Сила шести - Питтакус Лор

Она недоверчиво щурит глаза.

— Где?

— Я пошла в пещеру…

— В какую пещеру? — перебивает она.

— Да какая разница! Около нее были следы от ботинок, огромные следы…

— Постой, Марина. Следы ботинок у пещеры?

— Да, — говорю я.

Она ухмыляется, и я тут же понимаю: приходить к ней было ошибкой. Я должна была догадаться, что она мне не поверит. И вот теперь я стою перед ней, чувствуя себя глупой и уязвленной. Я выпрямляюсь. Я не знаю, куда мне девать руки.

— Я хочу знать, где мой Ларец, — говорю я не то чтобы очень уверенно, но и не робко.

— Какой Ларец?

— Ты знаешь какой!

— Почему ты думаешь, что я сохранила эту старую штуковину? — спокойно спрашивает она.

— Потому что, если бы не сохранила, то пошла бы против своего народа, — отвечаю я.

Она снова открывает Библию и делает вид, что читает. Я хочу уйти, но мысли возвращаются к следам на снегу.

— Где он? — спрашиваю я.

Она продолжает меня игнорировать, поэтому я устремляю мысль к книге, ощущаю ее контуры, тонкие пыльные страницы, шершавую обложку. Я захлопываю книгу. Аделина подпрыгивает.

— Скажи мне, где он.

— Как ты смеешь! Кем ты себя воображаешь?

— Я член Гвардии, и судьба всего населения Лориен зависит от того, выживу я или нет, Аделина! Как ты могла отвернуться от своего народа? Как ты могла отвернуться от землян? Джон Смит, который, я думаю, один из Гвардейцев, сейчас скрывается от властей в США. Когда недавно его пытались задержать, он смог двигать полицейского, не прикасаясь к нему. Как это делаю я. Как я только что сделала с твоей книгой. Разве ты не видишь, что происходит, Аделина? Если мы не начнем помогать, то навсегда будет потеряна не только Лориен, но и Земля, и этот дурацкий приют, и этот дурацкий город!

— Как ты смеешь называть это место дурацким! — Аделина подступает ко мне со сжатыми кулаками. — Это единственное место, куда нас пустили, Марина. И только благодаря ему мы еще живы. А что сделали для нас лориане? Они сунули нас на корабль, в котором мы пропутешествовали целый год, и вытолкнули на жестокой планете, не дав ни плана действий, ни инструкций, кроме как прятаться и обучаться. Чему обучаться?

— Тому, как победить могадорцев. Как вернуть Лориен. — Я качаю головой. — Возможно, другие сейчас сражаются, думают, как нам объединиться и вернуться домой, а мы торчим в этой тюрьме и ничего не делаем.

— Я живу осмысленной жизнью, помогая человечеству своими молитвами и служением. И тебе бы надо так жить.

— Твоим единственным предназначением на Земле было помогать мне.

— Ты ведь жива?

— Только формально, Аделина.

Она снова садится в кресло и раскрывает на коленях Библию.

— Лориен умерла и похоронена, Марина. В чем же здесь смысл?

— Лориен не умерла — она в спячке. Ты сама так говорила. И главное, мы не мертвы.

Она тяжело сглатывает.

— Нам всем выписали смертный приговор, — говорит она слегка срывающимся голосом. Потом гораздо мягче добавляет: — Мы были обречены с самого начала. Пока мы здесь, мы должны творить добро. Тогда мы сможем рассчитывать на хорошую загробную жизнь.

— Как ты можешь так говорить?

— Потому что такова реальность. Мы последние представители умирающего народа, и скоро мы тоже умрем. И да поможет нам Бог, когда настанет этот час.

Я качаю головой. Мне совсем неинтересно толковать о Боге.

— Где мой Ларец? Он в этой комнате? — Я обхожу комнату, оглядывая потолочные крепления, потом приседаю и заглядываю под несколько кроватей.

— Даже если бы он у тебя был, без меня ты не можешь его открыть, — говорит она. — Ты это знаешь.

Она права. Если верить тому, что она говорила мне много лет назад, когда ей еще можно было доверять, то я не могу без нее открыть Ларец. На меня наваливается ощущение безысходности. Все сразу: следы на снегу, Джон Смит в бегах, абсолютная клаустрофобия Санта-Терезы, а тут еще Аделина, мой Чепан, которая должна была помогать мне оттачивать мои Наследия, а вместо этого поставила крест на нашей миссии. Она даже не знает, какие у меня появились Наследия. Я могу видеть в темноте, дышать под водой, сверхбыстро бегать, двигать предметы силой мысли и спасать растения, которые оказались на грани смерти. Меня охватывает страх, и тут, в самый неподходящий момент, в комнату входит сестра Дора. Она упирается кулаками в бедра.

— Ты почему не на кухне?

Я смотрю на нее и копирую ее хмурую мину.

— Да заткнись ты, — говорю я и, не успевает она ответить, выхожу из комнаты. Я бегу по коридору, вниз по лестнице, снова хватаю свою куртку и выскакиваю за двойные двери.

Я иду и в страхе озираюсь на тени вдоль дороги. Хотя мне по-прежнему кажется, что за мной следят, я не замечаю ничего необычного. Оставаясь настороже, я быстро спускаюсь с холма. Я добираюсь до кафе и вхожу в него — просто потому, что это единственное место, которое сегодня открыто. Из двадцати столиков примерно половина занята, и я очень признательна за это: мне сейчас очень хочется, чтобы вокруг были люди. Я уже собираюсь сесть, когда вижу Гектора. Он в одиночестве сидит в углу и пьет вино.

— Почему ты не на El Festín?

Он поднимает на меня глаза. Он чисто выбрит, взгляд ясный и острый. Он выглядит отдохнувшим и даже хорошо одет. Я уже давно его таким не видела. Интересно, надолго ли его хватит.

— Я думала, ты не пьешь по воскресеньям, — говорю я и тут же жалею, что сказала это. Сейчас у меня только двое друзей — Гектор и Элла, и одна из них сегодня уже пропала. Мне не хочется еще и огорчать Гектора.

— Я тоже так думал, — говорит он без обиды. — Если ты когда-нибудь познакомишься с человеком, который пытается утопить в вине свои печали, мягко объясни ему, что печали умеют плавать. Ну, присаживайся, присаживайся, — говорит он, выталкивая ногой из-под стола стул. Я плюхаюсь на него. — Как поживаешь?

— Я ненавижу это место, Гектор. Ненавижу всей душой.

— Дурной день?

— Здесь каждый день дурной.

— Да нет, это место не такое уж страшное.

— Почему ты всегда такой довольный?

— Алкоголь, — говорит он с кривой усмешкой. Он наливает себе из бутылки. Похоже, это первый бокал. — Я бы не рекомендовал этот метод другим. Но мне подходит.

— Ах, Гектор, — говорю я, — я бы хотела, чтобы ты не пил так много.

Он смеется. Делает глоток:

— А знаешь, чего бы я хотел?

— Чего?

— Чтобы ты не выглядела все время такой печальной, Марина морская.

— Не знала, что я так выгляжу.

Он пожимает плечами.

— Я это замечаю. Но Гектор — очень чувствительная натура.

Я смотрю налево и направо, поочередно фиксируя взгляд на каждом лице. Потом беру со стола салфетку и кладу себе на колено. Потом снова на стол. Снова на колено.