Весеннее пробуждение - Т. Браун

И как ты можешь винить меня в этих чувствах?

Прошу тебя, любимый, прекрати отгораживаться от меня холодностью и предложи прощение и слова любви. Если ты не можешь меня простить, то хотя бы скажи, что понимаешь, почему я так поступила. Для меня много значит понять, что твоя любовь ко мне не угасла, даже если ты потерял доверие.

Она вытерла слезы, сложила листок и положила в конверт. Пруденс знала, что письмо вышло скомканным и никак не могло претендовать на образец хорошей прозы, но постаралась рассказать Эндрю о своих чувствах, не открещиваясь от решения вмешаться в его распределение. Потому что она не собиралась извиняться за то, что переживает за его безопасность.

Ровена беспокойно бродила по залам Саммерсета и жалела, что позволила Себастьяну и мистеру Дирксу уговорить себя сделать небольшой перерыв. Оба утверждали, что она перетруждает себя работой, подкрепляя уговоры доводом, что не стоит ждать ничего хорошего от измотанного пилота за штурвалом ценного аппарата. И вот она снова сидит дома без дела и не знает, чем себя занять. Как ни странно, несмотря на недавно обретенное счастье, безделье только укрепило ее уверенность, что в жизни по-прежнему чего-то не хватает. С несвойственной ей интуицией Ровена твердо знала, что речь идет не о мужчине. Она скучает по Пруденс. Но стоило ей задуматься о способах исправить положение, как сердце тут же сжималось при мысли о неудаче. У Пруденс есть все основания не искать с ней примирения.

Поэтому Ровена и блуждала по залам в поисках, чем бы занять руки и голову.

Тетя Шарлотта попыталась увлечь ее идеей визитов к соседям, но не стала настаивать, когда племянница отказалась. Видимо, графиня понимала, что после помолвки и новой работы Ровену уже не заманишь в сети светских обязанностей.

Даже кузина Элейн потихоньку бунтовала против авторитета матери: ей удалось отвертеться от визитов под предлогом болезни. Тетя Шарлотта поджала губы, будто откусила на редкость кислый лимон, но не стала принуждать дочь. Судя по всему, даже незыблемый саммерсетский уклад не устоял перед переменами, что творила с Британией война.

Сзади подошла Элейн и взяла Ровену под руку:

– Помнишь, как мы веселились на прошлое Рождество? А петарды?

Ровена улыбнулась. Она вспомнила, как члены Каверзного комитета незаметно рассыпались по бальному залу и подожгли несколько дюжин петард, одновременно со свечами на огромной елке. Какой тогда поднялся переполох среди гостей!

– Хотела бы я знать, где все наши друзья, – со вздохом сказала Ровена.

Кузина тоже вздохнула:

– Я знаю, что Кит, Себастьян и Колин в безопасности. Как раз вчера получила письмо от Колина. Он написал, что братья Харрисы погибли под Ипром. Ты их почти не знала, они ходили с Колином в школу и несколько раз приезжали в Саммерсет на охоту. Брат потрясен их гибелью. Наверное, нельзя привыкнуть к внезапной потере друзей, даже когда тебя постоянно окружает смерть… – Элейн замолчала и потрясла головой, словно пытаясь избавиться от мрачных образов. – Про Эдварда тебе, конечно, известно. Виктория писала, что его вот-вот отправят обратно во Францию.

– Сегодня Виктория должна прибыть в Кале. Она пока не знает, где именно будет размещен ее отряд. Где-то близко от фронта. – Помолчав, Ровена спросила: – Ты точно не хочешь проехаться со мной?

– Нет, спасибо, – покачала головой Элейн. – Я не настолько люблю верховую езду, чтобы отправляться на прогулку в ноябре. До весны я в седло не сяду.

Вчера Ровена отправила Кристобель записку и теперь надеялась, что девочка сможет выбраться из дома. Когда еще доведется вернуться в Саммерсет, Ровена не знала и хотела встретиться с девочкой, порасспросить, как у нее дела, а заодно, возможно, как дела у Джона. Она часто думала об их нечаянной встрече в Гастингсе и по-прежнему не могла разобраться в своих чувствах.

Они с Себастьяном провели чудесный день в Брайтоне, осматривая достопримечательности. Посетили аквариум, побывали в заброшенном парке аттракционов, ели на улице жареную рыбу с картофелем, как беспризорники. Себастьян не вспоминал об их недавнем разговоре, решив вместо этого показать, какой может стать их совместная жизнь.

