Ностальящее. Собрание наблюдений - Наталья Иванова

Такое включение — вообще принцип здешней архитектуры начиная с незапамятных времен. Церкви на Готланде ставились сначала эдакими небольшими каменными домиками, с пристроенной с востока апсидой для алтаря; на следующем этапе это романское сооружение увеличивалось за счет более крупного нефа с западной стороны, а предшествующее здание в него как бы включалось; на третьем, готическом этапе неф перестраивался, а не уничтожался, так же как и романская башня- звонница: так что все сохранялось (принцип «матрешки»), а не разрушалось — дабы после разрушения строить заново.

Но, конечно, из правила есть и исключения — так цистерцианский монастырь XII века в городе Риме (что в центре острова; по легенде, здесь после падения Римской империи хотели основать новый Рим) был разобран почти до основания теми, кто возвел из камушков бывшего монастыря здание для нового епископата.

Больше света!

Я приехала сюда в апреле, во время весны света. Свет прибывал каждый день, закат все откладывался, ежевечерне припозднялся — вот уже на четверть, на полчаса, а в конце моего пребывания не меньше чем на час. Осенью и зимой здесь становится с каждым днем мрачнее, день совсем короток, и прозрачность тогда — уловитель ускользающего света, каждого солнечного лучика, с любой стороны; карлика Аустри, Вестри или Судри. Не упустить, не проворонить. Прозрачность компенсирует дефицит света. А еще, конечно, свет искусственный: в каждом окошке либо стоит свеча в подсвечнике, либо лампа, либо над подоконником висит один, а то и два маленьких светильника: по вечерам они зажигаются мягким розовым, белым, желтым светом. Электричество здесь никто не экономит, окна балтийского Центра светятся даже ночью. Цена на электричество не поднималась в Швеции с 1946 года. Этот свет и поздно вечером, несмотря на полное отсутствие на улицах людей, делает Висбю уютно-сказочным: освещает домашние инсталляции, на каждом подоконнике — особые. На одном — цветущие фиалки в двух обливных темно-синих керамических горшках, а между ними — начищенный, сверкающий медью шандал, над ними — две конусообразные крошечные лампы в оранжевых абажурах. На другом — беломраморная обнаженная фигурка, рядом — чайная роза в фарфоровой вазе. Любимый мотив — деревянные птицы на изящных утонченных ножках, птицы и камни, камни серые, белые, красные, иногда — черные. Прозрачное, подкрашенное синим или зеленым старинное стекло — бутыли, бокалы, между ними, по контрасту, массивные медные или латунные миски. Вырезные бумажные птицы, подвешенные на невидимых нитях, колеблются в теплом воздухе лампы, освещающей их снизу.

Разгонять, укрощать, прорывать тьму и мрак, победить царство ночи, противостоящее небесным валькириям, царство холода и подземелья, — вот цель и задача.

А еще зимой около ресторанов и кафе возжигают масленки и факелы с живым огнем, прозрачно трепещущим на ветру. Ведь темнота тоже может стать полупрозрачной.

Витрины артгалерей похожи на обычные городские, и наоборот. Жизнь в Висбю в некурортный сезон замирает, город впадает в спячку, но я видела, как он постепенно, к Пасхе, просыпается; затрепетали по ветру флаги и флажки, обозначающие здесь, что заведение открыто; распахнула дверь современно-модерновая художественная галерея по моему пути в продуктовый магазин — переложили в витринах по-новому черные и белые камни, выставили вырезные каменные вазы.

Даже камень сделан прозрачным. Дырчатым. Чуть ли не сетчатым.

Витражи храма Санкта-Мария (храм, между прочим, двенадцатого века) тоже пропускают много света — на витражах небесный Иерусалим очень похож на город Висбю, типичные готландские белые домики с красными черепичными крышами; а на других — черные (как упитанные дрозды в ботаническом саду) и белые птицы. Храм тоже полон света, льющегося со всех сторон. Со Страстной пятницы освещение было совсем погашено; храм стоял темный, мрачный, как могила; в Страстную субботу перед литургией живой огонь был разведен на площади перед храмом, епископ сначала окропил его, освятил, затем зажег от него толстую свечу, больше похожую на небольшое бревно, а уж от нее зажигались свечи тех, кто входил в храм и вносил постепенно свет, потом зажигались свечи на паникадилах, свет прибавлялся и прибавлялся, орган играл громче, а хор пел веселее, и так — до яркого, полностью включенного света во всем храме, рассиявшемся и распевшемся с приходом полуночи — и с Воскресением. Победа света над тьмой была главным действом в этом протестантском, но отчасти и языческом празднике. Языческом еще и потому, что ему предшествует в Страстной четверг обязательный марш ведьм — их в этом году на городок с населением около двадцати тысяч набралось две с половиной тысячи. Откуда? Рассказываю.

