Острова в океане - Эрнест Миллер Хемингуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эдди, будь добр, дай мне чего-нибудь выпить! — крикнул он.
— А чего вы хотите? — Эдди высунулся из кокпита. Он был в старой фетровой шляпе, в белой рубашке, от яркого солнца глаза у него налились кровью, и Томас Хадсон заметил, что его губы смазаны меркурохромом.
— Что это у тебя со ртом? — спросил он.
— Так, кое-какие неприятности вчера вечером. Я только сейчас смазал. А что, очень заметно?
— Ты похож на захолустную шлюху.
— Ч-черт! — сказал Эдди. — Мазнул в темноте, не глядя. Просто так, на ощупь. Что же вам дать — с кокосовой водичкой? У меня кокосовая водичка есть.
— Прекрасно.
— А «Зеленого Айзека» не хотите?
— Еще лучше. Давай «Зеленого Айзека».
Томас Хадсон лежал на матрасе, пряча голову в тени приборной доски, и когда Эдди взошел на мостик с высоким стаканом холодного питья, составленного из джина, лимонного сока, зеленоватой кокосовой воды и мелкого льда с несколькими каплями ангостурской настойки для придания ему ржаво-розового цвета, он поставил бокал в тень, чтобы лед не растаял, пока он смотрит на море.
— Дела у мальчиков идут неплохо, — сказал Эдди. — Рыбы на обед нам хватит.
— А что будет еще?
— К рыбе картофельное пюре. Еще салат из помидоров. Да вот этот, картофельный. С него и начнем.
— Звучит аппетитно. А картофельный готов?
— Картофель еще не остыл, Том.
— Эдди, а ты ведь любишь заниматься стряпней?
— Еще как люблю! Я люблю ходить в море на катере, и я люблю стряпать. А чего не люблю, так это скандалить, драться и попадать во всякие истории.
— Во всяких историях ты обычно держался молодцом.
— Я старался не ввязываться в них. Иной раз не избежишь, но я всегда старался.
— А что случилось вчера вечером?
— Ничего.
Ему не хотелось говорить об этом. Он никогда не говорил и о своем прошлом, где всяких историй было предостаточно.
— Ладно. А чем ты нас еще угостишь? Ребят надо кормить как следует. Они растут.
— Я испек дома пирог и захватил его сюда. На льду лежат два свежих ананаса. Нарежу их ломтиками.
— Отлично. А как рыба будет приготовлена?
— Как вам угодно. Выберем что получше из их улова и сварим или поджарим, кто как захочет. Дэвид только что поймал хорошую американскую сельдь. У него еще одна была, но он ее упустил. А эта большая. Только вот далеко он заплыл, слишком далеко. И рыбу все еще не отдал Джозефу, а тот, дьявол, гонит со своей шлюпкой к Энди.
Томас Хадсон поставил стакан в тень и поднялся.
— О господи! — сказал Эдди. — Смотрите.
Выделяясь на синей воде, точно коричневый шлюпочный парус, вспарывая волны, двигаясь вперед могучими, стремительными посылами хвоста, высокий треугольный плавник приближался к той яме у конца рифа, где мальчик в маске высоко поднимал над водой руку, в которой была рыба.
— О господи! — сказал Эдди. — Молот-рыба, сука окаянная. О господи, Том! О господи!
Поздней Томас Хадсон вспоминал, что его больше всего поразила высота плавника и то, как он поворачивался и вздрагивал, точно собака, идущая по следу, и как он прорывался вперед, будто рыскал из стороны в сторону.
Он поднял свой «манлихер» и выстрелил, упреждая плавник. Получился перелет, вода фонтаном взметнулась вверх, и он вспомнил, что ствол ружья покрыт смазкой. Плавник по-прежнему буравил воду.
— Бросай ей рыбу, бросай рыбу! — крикнул Дэвиду Эдди и спрыгнул с края рубки в кокпит.
Томас Хадсон снова выстрелил, и фонтан воды взметнулся теперь позади плавника. Он почувствовал, как ему свело желудок, будто что-то схватило его изнутри и держит, и выстрелил снова, стараясь целиться как можно точнее и чтобы рука не дрогнула, понимая все значение этого выстрела, — и водяной фонтан взлетел впереди плавника. Плавник шел все с тем же страшным напором. У Томаса Хадсона остался один выстрел, запасных патронов не было, а громадная акула была ярдах в тридцати от мальчика и двигалась к нему, все так же вспарывая воду. Дэвид снял рыбу с гарпуна и держал ее в руке, маска была сдвинута у него на лоб, и он пристально смотрел на приближавшуюся акулу.
Томас Хадсон заставлял себя преодолеть скованность и собраться, заставлял себя сдерживать дыхание и не думать ни о чем другом, кроме выстрела; нажать на спуск и метить, чуть упреждая, в основание плавника, который подрагивал теперь сильнее, чем вначале. И вдруг он услышал, как с кормы застрочил автомат, и увидел, как вокруг плавника запрыгали фонтанчики. Потом короткая очередь, и вода вскипела у самого основания плавника. Он выстрелил, и стрекот послышался снова — дробный, тугой, и плавник завалился, вода вокруг него закипела, а потом молот-рыба — такая большая, какой он никогда не видел, — поднялась из моря белым брюхом вверх и начала бешено крутиться на спине, взбаламучивая воду, как акваплан. Брюхо отсвечивало непристойной белизной, пасть шириной в ярд была как опрокинутая ухмылка, рога огромные, с глазами на концах. Она подскакивала и скользила по воде. Эдди строчил по ней из автомата, всаживал пули в ее белое брюхо, рвал его, оставляя на нем темные пятна, которые сразу же алели, и наконец она перевернулась на бок и пошла вниз, и Томас Хадсон увидел, как она крутится волчком, уходя под воду.
— Сюда их, окаянных, гоните, — услышал он голос Эдди. — Не могу я больше на это смотреть.
Роджер быстро подплывал к Дэвиду, а Джозеф уже спешил к ним, втащив Энди в шлюпку.
— Господи, твоя воля! — сказал Эдди. — Видали вы когда-нибудь такую акулищу? Слава богу, что они выходят на поверхность, когда идут за добычей. Слава богу! Они, сволочи, всегда плывут поверху. Видали, как она шла?
— Дай мне коробку с патронами, — сказал Томас Хадсон. Он еле держался на ногах, его мутило. — Все сюда! — крикнул он.
Они приблизились к шлюпке, и Роджер подсаживал в нее Дэвида.
— Теперь уж пусть ловят рыбу, — сказал Эдди. — Теперь все здешние акулы на эту набросятся. Эта весь океан сюда соберет. Видали, как она перевернулась брюхом вверх, а потом давай и давай крутиться? О господи, вот
