Древняя Русь: Образование Киевского государства и введение христианства - Вячеслав Оргиш

Справиться с болгарским царем без посторонней поддержки Византия оказалась не в силах. Император стал добиваться военно-политического союза с Киевом. Но чтобы подобный союз был действенным и прочным, требовалось осуществить важное предварительное условие устранить идейное влияние, идущее на Русь из Болгарии по религиозным каналам, и заменить его собственным. Задача, следовательно, состояла в том, чтобы учредить на Руси такую церковную организацию, которая могла служить альтернативой болгарскому воздействию. Это политическое соображение стало одним из главных мотивов, побудивших Константинополь требовать у Владимира крещения Руси.

Дипломатия Василия принесла свои плоды. Кроме того что был обращен еще один «варварский» народ и укреплены торгово-экономические связи с ним, империя приобрела важные источник пополнения крайне необходимой для нее военной силы. После многих неудач перевес в борьбе склонился на сторону армии императора, в составе которой начали действовать русские войска. В 1014 г. византийцы в решающем сражении разбили все соединенные силы болгарского царя Самуила. Свой военный триумф Василий II ознаменовал ужасающей жестокостью, по его приказу было ослеплено 15 тысяч захваченных в плен болгар, которых проводили на родину оставленные на каждую сотню одноглазые поводыри. За свою неслыханную жестокость Василий получил прозвище Болгаробойца. Болгарское царство, 300 лет угрожавшее Византии, перестало существовать.

Далеко идущие намерения Византии в сфере религиозной политики, нацеленные на ослабление русско-болгарских отношений и усиление зависимости Киева от византийских императоров, по-видимому, не остались не замеченными. Как можно предположить, Владимир позднее стал отходить от взятого им курса на приоритетное развитие связей с империей. Исторические указания на это связаны с обстоятельствами его последней женитьбы. Византийская принцесса, обвенчанная с киевским князем в Корсуни, в летописи почти совсем не упоминается. Под 1011 г. о ней сказано лишь второй и последний раз: «преставилась Владимирова царица Анна» [73, 288].

Столь равнодушное отношение летописи к царственной особе наводит на мысль, что корсунский брак оказался неудачным и Анна вскоре была удалена от мужа. Что подобный оборот вполне возможен, косвенно подтверждают следующие обстоятельства. Из древних источников явствует, что у Ярослава после смерти отца была мачеха, что младшие сыновья Владимира Борис и Глеб были детьми «болгарыни». И поскольку «Сказание о Борисе и Глебе» (написано в начале XII в.) говорит об убийстве их Святополком «окаянным» в отрочестве, сразу после смерти отца (1015 г), то они родились никак не раньше брака с Анной. А так как сказано, что они сыновья «болгарыни» [73, 255], т. е. византийская жена к их появлению на свет отношения не имела, то надо думать, что Владимир удалил от себя царевну и жил с той самой болгарыней, которая родила ему Бориса и Глеба.

Можно предположить, что Владимир, разгадав дипломатические замыслы Византии и не желая впадать в зависимость от нее, посчитал за лучшее держать Анну, несомненно стремившуюся блюсти интересы своей заморской фамилии, подальше от себя. В противовес византийцам он вознамерился наладить отношения с болгарской церковью и сделал первые шаги в этом направлении (маловероятно, чтобы константинопольская церковь могла одобрить разрыв князя с императорской сестрой и благословить его женитьбу на «болгарыне»- мачехе Ярослава).

Намерениям Владимира не суждено было сбыться. В 1015 г. русский князь умер. К тому же развитие исторических событий благоприятствовало противоположным тенденциям. После сокрушительного поражения болгарских войск в ущелье Чимбалонги, по дороге из Серр в Мельник (29 июля 1014 г.), сопротивление продолжалось еще четыре года. Но в 1018 г. страна была покорена. Ситуация на Балканском полуострове резко изменилась. По Струмицкому договору Болгария оказалась во власти Константинополя. Сохраняя старинную религиозную организацию, Василий II включил в этот договор условие, по которому Иоанн Охридский оставлял за собой право управлять болгарской церковью, но уступал титул патриарха и оставался в сане архиепископа.

