Носки - Анатолий Крашенинников

Фронт отодвинулся, видимо, сильно, и выстрелы и взрывы были уже далеко. Я поймал себя на мысли, что успокоился, к своему собственному удивлению. Внутренняя нервная сжатость стала расправляться подобно надувной лодке, которую начали накачивать воздухом. И вскоре из скомканных складок сознания стали появляться обрывки произошедшего с нами здесь. Но зайдя вглубь скошенного леса, я понял, что его обитателями стали лишь мертвецы.

Их очень много оставалось ещё там. Они слились с корнями, с грязью. От увиденного я потерял всякую мысль и какой-либо ориентир в пространстве. Мне хотелось бежать прочь от мест этих гиблых, как можно дальше. Далеко- далеко. К Енисею, домой, где ничего подобного земля не видела.

И я с охватившим душу испугом, попятился назад от увиденного, а потом и вовсе позабыв, зачем сюда вернулся, бросился бежать. Но всякий раз откуда-то выползал застывший мёртвый солдат, наполовину сросшийся с лесом, этой липкой грязью, и я бежал от него, а потом от другого. И понял лишь одно, что в наплывшем чудовищном восторге смертельных гримас я совсем заблудился. Я был средь них один живой. Я был здесь чужой.

Немного успокоившись, я сунулся в карман за рацией и понял, что в своих бегах по гиблому лесу её где-то просто потерял, отчего паника ещё большей волной окатила меня и практически смыла в овраг.

Я скатился по скользкой грязи куда-то вниз и ударился о старое дерево головой. Удар выбил из меня накинувшуюся, как бешеная кошка, панику, и я, несмотря на жуткую боль, стал приходить в себя.

Я лежал в холодной грязи и смотрел на раскрытый пуховый платок облаков, который взвился во внезапной голубеющей выси. Словно на глазах цвет неба менялся и становился ярким. Я вернул свой взор на землю, чтобы понять, где я.

И увидел прямо перед собой Воробья.

— Воробей! — крикнул я со слезами, выступившими от неожиданности.

Он был в бессознании и меня не слышал.

Я потрепал его немного в попытках разбудить. Но он не спал. Он как бы сидел, уперевшись между тремя стволами сросшихся деревьев, а голова была запрокинута на одну из самых низких веток.

— Воробей! — крикнул я снова. Но тот не откликался. — Сейчас. Сейчас. Сейчас, — повторял я, пытаясь что-нибудь придумать.

Немного помаячив возле него и не нащупав в очередной раз рацию в кармане, я вытянул его из деревьев и понял, что он всё-таки жив. Тело было гибкое.

— Надо выбираться, — сказал я, снимая с него бронежилет.

Закончив с бронником, я уцепился за карабин, закрепленный где-то на груди, и начал тянуть его наверх из этой ямы. Яма была помимо того что скользкой, так ещё и довольно глубокой, с крутыми склонами. Так что нужно было цепляться за деревья, чтобы снова не съехать вниз. Вот только деревья были на склонах либо гнилые, либо совсем молодые и тонкие. Несколько раз я соскальзывал, и Воробей тянул меня за собой. Я цеплялся за корни, я царапал ногтями землю, пытаясь хоть как-то подняться выше. Вскоре руки мои, кроме липкой холодной грязи, покрылись кровью и начали пульсировать.

Не знаю, сколько ушло времени, но, похоже, уже назревали сумерки и шарахались дрожащими тенями по этому гиблому лесу. Мы были точно не здешние.

— Ну, ещё немного. Я нашёл его, Милая. Я получил твой знак, — проговорил я сквозь боль, наконец, затащив его наверх. — Где же дорога?! — крикнул я в небо в накинувшейся от хороводов сумеречных теней обречённости. — Мне нужен новый знак, — крикнул я снова, оборачиваясь по сторонам.

Темнота слишком быстро ходила по лесу и уже приближалась к нам.

Я вновь схватил Воробья за петлю карабина и потянул юзом по раскисшей грязи. Пока я поднимал его, то израсходовал практически все силы и теперь на последнем делении своей человеческой энергии тянул его за собой, как мог.

Я торопился выйти из темноты, которая, казалось, уцепилась за ноги Воробья и пыталась его удержать, утяжеляя многажды мою работу.

Вдруг я услышал знакомое тарахтение. Этот звук невозможно было с чем-то спутать. Это была «буханка».

Я стал продвигаться на звук. Но он, к моему сожалению, отдалялся. Я тянул Воробья ещё более быстрыми рывками и вышел к другому спуску к дороге.

А потом увидел ту самую «буханочку», которая покружив где-то по петляющей колее, направилась по дороге, отдаляясь от нас.

Тогда я оставил Воробья и бросился вниз к дороге, съехав на ногах. И побежал вслед за ней, но, по всей видимости, меня не заметили.

Я пытался прокричать хоть что-то, но задыхался от усталости, и меня никто не слышал.

Впереди была ещё одна петля дороги, и пока машина пошла на поворот, я подбежал, насколько возможно было ближе, и бросил кусок грязи, но не докинул. Потом снова бросил кусок, и снова, пока, наконец, не попал в боковину «буханки». И машина остановилась.

Валера, водитель, меня заметил, и я упал от радости по самые ноздри в грязь и не мог просто уже пошевелиться от усталости.

«Буханка» допрыгала до меня, и выскочивший сержант стал орать:

— Я же рацию тебе дал. Почему не было связи? Писатель, что случилось? — кричал он, перевернув меня с живота на спину. — Ты нашёл? Ты нашёл? — дёргал он меня за воротник.

— Да, — ответил я.

— Где он? — прокричал сержант.

— Там, наверху, — указав рукой и закатив глаза, ответил я с загнанным сердцем в груди.

— Ну, давай, давай! — проговорил сержант, пытаясь отцепить меня от цепкой грязи. — Валера, помоги! — крикнул он.

И вскоре меня затащили в салон, где уже лежало три «трёхсотых».

Мы вернулись за Воробьём. И теперь «буханка» скакала, как лось, в госпиталь, а Воробей так и не пришёл в себя.

Я так сильно устал, что с трудом удерживался на боковой сидушке, чтобы не свалиться на раненых, которые и так лежали один к одному, как сосиски в тесной упаковке. Мы не успели отъехать далеко, как по нам был открыт огонь трассерами. Валеру, водителя, зацепило прямо на ходу. На скорости под 60 км/ч получивший ранение Валера не смог справиться с управлением на сильных ухабах, и машина слетела с дороги в грязь и заглохла, погрузившись довольно глубоко в жижу.

Удара не было. Машина, попав в густую жижу, плавно остановилась, немного вспахав раскисшую съехавшую обочину.

— Валера-Валера… — произнёс сержант, глядя на простреленные руки водителя.

Я выскочил через боковую дверь и угодил в такую липкую грязь, что чуть не потерял ботинки, когда пытался добраться до водительской двери.

Сержант тоже спрыгнул и помог выбраться водителю.

— Я поведу, — сказал я.

— Куда ты