Ровена была безмерно признательна Себастьяну за то, что он уважает ее свободу, хотя в любой момент Ровена могла унизить его гордость или даже разбить ему сердце. Она не отрицала своей привязанности к жениху, но ее чувства к нему все еще не могли сравниться с той страстной любовью, которую она питала к Джону, пусть та в итоге и обернулась жестокой, опустошающей болью.

Но что, если Джон действительно захочет вернуть ее? Заслужил ли он второй шанс после всех причиненных ей страданий? Вряд ли. Да и не смогла бы Ровена доверять ему так, как раньше. Что же тогда удерживает ее от того, чтобы отдать свое сердце Себастьяну, ведь он по-настоящему этого заслуживает? Если бы знать ответ на этот вопрос.

Она пустила лошадь галопом, стараясь не смотреть на холмистую гряду, где произошла их первая встреча с Джоном после крушения аэроплана. Перепрыгнув через изгородь, лошадь пересекла небольшой ручей, поднимая тучи брызг. Когда вдали показался сарай, Ровена натянула поводья. Кристобель любила быструю езду, и надо дать лошади возможность отдышаться перед тяжелой, без сомнения, скачкой.

При виде девочки Ровена вскинула руку в радостном приветствии, но, заметив ее залитое слезами лицо, замерла. Сердце громко заколотилось в груди.

– Что случилось? – воскликнула Ровена, останавливая лошадь рядом с жеребцом Кристобель.

– Джордж погиб под Ипром. Мы только что получили известие.

«Какое счастье, что это не Джон», – подумала Ровена, стараясь не показывать своего облегчения. Девочка и без того так много пережила, а теперь еще смерть брата.

– Моя дорогая, мне ужасно жаль. Как твоя матушка?

– Держится. Она храбрая. – Кристобель всхлипнула. – Все совсем плохо: Уильям уже во Франции, Самюэля отправили в Африку, а Джон… – Девочка остановилась, и Ровена не выдержала.

– А что Джон? – осторожно спросила она.

Кристобель поджала губы, пустила лошадь шагом, и Ровена последовала ее примеру.

– Джон приезжал домой на прошлой неделе. Он попросил своего командира отправить его во Францию. Сказал, что не может больше тренировать пилотов и посылать их на смерть и хочет сражаться. Мама умоляла его передумать, но он стоял на своем. Сказал, что присмотрит за Уильямом, но в последнее время он только и делает, что злится.

Кристобель бросила взгляд на спутницу, но Ровена не смогла встретиться с ней глазами.

– Мне очень жаль, – только и смогла выдавить она.

Девочка опустила голову и уставилась на свои руки:

– Что, если они все погибнут? И в поместье Уэллс останемся только мы с мамой? Я же не смогу выйти замуж и бросить ее одну.

– Уверена, что такого не случится.

Лишь кивнув в ответ, девочка промолчала, но по лицу было видно, что слова Ровены ее мало утешили. Сводки с фронта приходили одна мрачнее другой, а крупные сражения не пощадили почти ни одну семью.

У Ровены заныло сердце. Списки жертв этой ненасытной войны только разрастаются. Кто станет следующим? Она знала, что Джон потерян для нее навсегда, но все же не могла представить мир без него.

Глава двенадцатая

Виктория шла по госпиталю с одной мыслью: только бы не упасть на ходу от усталости. Кавалерственная дама Фурс, судя по всему, обладала нечеловеческой способностью бодрствовать сутками, не ощущая потребности во сне, а вот Виктория чувствовала себя так, будто не спала уже не первую неделю. На самом деле они высадились в Кале вчера в середине дня и лишь вечером доехали на поезде до Бове. Поезда пришлось прождать несколько часов, поскольку тот, что значился в расписании, был конфискован на военные нужды. Виктория ожидала, что в Бове они остановятся на ночлег после целого дня пути, но не тут-то было. Пришлось вскарабкаться в повозку и трястись до Шантийи, где располагался госпиталь. И теперь вместо того, чтобы показать помощницам, где они проведут ночь, госпожа Фурс попросила одну из французских сестер милосердия показать им госпиталь.

Виктория бросила взгляд на четырех других женщин из добровольческого отряда, которые приехали вместе с ней. Две были ее ровесницами и две постарше, и все выглядели такими же измученными, как и она.

Госпиталь возвели на скорую руку на окраине города. Он состоял из полудюжины строений с деревянными полами, натянутыми вместо стен брезентовыми полотнищами и крытыми жестью крышами. Холод чувствовал себя здесь полноправным хозяином. Виктория не могла унять дрожь, несмотря на расставленные через каждые двадцать футов дровяные печи. Они осмотрели уже четыре госпиталя, оборудованных почти одинаково. Насколько Виктория смогла заметить, различались они лишь по типу ранений лежащих там солдат, но она слишком устала, чтобы утверждать наверняка.