Дочь Евы - Оноре Бальзак

Мари внимала этим словам, проникнутым добротою, и множество противоположных чувств обуревало ее; однако над всем этим ураганом одержало верх пылкое восхищение Феликсом. Благородные и гордые души трогает бережное с ними обращение. Деликатность для уязвленного чувства — это то же, что помощь милосердия для больного тела. Мари оценила великодушие человека, готового опуститься к ногам согрешившей женщины, чтобы не видеть, как она краснеет от стыда. Она убежала, словно обезумев, и тут же возвратилась, подумав, что ее возбуждение могло встревожить мужа.

— Подождите, — сказала она ему и исчезла. Феликс искусно подготовил ей отступление; он сразу же был вознагражден за свою дипломатию: Мари вернулась, держа в руках все письма Натана, которые тут же ему отдала.

— Судите меня, — сказала она, опустившись на колени, — Может ли судить тот, кто любит? — ответил он. Взяв письма, он бросил их в огонь, понимая, что впоследствии она бы, пожалуй, не простила ему, если б он их прочел. Мари рыдала, уронив голову на колени графа.

— Дитя мое, а где же твои письма? — спросил он, приподымая ее голову.

При этом вопросе графиню покинуло ощущение нестерпимого жара, от которого пылали ее щеки: ей стало холодно — Чтобы ты не подозревала своего мужа в клевете на человека, который показался тебе достойным твоей любви, сама Флорина вернет тебе твои письма. Я заставлю ее это сделать.

— Но почему бы ему самому не отдать их по моей просьбе?

— А если он откажется? Графиня поникла головой.

— Свет мне противен, я больше не хочу в нем бывать, — сказала она, — я буду жить наедине с тобою, если ты простишь меня.

— Ты бы, пожалуй, снова затосковала. Да и что скажет свет, если ты вдруг станешь затворницей? Весною мы отправимся в путешествие, посетим Италию, прокатимся по Европе, в ожидании того времени, когда тебе придется воспитывать не только нашего первенца. А завтра мы непременно должны быть на балу в Опере, иначе нам твоих писем не вернуть без шума и огласки. И, отдав их тебе, разве не докажет Флорина свою власть?

— И я это увижу? — спросила в ужасе графиня.

— Завтра ночью.

На другой день, в двенадцатом часу ночи, на балу в Опере, Натан прогуливался по фойе с маскою, держа ее под руку с видом заботливого супруга. К ним подошли две замаскированные женщины.

— Дуралей! Ты себя губишь! Мари здесь и видит тебя, — сказал Натану Ванденес, переодетый женщиной.

— Если ты захочешь выслушать меня, ты узнаешь тайны, которые скрыл от тебя Натан, и поймешь, какая опасность угрожает твоей любви к нему, — сказала Флорине трепещущая Мари.

Натан тотчас же оставил руку Флорины и устремился вслед за графом, который скрылся от него в толпе. Флорина села рядом с графиней на скамью, а по другую сторону от нее сел Ванденес, вернувшийся, чтобы охранять свою жену.

— Выкладывай, милочка, — сказала Флорина, — и не рассчитывай долго морочить меня. Никто на свете не отнимет у меня Рауля, поняла? Я держу его на привязи привычки, а это стоит любви.

— Прежде всего — Флорина ли ты? — спросил Феликс.

— Вот так вопрос! Если ты этого не знаешь, как же ты хочешь, чтобы я тебе верила, мошенник?

— Спроси-ка у Натана, который сейчас разыскивает свою возлюбленную, где он провел ночь три дня тому назад! Он пытался покончить с собой, душечка, из-за безденежья, а ты этого и не знала. Вот как ты посвящена в дела человека, которого любишь, если верить твоим словам. Любишь, а оставляешь без гроша, и он убивает себя, или, вернее, промахивается. Неудачное самоубийство так же смешно, как дуэль без единой царапины.

— Ты врешь, — сказала Флорина, — он у меня обедал в этот день. А вечером… Беднягу преследовали. Он спрятался. Вот и все.

— Так спроси в гостинице «Майлл», не привезла ли его туда умирающим одна красавица, с которой он целый год поддерживал нежные отношения; письма твоей соперницы хранятся у тебя под самым носом, в твоей комнате. Если желаешь проучить Натана, поедем все трое к тебе домой; там я докажу тебе с документами в руках, что в скором времени он отправится на улицу Клиши. Разве только ты по доброте своей убережешь его от этого.

— Втирай другим очки, милый мой, а Флорину не надуешь. Я уверена, что Натан ни в кого не может быть влюблен.

— Ты хочешь сказать, что он удвоил к тебе внимание с некоторых пор? Но это-то и доказывает, что он сильно влюблен…

— В светскую женщину? Он?.. — сказала Флорина — Такие пустяки меня не беспокоят.

— Послушай! Хочешь, он подойдет к тебе и скажет, что сегодня не может проводить тебя домой?