Уступка означала, что болгарская церковь хотя и продолжала быть автокефальной, но статус ее нельзя было приравнять к статусу церкви византийской. Охридская церковь имела в своей структуре епархии, но не имела той завершенности, которая образует пирамиду церковной иерархии во главе с патриархом. Если бы русская церковь пожелала перейти под начало Охриды, то не смогла бы сделать подобный шаг, поскольку такое начало у болгар было отнято. Болгарская церковь оказалась сведенной на положение митрополии с правом на самостоятельное управление. Киеву, самому претендовавшему на митрополию, в церковной политике пришлось развивать сотрудничество с Византией, которая, будучи заинтересованной в том, чтобы северный сосед не препятствовал удушению Болгарии, в свою очередь сама искала дружбы с ним.

Движимый встречными интересами наследник Владимира Ярослав Мудрый (1015-1054 гг.) учредил в Киеве митрополию, которую возглавил доверенный византийского патриарха грек митрополит Феопемпт. Добиваться ослабления связей русской церкви с болгарским архиепископством при одновременном усилении ее зависимости от константинопольского патриарха стало для византийцев делом первостепенной важности.

Но константинопольские политики ошиблись, когда посчитали, что сумеют удержать северного соседа на вторых ролях. Очень скоро Ярослав, продолживший и завершивший дело отца, превратил свою столицу Киев в соперника Константинополя. Предпринятые Владимиром радикальные преобразования в сфере религиозной жизни древнерусского народа стали стержнем религиозной политики его сына. В словах, обращенных к «равно-постальному князю», современник Ярослава киевский митрополит Иларион так характеризовал его религиозную деятельность: «Весьма добрым и верным свидетелем твоего благоверия служит сын твой Георгий (Ярослав), которого сотворил господь преемником по тебе на престоле: он не нарушает твоих уставов, но утверждает; не уменьшает учреждений твоего благоверия, но еще распространяет; не искажает, но приводит в порядок; он недоконченное тобою окончил, как Соломон предприятия Давидовы» [79, 151-152].

Главную задачу в сфере религиозной политики Ярослав видел в том, чтобы строить церкви, комплектовать кадры духовенства, открывать монастыри, распространять книжную грамоту и просвещение. В результате организованных им мероприятий «начала вера христинская плодиться и распространяться, и черноризцы стали множиться, и монастыри появляться». Понимая огромное значение книжной грамоты как основы просвещения, Ярослав организовал написание большого числа «книг, по которым верующие люди учились и наслаждались учением божественным» [73, 302].

Однако преемнику Владимира пришлось столкнуться с немалыми трудностями. Кроме оказывавшего серьезное сопротивление язычества, надо было, сообразуясь с принятой ориентацией на Византию, преодолевать традиции и установления болгарского происхождения, заменяя их греческими. Для этого требовалось освободиться от той зависимости, которая шла из Болгарии вместе с ее книгами. Поэтому и собрал князь «книгописцев множество, которые переводили с греческого на славянский язык» [73, 302].

Новое направление в церковной жизни, вытеснявшее первоначально существовавший в Киеве болгарский религиозный уклад, искало идей, которые бы отражали дух и настроения Византии. На смену перенятым у болгар религиозным установкам, распространенным в Киеве накануне выступления Владимира и при нем, когда христианство еще «было проникнуто светлым и возвышенным оптимизмом мировой религии» [65, 12], приходят византийские церковные традиции, сторонником которых становится Ярослав. Н. К. Никольский, анализируя церковно-религиозные воззрения древнерусского христианства, обращает на это обстоятельство особое внимание [65, 1-23]. Вероисповедные и нравоучительные памятники времени княжения Владимира, носят, по его наблюдениям, черты, свободные от монашеской аскезы и негативного отношения к реальной жизни (таковы Начальная летопись, Жития Владимира, Иаков Мних, писания киевского митрополита Илариона, переводы Толкований на пророка, Толковой Палея) [6].

Вера еще понимается как твердая уверенность в том, что крещение – акт, достаточный для спасения. В представлениях о христианстве просматривается религиозный оптимизм: стоит человеку креститься – и спасение ему обеспечено. Покаяние имеет пока второстепенное значение, на первом месте стоит милостыня, ее приравнивают к таинствам, отождествляют со «спасающей» силой. Владимир, вдохновленный евангельским призывом («Продайте именья ваши и раздайте нищим»; и еще: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль истребляет и воры подкапывают, но собирайте себе сокровища на небе, где моль не истребляет их и воры не крадут») повелел «всякому нищему и бедному приходить на княжий двор и брать все, что надобно, питье и пищу, и из казны деньги. Устроил он и такое: приказал снарядить телеги и, наложив на них хлебы, мясо, рыбу, различные плоды, мед в бочках, а в других квас, и развозить по городу, спрашивая: «Где больной, нищий или кто не может ходить?». И раздавали тем все необходимое» [73, 285].