Грани воды - Джордж Элизабет

Так что он запутался. Он растерялся. И когда она предложила ему помолиться, он согласился с этой идеей, потому что, по правде говоря, к марту стало ясно: что-то должно измениться.

Он никогда не был на молитвенном собрании. Иногда по воскресеньям он ходил с родителями в церковь, но, по правде говоря, они и сами ходили туда не слишком регулярно. Он знал только, что именно церковь его мамы привела ее в Уганду, но больше никаких духовных наставлений не получал. Духовная жизнь для него ничего не значила. Но если посещение молитвенного собрания поможет ему понять, что делать насчет Кортни – и что делать с самой Кортни, – он был готов попробовать.

Кружок собрался в одном из классов в обеденный перерыв, с бумажными пакетами и Библиями. У Деррика не оказалось ни того, ни другого, так что он тут же почувствовал себя неловко. Но он знал этих ребят, а они знали его, так что когда кто-то протянул ему половинку сэндвича, а кто-то еще – Библию, он решил, что все будет нормально.

Сначала они ели сэндвичи и читали Библии, и молчали. Только когда трапеза закончилась, они склонили головы и приготовились молиться. Они составили столы в круг, и каждый протянул руку тому, кто сидел рядом. А потом они по очереди заговорили.

Деррик почувствовал укол ужаса. Он считал, что молитвенное собрание молится о каких-то достаточно общих вещах, а эти молитвы оказались глубоко личными. Он внезапно понял, к чему все это приведет.

Так оно и произошло, когда очередь говорить дошла до Кортни.

– Господи Иисусе, – сказала она тихо, закрыв глаза и опустив голову, – ты знаешь, что мы с Дерриком хотим иметь половые сношения. Ты знаешь, что мы уже делали все, что к этому ведет – кроме самого акта, и мне… мне от этого неловко. Мне и хочется, и не хочется, и я обещаю себе, что когда буду с ним, то не стану трогать его…

Деррик вскочил. Он сделал это настолько стремительно, что ребята, сидевшие по обе стороны от него, подпрыгнули. Все подняли головы – и он посмотрел на каждого и почувствовал себя более обнаженным, чем чувствовал себя тогда, когда действительно раздевался. Он понял, что должен сейчас же отсюда уйти.

Он услышал, как Кортни окликает его по имени. Что еще хуже, именно Бекка Кинг как раз проходила мимо классной комнаты. За ней тащился Тод Лишние Трусы и презрительно цедил:

– Эй, ты же сказала, что хочешь быть главной, навозная лепешка!

А Бекка на это ответила:

– Ты что – постоянно живешь в другом мире, Тод?

Такого злого голоса Деррик еще никогда у нее не слышал. Тут она заметила его и покраснела, как помидор. При виде нее Деррику захотелось убежать. Тем временем Кортни выскочила из класса, восклицая:

– Мне казалось, ты понял, что такое наш кружок. Если нет честности, это не молитва!

А ему больше всего хотелось провалиться сквозь пол и исчезнуть.

Бекка судорожно сглотнула, посмотрела на Деррика и Кортни – и ринулась прочь. Тод рванулся за ней, возглашая:

– Нет уж, не отвертишься!

Голубые глаза Кортни наполнились слезами. Деррик сказал:

– Блин! Мне надо просто подумать.

Что еще хуже, именно этим вечером папа решил, что наступил момент для того разговора, на котором настаивала Ронда. Деррик сидел у себя в комнате, пытаясь сосредоточиться на докладе по цивилизации Запада, который он делал с Эмили Джой Холл, когда туда вошел Дэйв Мэтисон. Он прокашлялся с выражением «Я – отец», и Деррик понял, что сейчас произойдет.

Дэйв сел на его кровать. Деррик повернулся к нему от стола. Дэйв хмуро смотрел на собственные башмаки. Он наконец сказал:

– Девушки, сын.

Деррик на это ответил:

– Я знаю, к чему все это ведет.

– Да? К чему же?

– Мама тревожится из-за нас с Кортни. Но ничего не происходит.

Вид у Дэйва Мэтисона был скептический – и можно ли было его винить? Дэйв знал о папином прошлом: он женился в девятнадцать по той единственной причине, по которой парень в его возрасте женится. «Самый глупый мой поступок» – так Дэйв обычно это характеризовал. После чего всегда добавлял: «Нет, был еще один еще более глупый» – на тот случай, если Деррик еще не все понял.