— Если ты мне покажешь такой фокус, я отвезу тебя к себе, и мы поищем эти письма. Я в них поверю, когда увижу их. Не пишет же он их, пока я сплю!

— Сиди здесь, — сказал Феликс, — и смотри. Он взял под руку жену и отошел на два шага от Флорины. Вскоре Натан, бегая взад и вперед по фойе, повсюду высматривая свою маску, как собака ищет хозяина, вернулся на то место, где его предупредили об опасности. Прочитав на лице Натана беспокойство, которое легко было заметить. Флорина выросла перед писателем как срок платежа, и властно сказала ему;

— Я не хочу, чтобы ты уходил, у меня на это есть причины.

— Я — Мари! — шепнула тогда графиня на ухо Раулю, по совету мужа. — Кто эта женщина? Оставьте ее немедленно, выйдите отсюда и ждите меня внизу, у лестницы Оказавшись в таком отчаянном положении, Рауль с силой оттолкнул руку Флорины, не ожидавшей этого маневра; как ни крепко она его держала, ей пришлось выпустить его. Натан сразу затерялся в толпе.

— Ну что, прав я был? — шепнул Феликс оторопевшей Флорине, предлагая ей руку.

— Так и быть, едем, кто бы ты ни был! Твоя карета здесь?

Ванденес, не отвечая, увел ее из фойе и побежал за женой, в то место под перистилем, где они условились встретиться. Через несколько мгновений карета примчала их к дому актрисы. Она сняла маску. Графиня Ванденес вздрогнула от изумления при виде Флорины, задыхающейся от бешенства, великолепной в своем гневе и ревности.

— Тут где-то есть портфель, ключ от которо! о Натан никогда тебе не доверял, — сказал ей Ванденес. — В нем должны лежать письма.

— На этот раз я заинтригована: тебе, наверное, известно то, что беспокоит меня последнее время, — сказала Флорина и бросилась в кабинет за портфелем.

Ванденес видел, как побледнела его жена под маской. О близости Натана к актрисе комната Флорины говорила больше, чем хотела знать его идеальная возлюбленная. Глаз женщины умеет в один миг прозревать истину в такого рода вещах, и графиня увидела в признаках общности домашней жизни подтверждение того, что ей сказал Ванденес.

Флорина вернулась с портфелем.

— Как его открыть? — спросила она.

Актриса послала за кухонным ножом; и когда горничная принесла его. Флорина, потрясая им, воскликнула насмешливым тоном:

— Вот чем режут цыплят!

Словцо это, бросившее в дрожь графиню, объяснило ей еще лучше, чем объяснил накануне муж, в какую бездну она чуть было не соскользнула.

— Ну и дура же я! — сказала Флорина. — Лучше взять его бритву, И, взяв бритву, которую Натан так недавно держал в руках, она разрезала сафьян по сгибу, и сквозь щель выпали письма Мари. Флорина выхватила одно из них наудачу.

— Да, это и вправду от важной дамы! Тут, верно, ни одной грамматической ошибки не найдешь!

Ванденес взял письма и передал их жене; подойдя к столику, она проверила, все ли они здесь.

— Не уступишь ли ты их нам в обмен на это? — спросил Ванденес, показывая Флорине контррасписку на сорок тысяч франков.

— Вот дурак! Подписывает такие бумаги! — сказала Флорина, читая расписку. — «Получено наличными!..» Ну, подожди, покажу я тебе графинь!.. А я-то изводилась в провинции, собирая деньги! А я-то готова была для его спасения навязать себе на шею одного биржевика! Вот они, мужчины! Бьешься для них, как рыба об лед, а они тебя топчут ногами! Он мне за это заплатит! Графиня де Ванденес убежала с письмами.

— Эй ты, прекрасная маска! Оставь мне хоть одно, как улику!

— Это уже невозможно, — сказал Ванденес.

— Почему же?

— Эта маска — твоя бывшая соперница.

— Вот как? Она могла бы мне по крайней мере сказать спасибо!

— А за что же ты берешь эти сорок тысяч франков? — ответил Ванденес, откланиваясь.

Молодые люди, изведав все муки неудавшегося самоубийства, очень редко повторяют эту попытку. Когда она не спасает человека от жизни, она его спасает от добровольной смерти. Поэтому у Рауля уже не было намерения покончить с собою, когда он очутился в еще худшем положении, чем прежде, увидев в руках Флорины расписку, выданную им на имя Шмуке и, очевидно, полученную ею от графа Ванденеса. Он надеялся встретиться с графиней, объяснить ей характер своей любви, горевшей в его сердце ярко, как никогда. Но, столкнувшись с ним на каком-то рауте, она бросила на него пристальный и презрительный взгляд, который вырывает непроходимую пропасть между мужчиной и женщиной. Несмотря на свою самоуверенность, Натан до конца зимы ни разу не решался ни заговорить с графиней, ни даже подойти к ней.