В этот самый четверг мы с Леной днем пошли в университетский колледж, и я постояла на прозрачном балконе, прогулялась по учебным аудиториям, просмотрела программы, потом мы перекусили (время ланча для всей Европы святое) в столовой колледжа, где «дагенсланч» для студента стоит 35 крон (около 4 долларов), такой же для преподавателя — 55 крон (6 долларов). А потом зашли в упоительный магазин, где торгуют чаем (более 50 сортов вразвес), кофием и «тысячью мелочей», имеющих к ним отношение, — изготовленными по бабушкиным рецептам сладостями (включая марципановые яйца всех мыслимых и немыслимых цветов и размеров), ситечками, кофейниками, чайниками, ложечками, чашками и чашечками разнообразных фирм и стран. Мне больше всего понравились классические обливные английские чайники (одноцветно синие, зеленые, коричневые) ценою не меньше пятидесяти долларов за штуку. И вот любуюсь я этими чайниками, пока Лена выбирает яйцеобразные пасхальные подарки для родных и близких, и вижу рядом девочку в косынке узлом под подбородком, как у нас в деревнях, с крупнонакрашенными по лицу рыжими конопушками, подведенными черным бровями и красным — щеками. Оказалось, что это и есть одна из двух с половиной тысяч, то есть натуральная ведьма, и вот они все уже идут маршем по главной торговой улице, веселя народ, ведьмы и ведьмочки, а то и затесавшиеся ведьмаки. Ведьмочки еще и торгуют всякой ерундой, чтобы им дали денежку. А на следующий день, в Страстную пятницу, другие, а может, и те же самые люди направляются от главной, торговой площади Висбю шествием на гору Голгофу. С деревянным крестом первым идет пастор. Католичество здесь в явном меньшинстве, лютеранская церковь не отделена от государства, но в лютеранском богослужении я заметила элементы католической службы, да и иконы в церкви есть православные — экуменизм! К шествию на Голгофу допущены представители всех христианских конфессий, и все печально движутся на гору, на самое мрачное место, место повешения (в Средние, разумеется, века) за городской стеной. Там водружают крест и совершают молебен. На крепком балтийском ветру, на самой высокой точке окрестности.

Но вернемся к теме прозрачности.

Среди готландских (висбюских) ремесленников особо почетное место занимают стеклодувы, и все их действия открыты — заходите, глазейте, восхищайтесь, выбирайте, покупайте. Вот она, печь под полторы тыщи градусов, вот и готовые изделия, хрупкие и прозрачные. Глаза разбегаются — руки тянутся к кошельку. Представляю себе, что делается, когда в городе полно туристов; сейчас не сезон, и город прозрачен, и стеклодувы доступны, и ухожу с подарком — чудесным бокалом голубого стекла на длинной-длинной ноге. А по бокалу — как сороконожка пробежала, цепь крошечных пузырьков, это считается брак, и оттого бокал дешевле, а по мне — так гораздо лучше. Пузырьки в стекле — как прозрачность в прозрачности, прозрачность в квадрате. И бутылки здесь есть с круглой выдутой мастером обливной дыркой посередине — затейливые, тоже вдвойне прозрачные.

Когда идешь по дорожке вдоль моря, за пределами старого города на берегу встречаешь современное архитектурное сооружение, состоящее из двух огромных цилиндров, полустеклянных, полукирпичных, соединенных прозрачными переходами. Это местная городская больница, и палаты для тяжелых больных, неходячих, расположены так, что окна полукругом выходят на море и небо, знаменитые балтийские закаты заходят в помещение. Лена рассказала, как посещала знакомого больного, — и, войдя, уставилась на потрясающий закат. Пейзаж — феерический и каждый вечер разный по краскам — с доставкой больному. А рядом с больницей вертолетная площадка для тех, кого с острова срочно надо доставить в больницу. Или — перевезти из больницы в Стокгольм, если потребуется. Медицинская забота о человеке здесь, в Швеции, бесплатная, как и забота об образовании.

Изножье больницы почти подходит к берегу моря, где гнездятся птицы.

Вертолет с красным крестом на пузе я видела собственными глазами — вдруг зажегся красный светофор, прямо на дорожке, перед пешеходами и автомобильной трассой, заверещал сверху-сбоку, вылетел из-за мыса, приземлился на круглую красную площадку, огражденную прозрачным (!) пластиком.