ГРУ в Германии. Деятельность советской военной разведки до и во время объединения Германии - Юрий Пушкин

Но при составлении информационных сообщений мне следовало быть очень осторожным, не привлекать излишнего внимания и выдавать происхождение сведений в моих докладах за взятое из средств массовой информации, чтобы руководство разведпункта ничего не заподозрило. Это было проблематично, потому что сведения, которые я получал от Маларчука, были очень конфиденциальными. Так, к примеру, он получал много информации из конфиденциальных источников в Техническом университете Магдебурга, которые усердно сообщали о слухах, разговорах и событиях в студенческой среде. Само собой разумеется, внося эти данные в свои доклады, я должен был стараться указывать их источником средства массовой информации. До зимы 1990 года магдебургский разведпункт старался избегать вербовки студентов. Но из‑за изменения отношения к получению сведений политического характера разведпункт ГРУ тоже начал проводить мероприятия в новом направлении, и скоро ей удалось наладить контакты с одним студентом, который, как и некоторые другие, был направлен из Брауншвейга для учебы в Магдебургском университете по обмену. Но это уже другая история.

Впервые к этому человеку подошли уже в начале 1989 года. Оперативный офицер, обрабатывавший этого студента, попросил о разрешении на вербовку, но получил отрицательный ответ. Отказ центра основывался на том, что этот студент был абсолютно бесполезен с точки зрения получения сведений военного характера. Больше того, над оперативником стали смеяться и ему в шутку советовали завербовать пару продавщиц из продовольственных магазинов, если он не знает, чем ему заняться. Но зимой центр вспомнил об этом студенте и потребовал от того офицера его вербовки.

Обмен сведений, естественно, был также официально предусмотрен на уровне руководителей обоих инстанций. Но нужно проследить процесс этого официального обмена с самого начала, чтобы понять, как обстояло это дело.

Сначала оба начальника осыпали друг друга кучей комплиментов, расхваливая успехи и достижения друг друга. Потом они переходили к взаимным упрекам, достигавшими апогея во взаимной ругани, и переходящими в ссору. Затем происходил обмен информацией, причем каждая сторона пыталась обвести другую вокруг пальца, подсовывая друг другу устаревшие сведения. Очень часто, когда я рассматривал все развитие ситуации в ГДР начиная с октября 1989 года, у меня возникал вопрос, в какой мере сотрудники КГБ, к компетенции которых относилась политическая разведка, знали о причинах этих процессов и рассчитывали ли они вообще с их возможностью. Ожидали ли они такого изменения ситуации или оно было для них так же, как для центра ГРУ, полной неожиданностью? Зимой 1990 года я частично получал ответ на этот вопрос, случайно получив доступ к старым сведениям группы связи, датированными последними месяцами 1988 года. Честно говоря, я был очень поражен точностью прогнозов. В соответствии с прогнозами, содержавшимися в этих старых сведениях, октябрьские события должны были произойти в ГДР еще весной 1989 года. Формальное объединение обоих немецких государств ожидалось уже в конце 1989.

Но и познакомившись с этими прогнозами, я тогда, так же как и сегодня, не могу ответить на этот вечный вопрос: «Почему руководство СССР, если оно считалось с возможностью такого развития событий, ничего не предпринимало, чтобы предотвратить их?» При этом я рассматривал проблему исходя из того, что советское руководство должно было понимать то, какие последствия повлекла бы для СССР утрата еще одного союзника. И нельзя забывать, что в 1988 году никто, даже в шутку, не мог предвидеть роспуска организации СЭВ или Варшавского пакта.

В этом отношении мне представляется интересной история, рассказанная мне аналитиком лейпцигского разведпункта ГРУ. Но я ни в коем случае не могу ручаться за ее правдивость: «Когда ситуация в ноябре 1989 года достигла критического пункта, Мильке отдал распоряжение об использовании подразделений ННА для подавления волны демонстрации, прежде всего, в Лейпциге. Предписывалось даже применение стрелкового оружия. Но случилось так, что пути продвижения подразделений ННА были либо намеренно, либо по недоразумению заблокированы танковыми частями ЗГВ, которые как раз тогда проводили свои учения. Времени, на которое были заблокированы эти дороги, хватило, чтобы несколько членов ЦК СЕПГ смогли отменить приказ Мильке». Роспуск Министерства государственной безопасности ГДР нанес деятельности КГБ сильный удар, так как речь шла при этом о связующем органе КГБ в ГДР. Этот роспуск вызвал также резкое уменьшение объема получаемых группами связи сведений и настолько затруднил внутрислужебную деятельность групп связи КГБ, что это привело, в конце концов, к определенному частичному роспуску подразделений КГБ на этом уровне, что, естественно, только обрадовало центральное управление ГРУ.

