Ужасные невинные - Виктория Платова

– Ничего, – шепчет Лора.

Она готова расплакаться, и я не знаю, как утешить ее. Трахнуть, что ли? Я бы смог это сделать, прямо сейчас, ничем другим я не могу выразить ни симпатию к Лоре, ни ненависть к ней. С фантазией у тебя напряг, бэбик, фантазии у тебя маловато, все расхватали другие, более удачливые, не писавшие в детстве названия никогда не виденных фильмов. Мелом, на задней стенке шкафа. Я не знаю, как мне избавиться от воспоминаний, куда их засунуть, затолкать, ни один карман не выдержит такого груза, ни один ящик, разве что – Лоре в рот, и там они оледенеют, успокоятся навсегда.

Хорошая идея.

По лобовому стеклу барабанят капли, ничего необычного в этом нет, необычен только цвет, с сильной примесью красного. Убедить себя в том, что это всего лишь отсветы милицейских мигалок, не составляет труда.

Лора включает дворники.

– Давай-ка выбираться отсюда, Макс. Мне что-то не по себе…

– Ты тоже это заметила?

– Что?

– Ладно, ничего… Я видел вчера этих людей. На выставке. Всю троицу. Бог-отец, бог-сын и бог – дух святой… Блин…

– Тогда мы можем не переживать за их дальнейшую судьбу.

– Я видел их вчера.

– Я тоже. Ну и что?

– А теперь они мертвы. Думаешь, все это простая случайность? Совпадение?

– Я и думать об этом не хочу. Но если ты все еще хочешь… ехать со мной…

– Хочу.

– Тогда поехали…

…Все кончено.

Если будущее и правда орешник – мы с Лорой врезались в него на полном ходу. Вмятина на капоте, слегка покореженный бампер, и больше ничего, никаких видимых повреждений, можно считать, что «Галантец» Лоры дешево отделался.

Но лучше бы мы врезались в орешник.

В орешник с мертвой птицей у корней, с паутиной в ветвях; в орешник, а не в этого типа. Мокрое шоссе нас не оправдывает, оно и не было таким уж мокрым, дожди вороньем кружат лишь над ЭсПэБэ. Ночь нас тоже не оправдывает, Лорина рука в моем паху – вот причина всех несчастий. Лорино решение доверить мне руль – вот причина всех несчастий. Я знаю, для чего она сделала это: чтобы освободить себя для мыслей о Тинатин, чтобы полностью им отдаться. Невозможно одновременно следить за дорогой и думать о прямых волосах Тинатин, о том, как они разметаны по подушке, как стекают на твое лицо, как обволакивают грудь, как струятся по бедрам; о том, как они забивают тебе рот и тогда становятся похожими на гальку и песок одновременно. Волосы стекают, обволакивают, струятся, а вместе с волосами струится и тело Тинатин, то появляясь на поверхности твоего тела, то исчезая внутри; Лора не знает, как умеет исчезать Тинатин, даже находясь рядом с тобой, Лора не знает – а я знаю. Это знание ограничивает меня, но позволяет вести машину, Лориным же фантазиям есть где развернуться, машина – лишь досадная помеха. Для Лоры Тинатин еще более недостижима, чем для меня, губы мои запечатаны сургучтагеё7 поцелуя, странно, что тогда я подумал о пластиковом стаканчике, а мысль о сургуче мне и в голову не пришла. Это не совсем обычный сургуч – красный (красное становится слишком навязчивой темой, слишком настойчивым парафразом), я видел его лишь однажды, на выставке канцелярских принадлежностей Франческо Рубинато.

Francesco Rubinato

Итальянцы, больше похожие на балканских цыган, юркие, как блохи, в шейных платках с видами озера Атабаска, преувеличенно жестикулирующие, с нечищенными ботинками, но безупречными манжетами и такими же безупречными медальонами в форме безупречного сердца Богородицы, неизвестно, переспала ли Лора с кем-нибудь из них или ей хватило карабинера во франкфуртском аэропорту. О выставке канцелярских принадлежностей писала она, никакого противоречия со специальностью ресторанного критика, милый, эти ручки, эти чернильницы так совершенны, что их хочется сожрать – живьем, не разделывая, без соусов и приправ.

Ручки совершенны, перьевые ручки ручной работы, красного дерева, с металлическими вставками, повторяющими детали барельефов собора Святого Петра, чернильницы – и есть собор Святого Петра в миниатюре, остается лишь обмакнуть перо в чернильницу и написать:

ВСЕ КОНЧЕНО.

