Геносказка - Константин Соловьев

«Уходить отсюда надо, — подумал Гензель, чувствуя, как сон вновь налипает на веки тысячами капель густого сиропа и тянет, тянет их вниз. — Еды здесь, конечно, завались, только чует моя печенка: от тех, кто в подобных домах живет, ничего доброго ждать не приходится. Нарежу завтра мяса, сколько унесу, — и прощай, домишко!..»

Гензель улыбнулся оттого, что решение принято, а это, как известно, половина дела.

И уснул.

Сон оказался мутным и липким, как жижа в лужах Железного леса.

Гензель барахтался в нем, пытаясь вырваться, но все усилия были тщетны. В этом сне страшные чудовища, прятавшиеся в лесу, окружили его со всех сторон. Гензель пытался убежать от них, но, как это часто бывает в кошмарах, руки и ноги его подламывались, отнимались, делались бесполезными. Чудовища вновь настигали его и протягивали свои изъязвленные щупальца, гнилые клешни и отвратительные подобия человеческих рук. «Мясо, — довольно булькали и хрипели они, корча морды в ужасных гримасах. — Сладкое человечье мясо! Ух-ух-ух! Давненько не пробовали мы сладкого человечьего мяса!..» — «Убирайтесь! — кричал им во сне Гензель, тщетно пытаясь нащупать в кармане нож. — Пошли вон!»

Потом он почувствовал, как дрожит земля и его накрывает тенью, ледяной, как могильная плита. Что-то невероятно огромное нависло над ним, такое, что все прочие чудища вдруг показались щенками. Это был дом, огромный мясной дом, который отрастил две самого отвратительного вида ноги. Он сильно изменился. Из толщи его спутанных тканей на Гензеля смотрели глаза, десятки самых разных глаз, некоторые из них могли принадлежать насекомым, а некоторые были вполне человеческими. Глаза эти жадно пялились на Гензеля, в них сверкало черное злорадство. А потом распахнулся рот. «Вот он! — прогремел мясной дом, щеря свои зубы, огромные как валуны, в недрах его пасти клокотала грязно-желтая слюна и пересыпались молотые груды старых костей. — Вот этот мальчишка, который отрезал от меня кусок! Ну-ка, ну-ка, теперь мое время отведать кусочек дрянного мальчишки!..»

Он легко подхватил Гензеля бугристой и мощной конечностью, выросшей из разбухшей’ туши, и потащил прямо к пасти. Гензель ощутил липкий гангренозный смрад, источаемый ею, закричал от ужаса, стал лягаться ногами изо всех сил — и вдруг в какой-то момент понял, что уже проснулся.

Он лежал на твердой земле, в щеку упирались травинки, пахло раскисшей землей и древесной трухой — самые обычные запахи, если спишь, уткнувшись лицом в траву.

А еще он вдруг понял, что кроме них с Гретель в ложбине кто-то есть.

Ощущение это было жутковатым, потому что показалось, будто оживший мясной дом из его сна пялится Гензелю в спину. Чтобы сбросить морок и убедиться, что дом стоит на прежнем месте, Гензель быстро продрал глаза.

И не удержался от судорожного испуганного вздоха. Они и в самом деле были не одни.

Неподалеку от них, задумчиво разглядывая детей, стоял человек. Женщина — машинально определил разум, быстро сбрасывающий с себя звенящие оковы сна.

Несмотря на неожиданность встречи, взгляд Гензеля быстро обежал незнакомую фигуру, схватывая детали.

Молодая. Он всегда плохо угадывал возраст взрослых, не считая разницу в десяток лет чем-то существенным. Но эта женщина действительно выглядела молодо, лет на двадцать или, может, двадцать два. Гладкая кожа, чистые и ясные глаза, голубоватые, как легкие весенние облака, блестящие черные волосы. Удивительно свежий вид для человека, оказавшегося в Железном лесу, подумалось Гензелю. Ни тебе исцарапанного лица, как у них с Гретель, ни землистого оттенка кожи, ни даже пятен грязи. Ни дать ни взять — словно полчаса назад вышла из горячей ванны.

И одета совсем неподходяще для здешних краев: средней длины черное платье из мягкой ткани, которое мгновенно оказалось бы порванным, сунься она в лесную чащу. В городе подобных не носили, но Гензель интуитивно решил, что оно сродни окторонскому гардеробу: без показной роскоши, но сшито очень добротно и элегантно. Ноги стройные, и тоже без малейших царапин, а на ногах — легкие туфли.

Эта женщина не выглядела опасной, и руки ее были пусты, но у Гензеля отчего-то засосало под ложечкой, когда он встретил чужой взгляд. Так бывает, если оказаться вблизи от неизолированного силового кабеля под большим напряжением, — глаза не видят явственной опасности, но тело улавливает разлитые в воздухе частицы затаенной силы, гудящее вокруг напряжение. В женщине сила была, это он сразу почувствовал. Сила неизвестная, незнакомая, но из числа тех, с которыми определенно не стоит связываться.

— Так-так-так, — сказала женщина, без смущения разглядывая его и Гретель. — Вот это новости. Я думала, видела уже всех зверей Ярнвида, даже самых причудливых из них. Но, оказывается, ошибалась. Подобных зверят мне видеть еще не приходилось.

От звуков ее голоса проснулась Гретель. Как и Гензель, она мгновенно напряглась, прозрачные глаза потемнели. Она тоже что-то чувствовала, но что — Гензель не знал.

— Странные, очень странные зверьки, — продолжала женщина, продолжая рассматривать их с явственным любопытством. — Внешний вид, конечно, обманчив, ему нельзя доверять, а Ярнвид — прирожденный мастер иллюзий. Но кое-что о вас, пожалуй, уже можно сказать. Как и все дикие звери, вы очень хитры и жадны, но при этом совершенно чужды таким человеческим качествам, как совесть и благодарность. Зачем вы испортили мой дом, а, зверята?

Вопрос был задан без злости, всего лишь с насмешливым любопытством, но Гензель все равно поежился. Крыть было нечем, и следы вчерашнего пиршества говорили сами за себя. Там, где он отсекал от глыбы мяса куски, остался широкий воспаленный след, только начавший рубцеваться и выглядевший довольно зловеще. Наверно, через несколько недель рана на боку мясной глыбы сама затянется, но пока еще следы их недавнего преступления выглядели как нельзя ярко.

Гензель понял, что надо оправдываться. И делать это как можно убедительнее. Он чувствовал себя неловким воришкой, застигнутым на месте кражи. И испытывал именно ту смесь стыда и страха, которую должен испытывать воришка. Это было глупо, но он ничего не мог с собой поделать. У женщины в руках не было оружия, да и сильной она ничуть не выглядела. И вокруг нет стражников Мачехи, которые готовы схватить за шиворот и запихнуть в тюрьму. Однако же Гензель явственно ощущал, что эта странная женщина в силах сделать с ними что-то очень скверное. Может, это из-за той насмешливой уверенности, с которой она говорила, а может, из-за взгляда, прямого и просвечивающего насквозь. Как бы то ни было, запираться смысла не было. И уж того меньше Гензель собирался оказывать сопротивление.