Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман

В четверг везде в Ессентуках были развешаны объявления, сообщающие, что пройдёт лекция общеизвестного «доктора Чёрного». Другими словами, лекциям придавали особо подозрительный характер. Репутация «доктора Чёрного» как шарлатана была хорошо известна из сатирических стихов, опубликованных в брошюрах того периода, под названиями «Судебный процесс Яна Гуса» и «Дурной вестник доктор Чёрный». Но возможно, что такого доктора не существовало, потому что его никто никогда не встречал.

Для чего это делалось? Почему вначале в Санкт-Петербурге г-н Гурджиев сказал Успенскому, что встреча состоится в модном дамском салоне? А когда пришло время, Успенский узнал, что, несмотря на договорённость, встреча произойдёт в школьном классе. Почему было нужно создавать иллюзии для Успенского? Почему было нужно для меня, новичка, организовать встречу в столь сомнительном кафе на Невском? Почему сейчас этот «доктор Чёрный»? Почему с самой первой встречи для будущих учеников всегда намёк на шарлатанство?

Всё это можно объяснить только решимостью г-на Гурджиева заставить нас работать, помнить нашу настоящую цель. И если она серьёзна, то должна оставаться неколебимой, несмотря ни на какие действия с его стороны. Учителя обычно окружают себя атмосферой большой серьёзности и важности – для создания у новичков хорошего впечатления о них. С г-ном Гурджиевым было всё наоборот: новому человеку всегда демонстрировалось всё, что может отвратить, или даже испугать. У новичка была возможность встретиться с г-ном Гурджиевым и поговорить с ним, но тут же неожиданно появлялось некое препятствие, которое нужно было преодолеть. С другой стороны, г-н Гурджиев никогда не позволял новичку уйти с пустыми руками, если он пришёл с истинными вопросами и говорит о чём-то, что для него по-настоящему важно.

Пришло следующее воскресенье, когда лекции читал Успенский. Во время перерыва на чай к г-ну Гурджиеву подошёл пожилой человек с длинной бородой. Он спрашивал о йогах. Это был человек, поверхностно интересовавшийся индийскими учениями. Г-н Гурджиев сделал вид, что он даже никогда не слышал о названиях различных йоговских методов. Тогда этот интеллектуал начал важно рассказывать о «хатха-йоге» и прочем, но г-н Гурджиев быстро его прервал, сказав: «Хорошо, но моя йога называется айда-йога». Нет необходимости говорить, как изумлен, был интеллектуал, услышав о новой йоге. Он ничего не понял. Однако г-н Гурджиев выразил, таким образом, идею, полную смысла, но смог ли тот ухватить её?

Вскоре в доме было вывешено новое объявление, в котором говорилось, что через два дня мы начнём новую работу особого внутреннего характера. День был поделен на часы, и каждый час был посвящён внутренним упражнениям, которые мы долгое время ждали. Но получили мы только очень глубокое и горькое разочарование, несомненно, снова устроенное г-ном Гурджиевым.

Он начал испытывать Петрова на его пределах выносливости. Наконец, Петров не смог больше выдерживать. Он забыл себя и злобно ответил г-ну Гурджиеву. Г-н Гурджиев повернулся и вышел из дома, а через час было объявлено, что вся дальнейшая работа останавливается для всех, из-за негативного проявления одного из старших учеников по отношению к учителю.

Каждый почувствовал себя виноватым. Мы знали, что никакие извинения не смогут изменить ситуацию. Нам нужно было взглянуть внутрь себя, спросить себя, всегда ли перед нами есть цель, за которой мы пришли, и занимает ли эта цель первое место в нашей жизни… Г-н Гурджиев полностью достиг того, что он хотел вызвать в нас. Мы все прошли через острый эмоциональный кризис.

VIII

Подготовка к отъезду

Каждый день был наполнен работой и ожиданием. Мы раздобыли двух лошадей: красивого игреневого коня по кличке Рыжий, и большого коричневого Гнедого, серьёзно намеревавшегося кусаться. Мы также купили мула Бардадина, кроткое создание без каких-либо отличительных особенностей; и ослицу Машку, молодую, полную жизни, дерзкую, но по сути безвредную и безобидную. Мы, ученики, должны были по очереди убирать и смотреть за всеми четырьмя.

Нам нужно было откормить наших животных. Уже был июль, зерно было недавно сжато на полях, и власти разрешили нам пасти наших животных на жнивье. Из-за небрежного сбора вокруг валялось много колосьев пшеницы. Г-н Гурджиев, не теряя времени, воспользовался этим.

Каждое утро на рассвете один из нас отправлялся в поле за несколько вёрст пасти животных и собирать разбросанную пшеницу. Это было долгое занятие. Животных стреножили, но ослица Машка знала, как сбросить ремни, и тогда нужно было гоняться за ней. Бедный Захаров однажды два часа пытался поймать её.

К тому времени, как пришла моя очередь, я знал, что мне нужно решить: во-первых, где достать несколько больших мешков для сбора колосьев; во-вторых, как поехать верхом на четырёх животных одновременно! Помочь мне никто не мог, потому что было раннее утро. Оседлав Рыжего, мне нужно было держать остальных за поводья, двух ослов с одной стороны и Гнедого с другой. Нужно было проехать через ворота, которые тоже были закрыты. Перед тем как влезть на Рыжего, я несколько раз резко схватил пальцами Гнедого за нос, напоминая ему: «Не смей кусаться!» Наконец, всё пошло гладко. Гнедой не кусался. Лошади хорошо паслись. Мешки были наполнены зерном. Только один раз Машка сбежала, но я быстро её поймал. Короче, я смог вернуться к полудню.

Г-н Гурджиев был удовлетворён мешками с пшеницей. В награду он преподнёс большой винный бокал с водкой, сделанной из денатурированного спирта. Единственный раз в своей жизни я пробовал подобную водку. У неё был ужасный вкус! Но с другой стороны, она добавила опыта в мою жизнь, и у меня появилась надежда – что я никогда больше не должен буду повторять этот опыт.

Однажды г-н Гурджиев сказал Петрову написать письмо Шандаровскому в Совет Ессентуков, который впоследствии назвали Советом депутатов. Всякий раз, когда было нужно отправить куда-либо официальное письмо, писать его поручали Петрову. Его красивая каллиграфия неизменно впечатляла все организации, столь часто возглавляемые бывшими младшими государственными служащими, работниками телеграфа, бухгалтерами и так далее. Письмо было официальной просьбой о помощи в организации научной экспедиции в район горы Индюк на Кавказе.

По всей видимости у нашей экспедиции была двойная цель: мы собирались искать золото в реке возле горы, а также искать дольмены – странные каменные сооружения, находившиеся повсюду на Кавказе. Были основания думать, что в древние времена у дольменов было особое назначение; объяснение этого назначения представляло большой научный интерес.

Г-н Гурджиев сам долго изучал эти дольмены, но политические события помешали этому. Сейчас он пришёл к выводу, что он может удовлетворить свой интерес, пока мы переходим через горы.

Эта просьба была вручена Совету.