Деррик продолжил. Он решил, что разумнее всего рассказать папе об Обете и молитвенном обществе. Дэйв Мэтисон слушал его так же, как всегда: сидя на краю кровати Деррика и не сводя глаз с его лица – но это вовсе не означало, что его впечатлило услышанное. Когда Деррик закончил, он высказал это достаточно прямо.

Его отец сказал:

– Обеты обычно мало что значат, когда жар разгорится, сын. Можно надавать кучу обетов, только ничего этим не заканчивается.

– На этот раз заканчивается, – заверил его Деррик. – Для нее это действительно серьезно.

И в доказательство этого он рассказал отцу о том, что произошло на молитвенном собрании этим днем.

Папа спросил:

– И как ты к этому относишься?

– К собранию или к тому, что она все это сказала?

– И к тому, и к другому.

– Погано. То есть я же все равно не из тех, кто молится. Но, наверное… По крайней мере, она старается…

– Старается сделать что?

– Ну, ты понял. Не делать этого. Но, кажется, я и сам не хочу. Хоть и не понимаю, почему.

– Это как-то связано с Беккой Кинг?

Деррик покачал головой:

– С ней было иначе. То есть все было не настолько… Все шло не так стремительно, как с Кортни. Не знаю, папа. Может, оно вообще не шло.

Дэйв кивнул и сказал:

– Иногда трудно понять, что настоящее, а что – нет.

– Это точно, – согласился Дэйв.

Вот только Кортни казалась очень настоящей – каждый чувственный сантиметр ее тела.

Дэйв почему-то перевел взгляд с Деррика на его кресло. Помня, что в нем, Деррик напрягся. Однако Дэйв ничего не сказал про старый бобовый пуф, а когда наконец поднял взгляд, то проговорил:

– В любом случае я хотел бы, чтобы ты был осторожен. И речь идет не просто о презервативах. Понимаешь? Я говорю о том, чтобы ты видел что-то помимо одной этой минуты. Этому научиться труднее всего.

Он встал с кровати и шлепнул себя по бедрам. А потом он поднял пуф – и Деррик окаменел.

– Боже! – сказал Дэйв Мэтисон. – Этой штуке уже сто лет. Не хочешь новый? Или, может, шезлонг или что-то поудобнее?

С трудом ворочая языком, Деррик ответил:

– Не-а, я люблю старые вещи. Люблю то, у чего есть история.

– Ну, – отозвался Дэйв, – к этому старью это точно относится.

Дэйв бросил пуф на пол. Он приземлился так, что клейкая лента оказалась наверху. Деррику эта заплата показалась похожей на огромный крест. А крестом, конечно, всегда помечали «то самое место».

Часть 4. Мьютини-бэй

Глава 19

Бекка не разрешила себе думать про Деррика и Кортни Бейкер. Она сказала себе, что в этом нет никакого смысла. Они были явно очень недовольны друг другом, когда выскочили из класса, где проходило молитвенное собрание, и она не могла этого не заметить, но сейчас у нее были заботы поважнее крайне слабой вероятности, что Деррик внезапно решит снова стать Дерриком.

И потом, ей надо было думать про Тода Шумана. Больше того – ей приходилось думать про его шепотки. Они говорили ей о том, что он намерен перевалить на нее весь доклад по цивилизации Запада. «Заставлю ее сделать… пусть сделает… перед всем классом… зациклилась на каких-то глупостях» – все это иллюстрировало его хитроумный план, однако она не собиралась этого допускать.

– Усвой наконец, что я одна все делать не собираюсь, – сказала она ему.

Он ответил:

– Тогда ты усвой, что не все на свете знаешь о том, как надо делать доклады.

Что сказало ей только о его непрошибаемом упрямстве.

Помимо прочего, оказалось, что Айвор Торндайк желает, чтобы она немедленно начала учиться дайвингу. Чтобы это устроить, он оторвал ее от наведения порядка в курятнике и запихнул в свой грузовик сразу же после того, как она согласилась стать его шпионом в акваланге. По его словам, он намерен был познакомить ее с Чадом Педерсоном, которому предстояло стать ее инструктором. Чад намеревался подучить ее, прежде чем объединять со своей второй ученицей.