Дела адвоката Монзикова - Зяма Исламбеков

– Ты мне не хами! – Диденко даже подпрыгнул на своем ветхом стуле. Теперь уже он вытирал пот с лысины и маленького лба.

– Во-первых, не ты, а Вы! Салопон хренов! Во-вторых, перед тобой всё-таки капитан первого ранга запаса. Понял, шнурок недоделанный? – Монарцик попытался распрямить грудь, но от сильной боли чуть было не лишился чувств.

Допрос длился около четырёх часов. В конце концов Диденко, сделав над собой невероятное усилие, сменив гнев на милость, дослушал историю Монарцика и возбудил уголовное дело против Педрищева Николая Залмановича – заведующего третьей баней, который специально, как утверждал Виталий Сергеевич, натравил на 10-месячную болонку Дину кобеля Вовена – породистую восточноевропейскую овчарку. Когда Монарцик, разговаривавший с соседом, услышал дикий писк Дины и злобное улюлюканье Педрищева, который с остервенением кричал «Трахни её, трахни!», не раздумывая, Виталий Сергеевич бросился разнимать собак, но наткнулся на кулак верзилы Педрищева.

Разнять Вовена и Дину было не просто, т. к. Вовен никого из чужих к себе не подпускал, а полупьяный двухметровый Педрищев грозился врезать любому, кто помешает его Вовену сделать важное дело. Кстати, четыре ребра и переносицу Монарцику сломал именно Педрищев. Он же и порвал ему куртку и брюки. Если бы не выбежавшие на шум соседи, то трагедии было бы не миновать.

Диденко долго сомневался, но, в конце концов, возбудил уголовное дело по заявлению Монарцика против Педрищева Н.З. по ч.2 ст. 112 УК РФ «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью».

Когда в кабинет зашел следователь Первухин, Диденко заваривал чай и был готов отметить клёвое дело, за которое рассчитывал срубить по лёгкому премию. Ведь есть свидетели, есть обвиняемый и есть потерпевший. Первухин, бегло пробежав глазами по протоколу, тут же включился в беседу.

– Дед! Ты что, совсем или почти? – Первухин был в крайней степени удивления.

– А что? Что не так? – Диденко изумленно глядел в косые глаза напарника.

– Да ведь тут совсем другой состав. Тут в чистом виде 116-ая «Побои».

– Какие побои? Сам-то посуди!? – Однако былой уверенности у Диденко уже не было.

– Да говорю тебе побои, значит – побои! Драка была? – Первухин посмотрел на Монарцика, но тот никак не реагировал на косой взгляд корифея следствия. Было неясно: то ли Первухин смотрит на входную дверь, то ли в окно.

Монарцик, вспомнив классный анекдот про окосевшего, а затем погибшего чукчу от неумелого врачевания жены, наблюдавшего одновременно за полетом в разные стороны двух вертолётов, громко засмеялся. Он вдруг отчетливо представил, как жена чукчи стала одновременно греть яйцо следователю Первухину и натягивать его ему же на переносицу. От сотрясания тела, вызванного гомерическим смехом, его сломанные рёбра дали о себе знать, и Виталий Сергеевич от боли моментально потерял сознание.

Началась паника. Советы Диденко давали все. Назвать их гуманными – было бы ошибочно. Так, например, Кубайс – интеллектуал районного масштаба, он же – помощник оперативного дежурного, посоветовал зажигалкой взбодрить старичка.

– Надо перед носом его сжечь расческу. Да не просто расческу, а с содой. Завернем всё в газетку, зажжём, а затем прямо ему в нос! Тут он и оклемается. Ну, а если и это не поможет, то можно палец поджечь. Меня так тёща с женой из бодуна выводят. Я как нажрусь…

– Слушай, Кубасик, ты вечно придумываешь какие-то сложности. Можно же гораздо всё проще сделать. – Первухин ходил по кабинету взад-вперед и все время сплевывал себе под ноги. – Вот надо, значит так, отнести его в ИВС. Там – блохи и вши. Две минуты и он будет свеженьким, как огурчик!

– Нет. Надо придумать что-то такое, что может его взбодрить, но, это самое, чтобы он не того! Он же может взять и капнуть! Я уже вижу его насквозь! Подумаешь, отодрали его шавку, ну дали в рог, так ведь за дело же, если разобраться. Сам-то, когда хочет трахаться, ведь не ждёт? А это дело он наверняка любит! Все военные как нажрутся, так сразу по бабам. А он ещё и моряк – спички бряк. ХА-ХА! – Диденко вдруг заметил, что Монарцик лежит на полу без признаков жизни. Лицо его стало белым, как у покойника.

Зашла Гюльнара – уборщица. Она и посоветовала дурью не маяться, а вызвать скорую помощь. Да, баба – дура дурой, а совет всё же дала дельный! Надо же?!