Как конкретный пример развития внутренней ситуации в подразделениях КГБ можно рассмотреть последовательность событий, происходивших в магдебургской группе связи. Сначала группа связи утратила те элементы, которые были наиболее важны для ведения разведывательной деятельности, а именно, ее автомобили и телефонные номера местной телефонной сети, так как госномера машин, так и телефонные номера группы КГБ были приобретены местными органами МГБ. Впрочем, позже сотрудникам КГБ удалось купить новые номера для своих машин через Народную полицию. С весны 1990 года начался роспуск группы связи КГБ в Магдебурге. Часть сотрудников переводилась назад в Советский Союз, другая часть в центр КГБ в Карлсхорсте в Восточном Берлине. Таким образом роспуск группы связи в Магдебурге закончился к августу 1990 года.

Так как в этой главе идет речь о деятельности КГБ, я хотел бы выразить мою личную позицию по нескольким вопросам, которые до последнего момента активно обсуждались в средствах массовой информации интенсивно. В этой связи мне вспоминается моя беседа с одним из моих бывших сокурсников, который продолжил учебу в KИ после окончания Военного института иностранных языков. Эта беседа произошла летом 1990 года в Москве.

В рамках практического закрепления знаний мой знакомый вместе с сотрудниками из антитеррористического подразделения КГБ весной 1990 года на три недели был направлен в одну африканскую страну. Через неделю после его прибытия к нему подошел подполковник МГБ из посольства ГДР. Во время беседы этот подполковник попросил моего знакомого о следующем: мой знакомый должен был сообщить своему руководству, что он хочет перебежать к КГБ и что он передал бы КГБ всю созданную им агентурную сеть, независимо от звания, которое он получил бы в КГБ. Как рассказывал мне мой знакомый, он был просто в шоке от предложения подполковника МГБ, но передал информацию об э том случае наверх. Позже он узнал, что КГБ отказался как от сотрудничества с подполковником МГБ, так и от принятия под свой контроль и управление его агентурной сети.

Прежде чем я сделаю выводы по поводу последней затронутой мною темы, мне хотелось бы вспомнить еще о нескольких других эпизодах, которые могли бы быть убедительными в этом отношении.

Из бесед с оперативными офицерами магдебургского разведпункта мне стало известно, что после ликвидации МГБ центр ГРУ приказал провести большой комплекс мероприятий, целью которых было свертывание или консервация агентурных источников, которые были завербованы в ходе ГРУ сотрудничества с МГБ. Кроме того, руководство ГРУ поспешило прервать контакты с бывшими друзьями из МГБ.

Из моих дальнейших разговоров с различными оперативными офицерами я узнал довольно интересную информацию о теоретическом обосновании проведенных мероприятий а именно: центральное руководство ГРУ рассматривало бывших сотрудников МГБ как так называемую «группу риска», которая привлекала внимание спецслужб противника. Уже весной 1990 года руководство в Москве располагало сведениями о сотрудниках распущенного МГБ, которые после ликвидации их службы обращались к Федеральной разведывательной службе (БНД) или к Федеральному ведомству по охране конституции (БФФ), не ожидая подхода к ним со стороны последних. Потому, чтобы ограничить неизбежный ущерб, не только ГРУ, но и КГБ начали замораживать свои контакты с представителями «группы риска». Исходя из этого, я предположил бы, что как возможность взятия под свой контроль агентурных сетей МГБ так и использование бывших сотрудников МГБ в качестве агентов разведывательными службами более чем невероятна. Хотя полностью исключать такие возможности, было бы также неразумно.

Я принимал участие в праздничном мероприятии, которое проводилось сразу после роспуска МГБ в разведпункте ГРУ в Магдебурге. Мероприятие происходило в спортивном зале здания ГРУ в Магдебурге и было посвящено прощанию с коллегами из МГБ. Начальник разведпункта ГРУ выразил собравшимся большую благодарность и заверил, что их деятельность, как и их сотрудничество с советскими товарищами навечно останутся живы в памяти каждого офицера ГРУ (а также и в архивах ГРУ). Затем им вручили личные подарки, и плачущих, я говорю это всерьез, безработных сотрудников Штази в последний раз пригласили на торжественный ужин. Честно говоря, я в этот момент чувствовал себя плохо, так как, по моему мнению, шеф разведпункта применил все свои актерские таланты в его речи. Кроме того, я представлял себе, что офицеров МГБ после их долгой работы на государство (я имею здесь в виду не сотрудников политического сыска, а разведчиков) со всех сторон теперь встречали лишь пинки в зад.