку пальцев все мои желания исполняются.
– Что, Янкина смерть тоже была твоим желанием, скажешь? – усмехнулся Никита.
– Нет, – растерянно сказал Тоха. – Я и сам не знаю, как так вышло. Честное слово, я тут ни при чём.
– Ну-ну… – грустно сказал Никита.
Они посидели, думая каждый о своём.
– Саввиха, говоришь? – вдруг встрепенулся Никита. – А ведь это неспроста…
– Что неспроста?
– А то! Что заклинание она тебе дала. Такие вещи обычно берегут как зеницу ока и чужим не показывают.
Тоха кашлянул. Вздохнул: придётся признаваться.
– Ну… это… я, честно говоря, то самое заклинание у неё просто выкрал. – Он посмотрел на реакцию Никиты. Тот хмыкнул недоверчиво.
– Ага… щас… так легко, да? Взял и выкрал. Она тебе, наверное, ещё и показала, где всё это у неё лежит, да? И, может, даже на улицу специально вышла…
– Да ведь так всё и было! – удивился Тоха.
– Ну, а я что тебе говорю? Неспроста это. Ты хоть знаешь, где у неё сын-то похоронен?
– На кладбище.
– За кладбищем! На кладбище, внутри общей ограды, самоубийц не хоронят. Мне про это ещё отец рассказывал.
Тоха только мигал глазами.
– Хочешь, покажу его могилу? Всё равно тебе домой идти, а там недалеко.
– Что, прямо сейчас покажешь?
– Ну если тебя мать не хватится, можно хоть сейчас.
– Она мне в последнее время всё разрешает, – похвастался Тоха. – Вообще всё!
– Это плохо, – вздохнул Никита. – Если бы мне в твоём возрасте мать с отцом всё разрешали, я бы таких дров успел наломать! Хорошо, если б жив остался. Ну, пошли!
Никита открыл плотную низкую дверь мастерской, и они вышли в темноту.
Глава двенадцатая, в которой Никита и Тоха идут ночью на кладбище
Если бы Тоха был шестилетним ребёнком, он бы просто взял Никиту за руку, как когда-то давно – отца. Но сейчас они на равных, почти на равных. Никита шагал ровно, уверенно. Тоха представил его в военной форме, марширующим. Ему не очень-то хотелось служить в армии, но быть похожим на Никиту – очень хотелось. Он шёл слева, стараясь не отставать и попадать в ногу с Никитой, но то и дело сбивался. «Эх, мне бы ещё чуть-чуть подрасти да мышцы накачать… – думал Тоха, поглядывая на Никиту. – А мне повезло. Я как раз мечтал побывать на кладбище именно ночью, – радовался он. – Но одному страшно. А с Никитой вообще ничего не страшно».
– А у тебя дома или в мастерской кто-нибудь живёт? – спросил Тоха, чтобы прервать молчание.
– Что? А, ты про этих… Дома, может, кто-то и живёт, да не показывается. А в мастерской – Прошка, банник. Как вернулся я из армии – на второй день уж с ним познакомился.
– И какой он?
– Тёмный, как будто сто лет не мылся. Он же теперь в мастерской, это не баня, – рассмеялся Никита. – А в соседнюю баню, в нашу новую, так ему не судьба сходить. Не хочу, говорит, верните мне эту. Ругается, короче, и вредничает. Сначала пытался инструменты прятать, доски портил.
– Так он же может что угодно сделать! – опасливо сказал Тоха. – А если начнёт вам вообще всё портить? Мастерскую закрывать придётся.
– Ну уж нет! – расхохотался Никита. – Я нашёл на него управу. Схватил его да топориком-то полбороды ему и оттяпал. – Никита рубанул ладонью воздух. – Ты бы видел, как он носился! Визжал, кричал, ругался на чём свет стоит. Аж на крышу запрыгнул!
– И что? Всё, теперь больше не хулиганит?
– Нет! – белые зубы Никиты видны стали в темноте. – Теперь я, когда захожу в мастерскую, топором по торцу брёвен постучу, напомню Прошке, кто тут хозяин. Он понимает! И ухожу – тоже стучу. Мол, не балуй тут!
– А, так вот зачем ты стучал! – улыбнулся Тоха. – А я думал: топор, что ли, проверяешь?
– Смотри, уже полночь, а у Саввихи свет горит. Интересно, почему это она так поздно не спит?
Тоха с Никитой остановились у кустов на противоположной стороне дороги, чтобы не вызвать подозрений. Понаблюдали – никакого движения ни в окнах, ни снаружи.
– Странно, – сказал Никита, – как будто и дома-то её нет. А свет горит.
Он подошёл к её палисаднику, всмотрелся. Махнул Тохе рукой: мол, подходи!
– Смотри, у неё дом-то снаружи закрыт! – торжествующе прошептал Никита.
Тоха присмотрелся. И правда, на двух кольцах висел блестящий маленький замок. Тоха пожал плечами: ну ушла и ушла! Мало ли что человеку в голову взбредёт. Но Никита это нашёл