Скорая помощь прибыла ровно через 52 минуты. А спустя три часа из больницы пришла телефонограмма, в которой сообщалось, что у поступившего в тяжелом состоянии Монарцика В.С. состояние средней тяжести. Имеются переломы четырех ребер, переносицы, левой ноги и сотрясение головного мозга 2-ой степени. О множественных ушибах сообщить просто позабыли. Дело в том, что когда пришедшего в сознание Монарцика санитары несли на носилках, то идущий впереди споткнулся. Монарцик упал. Упал не просто, а прямо в лужу. Вскочив на ноги, он поскользнулся и снова упал, но на этот раз на поребрик. Сотрясение и перелом он получил в трёх метрах от входа в приёмный покой больницы.

Выписавшись из больницы ровно через месяц, Монарцик вдруг узнал, что дела уголовного никто и не возбуждал. Оказывается, Педрищев обслуживал практически всю милицию. Все милиционеры мылись и пьянствовали в баньке у Николая Залмановича.

Мылись на халяву, пили на халяву, отдыхали ни о чем не думая. Одним словом – у Педрищева всё было куплено.

Тем не менее, Монарцик начал писать жалобы, обивать милицейские и прокурорские пороги. И только после того, как он побывал на приёме начальника УВД города и области, дело было возбуждено. И возбудил дело всё тот же Диденко, который так и не знал, куда и кому спихнуть весь материал, т. к. мыться он любил, а денег из принципа никому и никогда не давал. Он всю жизнь работал в режиме «сухой губки» – только брал. Жена его в магазине покупала лишь хлеб да булку. Все другие продукты Диденко, впрочем, как и большинство его коллег, доставал сам. Удивительное дело: СССР давно уже нет, появилось засилье новых русских, капитализм всё увереннее и увереннее набирает силу, а «отоваривание с заднего хода» как было, так и долго еще будет. Многие бизнесмены прикармливают, дают на перспективу силовиков и чиновников. Принцип этот – достаточно проверенный, не дающий серьёзных сбоев.

Диденко был в крайне затрудненном положении: с одной стороны – его понуждали остатки совести и вялые распоряжения руководства к производству и вынесению постановления по уголовному делу против Педрищева, с другой стороны – тоже руководство, купленное перекупленное Педрищевым и его компанией, через сослуживцев и подчиненных настоятельно рекомендовало закрыть дело.

– Ты не печалься! Понял? – Монзиков с уверенностью смотрел на Диденко, пытаясь уже в который раз достать клопа из-за спины.

Последняя ночь в ИВС была особенно трудной, т. к. сил бороться с гнусными животными ни у Ляхова, ни у Александра Васильевича больше не было. Спали они около 5 часов, но и этого оказалось достаточно для 100-процентного контакта с клопами и другими ползающими, кусачими прелестями ИВС.

– Васильич! Как же мне быть? Ведь мне уже ничего и на ум-то не идёт? Что ж теперь со мной будет, а? – Диденко готов был зареветь, но что-то его сдерживало.

– А хочешь, я возьму Монарцика в оборот и это!? Понимаешь мою мысль, а? Догнал?

– Не понял?!

– Ну, я же могу его того! Теперь-то догнал? Я правильно говорю, а? – Монзиков смотрел то на сидевшего неподалеку Гогу, то на смотревшего с легкой надеждой Диденко.

– Ты что, хочешь его того? – Диденко подался вперед. Толстенький, слабо просматривающийся подбородок и нижняя губа моментально придали лицу форму писсуара в мужском туалете.

– Ха! А ты как думал?! Ведь я же, всё-таки, адвокат?! Понимаешь мою мысль, а? – Монзиков наконец-то раздавил проклятого кровопийца и теперь тщательно обнюхивал пальцы рук, которые больше всего пахли не давлеными клопами, а самым настоящим дерьмом. На правой ладони было какое-то коричневое пятно. На левой – пятна не было, был лишь гнусный запах. Да, было над чем призадуматься!

– А как же ты его будешь, это…? – Диденко смотрел на Монзикова с такой жадностью, с таким интересом, что можно было подумать, что следак тронулся!

– Завтра я встречусь с Монарциком и всё будет о'кей. Он сам ко мне придет. Это точно.

– И ты что же, сразу его возьмёшь и?.. – Диденко сделал странное движение правой рукой – как будто в воздухе пролетел меч секир-башка.

– Не понял?! Ты что, не въехал? Ведь я ж тебе сказал, что я – это самое, значит, ну – адвокат!? Понимаешь мою мысль, а? Зачем же мне его, это самое, значит? – Монзиков хлопал глазками, и по виду был похож на голубя, у которого отобрали корм, а другие голуби всё клевали и клевали.

– Так ты, значит, его не будешь? То есть ты его не того, а только так? Да! А я, было, решил, что ты это! Вон, значит, как ты?! – Диденко пытался с честью выйти из тупика.

– Да ты не печалься. Я с ним заключу договорчик и через пару недель – месячишко подведу к мысли, что дело – жвах. Я правильно говорю, а? – Монзиков искал глазами курево, т. к. во рту всё пересохло, и на душе скреблись кошки.