Семейные узы. Смятение чувств - Анна Альварес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассуждая так, Педру вновь ошибался, как и в случае с Алексом. На самом же деле Синтия не была влюблена в Ромеу и принимала его ухаживания лишь затем, чтобы не оставлять никакой надежды Алексу. Так ей было легче общаться со своим давним другом. Когда у нее появлялся какой-то парень, Алекс, конечно, страдал, но при этом начинал жить своей жизнью, никак не связанной с Синтией, и даже, случалось, проводил время в обществе девушек.
Но Педру этого не знал и про себя называл Синтию вертихвосткой, меняющей ухажеров как перчатки.
А Синтия продолжала считать его злобствующим закомплексованным дикарем и радовалась тому, что ей не приходится общаться с ним по работе благодаря мудрому решению Алмы.
Но однажды Синтия допоздна задержалась на конюшне, и Педру, привыкший уходить с работы последним, вскипел, подумав, что она специально хочет продемонстрировать свое служебное рвение.
— Показушничаешь? Рассчитываешь на то, что дежурный конюх расскажет завтра Алме, какая ты усердная и самоотверженная в работе? — подступил он к Синтии, гневно сверкая глазами.
— А ты опять провоцируешь меня на ссору? Или, может быть, на драку? — не осталась она в долгу.
Педру действительно в тот момент хотелось ее ударить, но допустить этого он не мог и всего лишь сказал, что ненавидит таких выскочек, как она.
— Да ты просто боишься проиграть женщине! — ответила на это Синтия, вызвав еще больший гнев Педру.
— Ты не зарывайся! — произнес он угрожающе. — А то я и правда могу тебя отхлестать, как строптивую кобылу. Хотя лошадей я никогда не бью.
— А женщин, значит, бьешь?
— Нет. Но ты сама напрашиваешься. Я тебя ненавижу.
— А за что ты меня ненавидишь? Если это не соперничество, то в чем же причина?
— В твоем непомерном самомнении. Ты на конюшне всего-то без году неделю, а уже возомнила себя тут самой главной персоной!
— Ну я же говорю: ты боишься конкуренции, — подхва¬тила Синтия. — А это свидетельствует о твоей слабости и несостоятельности.
— Да кто ты такая, чтобы я вступал с тобой в соревнование? Не слишком ли много чести для тебя?
— А ненавидеть меня, по-твоему, лучше? Это делает тебе честь? Если мужчина ненавидит женщину…
Она хотела сказать, что Педру ведет себя не по-мужски, а он прервал ее, неожиданно для обоих повернув их непримиримый спор совсем в другое русло:
— Я знаю эту теорию Алмы! От ненависти до любви… Чушь! Ей повсюду мерещится любовь. Наверняка она и тебе уже все уши прожужжала!
Сам того не желая, Педру выставил напоказ еще один свой недостаток: мнительность. Недавно Алма поддела Педру, сказав, что его неравнодушие к Синтии чревато опасными последствиями, а он сразу же вообразил, как обе дамы смеются над ним, сплетничая о любви и ненависти. Ему даже в голову не пришло, что Алма могла пошутить так только с ним, а с Синтией ничего подобного и не обсуждала.
Между тем Синтию словно молнией пронзило: она вдруг поняла, что именно кроется за ненавистью Педру, и прямо сказала ему об этом:
— Да, теперь все ясно, ты ненавидишь не меня, а себя — за то, что я волную тебя как женщина!
— Самовлюбленная дура! — гневно выпалил Педру. — Ты неотразима, как же! Все мужчины так и ползают перед тобой!
— Все или не все, но ты точно боишься соблазна. Делаешь вид, будто я тебе противна, а сам постоянно ищешь меня взглядом.
— Кто вбил тебе в голову такую нелепость? Может быть, Алекс?
— Алекс меня любит и не скрывает этого. В отличие от тебя он не боится быть искренним! — вступилась за друга Синтия.
— А мне тоже нечего скрывать. Я тебя в упор не вижу! Даже сейчас, когда ты стоишь прямо передо мной.
— Ну да, как бы не так! — усмехнулась Синтия. — Ты следишь за мной, я иногда спиной чувствую твой взгляд.
— Наверное, тебе очень хочется, чтобы так было на самом деле. Но это бредовая фантазия, — ответил Педру.
— Нет, это правда. Женщины распознают мужскую страсть намного раньше, чем ты думаешь, — подлила масла в огонь Синтия, заставив Педру оправдываться.
— Да, это страсть, — подтвердил он. — Но только не любовь, не обольщайся! Это ненависть с первого взгляда!
— Желание с первого взгляда, вожделение, — рискованно поправила его Синтия.
Окончательно потеряв самообладание, Педру больно схватил ее за плечи — точно так же, как во время их недавней стычки из-за больной лошади. И вновь, как тогда, Синтия почувствовала, что он борется с желанием поцеловать ее и только поэтому действительно может пустить в ход кулаки.
— Я не боюсь тебя, Педру! — произнесла она с вызовом. — Ни твоей ненависти, ни твоей страсти.
Она и впрямь была готова к любому его действию. Ударит? Поцелует? Ну и пусть! Существовавшее между ними напряжение достигло своего пика, и разрядка — любая, даже самая невероятная, — тут была просто необходима.
Педру, однако, не мог решиться ни на то ни на другое. Он только тряс ее изо всех сил и говорил:
— Не надейся, что можешь приручить меня! Я не Алекс, который перед тобой пресмыкается.
Он делал все возможное, чтобы избежать страшного срыва, на какой был способен в ту минуту, но Синтия сама уже не могла остановиться, да и не хотела этого.
— Ты тоже пресмыкаешься, — сказала она. — Только по-другому, не так как Алекс.
Стерпеть такое оскорбление Педру не мог и резко, с силой отшвырнул от себя Синтию. Но она успела вцепиться в него, пытаясь устоять на ногах, и в результате они упали оба, причем, очень неудачно — прямо в лошадиный навоз. Правда, это курьезное обстоятельство их в конечном счете и отрезвило. Они молча, не глядя друг на друга, разошлись в разные стороны, страстно желая одного: поскорее отмыться не только от грязи и навоза, но вообще от всего, что с ними тут произошло.
Синтия вскочила в свою машину и уехала мыться домой.
А Педру стал приводить себя в порядок здесь, на конюшне.
Переодевшись в робу конюха, он уже хотел было выбросить свой костюм в мусорный бак, но тут из кармана пиджака вдруг раздался звонок мобильного телефона.
Звонила ему Ирис. Сказала, что ее отец совсем плох, хотя после приезда внука ему стало немного получше.
— Какого внука? — не понял Педру.
— Сына Элены, — пояснила Ирис. — Он приезжал к нам вместо матери. Она сейчас в Японии, а папа очень хочет с ней поговорить. Я уже не раз ей звонила, но она не шевелится.
— У тебя есть ее телефон? — оживился Педру. — Ты знаешь, где она живет?
Ирис это не понравилось, и она глазом не моргнув соврала:
— У меня был ее телефон, но сейчас куда-то подевался. А что? Ты хочешь ей позвонить?
— Нет, я просто спросил, — ответил он, к большому удовольствию Ирис.