Лорина рука в моем паху – вот причина всех несчастий. Лорина рука – ив какую-то секунду я потерял контроль над собой, «Галантец» дернулся вправо, ничего страшного не произошло бы, не окажись тип именно в том месте, куда дернулся «Галантец»… Она подставила меня, сука! Невинная просьба сменить ее за рулем, хотя бы на час, что-то я совсем рублюсь, милый, ехать вдвоем – отличная идея, ты был прав, Лора солгала мне. Гораздо более изощренно, чем обычно лжет своим любовникам, любовницам и тамагочи – по поводу исключительности ливанской кухни и утонченности жарки креветок в панцирях. Далеко идущий умысел Лоры – показать мне мою собственную ничтожность, она не только мечтала о Тинатин, она мечтала рассказать ей, какое я похотливое животное. И как я, думая об одной, трахаю совсем другую, «ЖЖ»-феминистки будут обсасывать это драматическое событие целую декаду, в стихах и прозе, с обильным использованием ненормативной лексики. Возможно, даже откроют тему на каком-нибудь ублюдочном суфражистском форуме, «ниибацца, какую актуальную»:

«8 с половиной причин почему мы их терпеть не можем»,

– и воткнут ее между двумя другими темами:

«Наши люди в баскской сепаратистской группировке „ЭТА“,

«Все, что напрямую не касается секса, но нам интересно».

Мне насрать на 8 с половиной причин, они неважны, важна только одна – Лорина рука в моем паху.

Пожалуй, Лора ненавидит меня больше, чем я мог предположить.

Эту ненависть я ощущаю даже сейчас, когда мы оба сидим в машине, в двадцати метрах от сбитого мной типа. Неизвестно, поднимал ли он руку, чтобы остановить нас, или просто вышел из своего джипа, чтобы отлить, мы никогда не узнаем об этом.

Он мертв. Мы влипли. Все кончено – вот это я знаю точно.

Удар не был сокрушительным, скорее – мягким, глухим, я даже не успел сообразить, что произошло, не успел сбросить газ, а Лора не успела вынуть руку у меня из штанов. Тормозной путь выдаст нас с головой, в последний раз, когда я смотрел на спидометр, он показывал 140, даже странно, что я со своим младенческим опытом вождения мог развить такую скорость.

Сто сорок. Никаких шансов.

– Убери руку, – говорю я Лоре, когда «Галантец» наконец останавливается.

– Что это было?

– И выключи эту дурацкую музыку.

Jane В., вечная Jane В., проклятая Jane В., липкая, как первая любовь к роскошной продавщице кондитерского отдела из магазинчика по соседству, она пропитана помадкой и сливочным кремом, а сверху покоятся засахаренные дольки мандарина.

– Что это было?

– Не знаю. Да выключи к чертям музыку!

– По-моему, мы кого-то сбили…

– Думаю, это какое-то животное… Кабан… Дикий кабан или что-то в этом роде.

– Ну тогда молись, чтобы это был кабан.

Сколько мы просидели в машине, после того как Лора высказалась насчет кабана, которого я видел только на картинках и по каналу «Animal Planet», топ-десятка «самых опасных», и насчет молитвы: отче наш в первой строке, аминь – в последней, сам текст не сохранился; сколько мы просидели? Десять минут? Час?..

– Ты собираешься выходить? – спрашивает у меня Лора.

– А ты?.. Ни одна молитва в башку не лезет…

– Это не кабан.

– С чего ты взяла, что это не кабан?

– Я не знаю ни одного кабана, который водит машину. Которому выдали бы водительские права.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Мудак… Я связалась с мудаком!.. Мудак… Мудак!!! – шепчет Лора, не глядя в мою сторону, и у меня закладывает уши от этого шепота.

– А лоси не водят, потому что рога в салоне не помещаются?

– Мать твою…

Джип в зеркале заднего вида, фары потушены, я вижу то же, что и Лора: джип, кабаны не водят машину, тут Лора права, и лоси не водят машину.

– Может, он еще жив? – безнадежным голосом спрашивает Лора.

– Выйди посмотри.

– Сволочь! Это ты его сбил, ты!

– Тачка-то твоя…

– И что?

– Тачка твоя, а у меня даже прав нет, как у кабана.

– И что?

– Я не должен был сидеть за рулем. Я и не сидел.

Мне нисколько не жаль Лору, дерьмо, в которое мы влипли, – не для страниц «Live Journal», Лора будет пережевывать его сама, давиться и пережевывать.

– Подонок!

– Да ладно тебе… Почему бы нам не рвануть отсюда? Как тебе такая идея?

Идея вполне здравая, ни одной машины за то время, что мы собачимся, не проехало мимо, встречная полоса тоже свободна, никто не истерит у нас за спиной, следовательно, тип, которого мы сбили (мне все еще хочется верить, что это был кабан или тварь сходного с кабаном размера), – тип был один.

– Я знаю, чем это заканчивается…

«Я знаю, что вы делали прошлым летом», ужастик для выпускников школ и неудачников из обслуги «Макдоналдса» с бейджами на красных рубашках, красных в белую клетку, с неестественной доброжелательностью во взгляде, такая доброжелательность свойственна только им и адвентистам седьмого дня, пытающимся всучить тебе печатную религиозную агитку прямо в подземном переходе. Плачевный конец героев ужастика меня не устраивает.